Искушение

– Я СОГЛАСЕН!

Я согласился, хотя и не представлял, чем мне предстояло заниматься.

– Не волнуйся, – успокоил меня Змей. – Тебе понравится. Ты создан именно таким, каким необходимо. В тебе недостаточно опыта, но есть все нужные качества. А со мною не соскучишься. Да и Вечность у нас впереди…

– Позволь один вопрос?

– Валяй!

– Я вот о чем подумал. Если я перебираю женщин, влюбляясь то в одну, то в другую, и ты говоришь, что это благодаря Искушению, то есть тебе, значит и то, что они уходят к другим, прельщаясь кем-то в этот момент, это тоже благодаря тебе. Я их теряю. Скажи лишь одно. У меня есть моя Вторая Половина? Где она? Кто она? Я найду ее?

Змей опять улыбнулся.

– Эй, эй… это уже не один вопрос, а несколько. Скажу тебе лишь одно. Ищи! Все только начинается…

И он сверкнул чешуйками на коже.

– Посмотри, как Барби одиноко одной… И помни:

У ХОРОШЕГО САДОВНИКА МНОГО ЦВЕТОВ.

Но имея право на Выбор в Раю, он иногда выбирает Один. Любимый.

Барби на картине сидела вся мокрая. Ее Лодочка была раскрыта.

Яркая и влажная, она источала капельки масла на холсте. Глаза Барби, впрочем, как Змея и Евы, были закрыты.

С рождения в меня были вложены понятия об Истинной Дружбе. И я знал: Настоящий Друг меня не оставит, не бросит… Никогда.

До утра я утонул в своем кресле и в чувстве всепоглощающей Любви к своему новому Другу.

Все только начиналось.

Глава 6. Лука

Сон, увиденный мною в ту ночь, был в крайней степени необычен, явственно чувствовалось присутствие Кого-то большого и древнего.

Я догадывался Кого. Думаю, Змей решил мне что-то показать, хотя скрытый смысл его урока я тогда до конца не понимал. В процессе сновидения ко мне пришло чувство, что увиденное в ту ночь является частью, крупицей мозаики, составляющей общую картину Бытия.

От меня требовалось лишь внимательно смотреть и все запоминать. Поэтому я быстро расслабился и решил, что просто буду получать удовольствие от происходящего во сне. Мне снились древние поселения где-то в Азии. Каменистая негостеприимная земля, больше напоминающая сошедший с гор сель, покрытый островками желтого песка.

Было непонятно вообще, как в таком месте могли жить люди. Лишь голая выжженная степь и покосившиеся глиняные мазанки напоминали скорее норы, чем человеческое жилье.

Солнце клонилось к закату…

Во дворе, у своей бедной хижины, где рос старый карагач, на камне сидел старик. Его кривой посох совсем обветшал, а тело болело от праведных трудов. Он работал всю жизнь и вот, состарился. Теперь старик лишь мог сидеть, словно старый больной пес в ожидании смерти. Он замер в оцепенении, глядя вдаль.

Но его думы вдруг прервал порыв степного ветра. Он был такой сильный, что мимо старика пронеслись колючие клубки перекати-поля. В мгновение небо над головой потемнело, и он нахмурил брови от предчувствия чего-то нехорошего. Старик привстал с камня, опершись на посох. Но едва он это сделал, как над его головой расступилась черная рать туч, с неба заструился поток света и раздался громоподобный властный голос:

– Авраам!..

Это был Глас Божий.

– Да, Господи…

Авраам упал на колени.

– Возьми своего любимого единственного сына Исаака и принеси его мне в жертву…

От услышанного Авраам оторопел.

– Господи, это мой единственный сын, я его так люблю, все мое благоволение в нем… Возьми лучше меня, а его оставь.

– Любишь его, говоришь, а Меня что, меньше любишь? Мне нужен твой единственный сын. Я все сказал.

Свет исчез также быстро, как появился, а порыв ветра в мгновение разогнал тучи над седой головой старика.

Неподалеку раздался звон пастушьего колокольчика. Это вернулся Исаак со стадом домой, если, правда, можно было назвать полдюжины тощих овец стадом.

Отец встретил сына холодно. Невозможно себе представить, что творилось в душе старика. Он так часто, вознося молитвы Господу своему, говорил, что любит Его больше всего на свете. Пришел, видно, час это доказать. Господь захотел в жертву его единственного сына.

Слезы душили старика.

– Исаак! – голос Авраама дрожал.

Идем со мною! Нужно принести жертву Господу Нашему.

Авраам взял в руки веревку и нож, которым резал овец, принося их в жертву.

– Отец, а мы разве не возьмем с собою овечку или барашка? – спросил мальчик.

– Нет, Господь Сам усмотрит себе жертву… – соврал сыну старик.

Шли молча. Подъем на гору, куда всю свою жизнь Авраам отводил лучших баранов, овец и коров, был в этот раз тяжелей и длинней обычного. Подойдя к жертвеннику, он положил тяжелую руку на плечо сынишки…

– Что ты хочешь сделать, отец? – испуганно спросил малыш.

– Я принесу тебя в жертву Господу. Он так захотел. Прости, сынок. Слезы катились по щекам старика, пока он связывал сына. Хоть он и неумелыми движениями он обездвижил жертву и крепко сжал рукоять ножа. В воздухе блеснуло острое лезвие, в его блеске отразилось худенькое тельце бедного мальчика…

Боги! Боги мои… Как же порою некоторые личности слепо доверяют голосам в их безумных головах, нежели своему сердцу или, по крайней мере, элементарной логике. Лучше бы Глас приказал возложить свои яйца на камень и размозжить их другим камнем. Убелиться, так сказать, печатью малой. Но как хитер оказался этот «Глас» – «Убей сына…» (прим. автора)

В это мгновение отверзлись небеса, и Глас Божий был гневен.

– Авраам! Брось свой нож! Я не приму такой жертвы. Только последняя тварь способна на то, чтоб принять в жертву единственного сына. И неважно, будет