Страница 46 из 119
— Мне очень жаль, Бобби, что твоя кобыла сломала ногу, мой Белый Конь не выдержит троих. — И она размазала пирожное на… на тощей груди Ники Ович. Но та поразила Щепку своим ответом, несмотря на разоблачение:
— Я не Га, Галя если по земному, а Ан — Анна, мой тет-а-тет, не Дэн, а Иначе.
— Что значит: Иначе?
— Вот и видно, мил человек, что ты стукачок, ибо не в курсе событий, которые происходили на Альфе нашей Центаре… прошу прощенья, сама уже не знаю, что говорю, привыкла уже, видимо, врать, как на Земле. И да, ответ Ники:
— У меня на самом деле не такие маленькие груди, а большие, как у Мэрилин Монро.
— Тогда, почему я их не увидела? И вот он ответ:
— Совсем сегодня запарилась, забыла надеть.
— А-а…
— Я тоже иногда думаю, что я с Альфы, ибо у меня, как у них:
— Всё искусственное, так сказать: членораздельное.
Это даже удивило Щепку, ибо да, но она не помнила, как это делается. Ника сразу взяла Щепку на удушающий, и не было даже не только сил, но и голоса позвать на помощь Василия. А он поставил себе задачу не выпускать:
— Этих коней из сектора.
Пархоменко помахал рукой из своего сектора, чтобы пулеметчик не принял его за вражеского лазутчика. Но тут вспомнил, что забыл, как точно надо махать, чтобы свои издалека не поняли то, чего не надо понимать. А именно:
— Крутить руки внутрь, или наружу? — Надо было придумать, что-нибудь такое, явно противоречащее друг другу.
— Такой пароль могла придумать только Кали, — сказал он. И не стал упоминать Щепку, имя которой тоже вертелось у него на языке, ибо. Ибо боялся, что она может с Вышки понять его нелицеприятные о ней высказывания. А она, а ее, как известно, там и не было. Сама в это время только-только вырвалась из цепких лап Ники Ович. И сказала, едва отдышавшись:
— Ты чё вцепилась в меня, как колорадский жучара в сочный картофельный лист?
— Прости, я забыла, что мы из одной бригады, — ответила Ника, надеясь, что от недостатка кровосмешения — прошу прощения — кровоснабжения, конечно. — Я пришла-то зачем?
— Зачем?
— Проверить, достаточно ли плотно ведется огонь в этом направлении.
— Зачем проверять, если здесь я.
— Ты? А кто ты? Нет, честно, я не помню, после удушающего.
— В том смысле, что ты надеешься: это я не помню, что было.
— Почему?
— Душили кого?
— Кого?
— Меня!
— Да ты что?! Меня.
— Ерунда, меня.
— Почему же тогда я чувствую легкое головокружение? И странно, Василий тоже его почувствовал. Но не от Щепки и Ники Ович снизу башни, а из-за Пархоменко: он крутил руки то внутрь, то нарочно снаружи.
— А если не нарочно, то зачем? — логично подумал Василий. И выругался, что на вышке нет бинокля. — Тут подзорную трубу надо было устанавливать. Иначе можно легко перебить тех, кто вышел родом из крепости, ибо вот так сразу не скажешь, кто:
— Вышел родом из народа, а кто и прилетел с Альфы Центавра.
— Придурок, полный придурок, — покачал головой Василий Иванович.
Но он уже понял, что это Пархоменко, поэтому.
— Поэтому ясно, что он хочет что-то сказать, но что? — как говорится. — Непонятно.
— А его уже окружают, — проговорил пулеметчик для самого себя. — Следовательно. А! следовательно, он вызывает огонь на себя, — обрадовался своему открытию Василий. И для подтверждения этой идеи расстрелял два диска из Лэви Страуса, не разбирая где Альфа, а где ее, как говорится:
— Центавра. Тем не менее, конь продолжал скакать на башню. И что больше всего удивило Василия:
— Пархоменко был с ними в одной связке. Почти в одной, — поправил себя Василий Иванович, ибо Парик был не на лошади, а был привязан сзади лошади, и бежал, как простой пленник. Как это произошло он даже не заметил. Кто-то из них умеет бросать лассо — тут без вариантов.
— Тут нужна снайперская винтовка! — крикнул он, не глядя в низ, где дамы никак не могли разобраться, кто из них За, а кто Против. — Я грю, не смогу попасть в них ни из Льюиса, ни из Максима, где твоя снайперская винтовка?
— Подожди, я ему отвечу, — сказала Ника Ович, попавшаяся на Удержание.
— Если надо я лучше сама отвечу?
— Чем это лучше?
— Мне сверху удобнее. И вышло, как говорила Ника: пока Щепка разбиралась с Василием, что он там никак не поймет на переднем крае, Ника вырвалась, и сама уже взяла Щепку на Болевой.
— Щас я спущусь, мы разберемся с этой Никой враз и навсегда.
— Не надо, — ответила Щепка, — пока ты карабкаешься туда, а потом опять обратно, они уже возьмут наши укрепления. Ты понял?
— Нет.
— Иди в контратаку!
— Я?
— Что, есть какие-нибудь проблемы?
— Да.
— Какие?
— Я один, чё здесь непонятного?
— И что? Ты один обещался защищать меня на всю оставшуюся жизнь.
— Мне нужно письменное подтверждение вашего расположения, мэм.
— Ты помнишь, как мы трахались в такси?
— Нет.
— Тогда зачем мне что-то обещать тебе, если ты все равно ничего не помнишь?
— Или сама лезь сюда, или буду ждать их на башне, а там уж, будут решать те, кто не только выше нас, но и самой Альфы со всеми ее причандалами.
— Да плюнь ты на его разглагольствования, — сказала Ника.
— То есть как, почему? — удивилась Щепка.
— Во-первых, очевидно, что это не настоящая атака, а так только:
— Разведка боем. — Их мало.
— Во-вторых?
— Во-вторых? Пожалуйста, во-вторых: этот пулеметчик на вышке, Васька, зафрахтован уже, и более того, твоей подругой Кали.
— Какой еще Кали-Мали, — даже забыла все на свете Щепка.
— Коллонтай — революционерка в области банно-прачечного комплекса и других шведских троек.
— Да?
— Да.
— Давай тогда останемся здесь, и будем как люди жарить нет, не мясо, а только вкусную-вкусную рыбку. И значит, мы идем сейчас… мы идем сейчас?
— Куда? На рыбалку!
— Ниправильна-а!
— А! понял, понял. В универмаг.
— У нас уже есть универмаги?
— Я связалась с Махно, нашим представителем в Нидерландах, он завтра, а сегодня — уже сегодня привезет, а теперь уже, наверное, привез хорошей белой и красной рыбы.
— Ты знаешь, где его искать сейчас?
— Ну, он встал с утра пораньше, и пошел, кажется, на рыбалку, — Ника Ович даже почесала голову после такого разворота надвигающихся событий.
— Зачем?! — ахнула Щепка, — если он только что должен был вернуться, и более того, вернулся уже.
— Он любит…
— Что? Мэсных бычков?
— А…
— Б, — я уверена, что по совместительству с рыбной ловлей Махно является корректировщиком огня. Хотя вот так, если подумать, как Махно мог быть корректировщиком огня с берега реки? Только если предположить, что корректировать надо было огонь не Инопланетян, а наоборот:
— Трои. — Но тогда почему об этом не знала Щепка. А все просто, хотя для этого надо знать заранее, что Махно втайне хотел сам быть главным. И поэтому был только за самого себя, но об этом никто не мог догадаться, так как тет-а-тет он и сам не верил в такую реальность, а не верил он — не верил никто. Верил только в уединении. Но тет-а-тет с самим собой — третьего лишнего не бывает, не правда ли? Да, обычно, да, но не в этот раз. Вот, например, что такое стрелять метко? Это попадать с такого расстояния, с какого попасть нельзя. Как это делал Кожаный Чулок из Фенимора Купера? Возможно, даже Джеймс Бонд. И уж точно Клинт Иствуд и так тоже точно:
— Видел Платон, — можно сказать: За Забор. И это действительно возможно, если у вас, как у Пушкина, был, в том смысле, что есть:
— Свой Тет-а-Тет — Медиум. Медиум имеет информацию в Облаке, человек удержать такую информацию долго не может, и забывает так, как будто ее никогда и не было, и может вспомнить только случайно. Этой информацией человек управлять:
— Не может. Поэтому когда начинают изучать точный выстрел Кожаного Чулка, думают:
— Этого не может быть. — Да, не может, но только в логическом, доступном человеку пространстве. А о другом-то они ничего не знают.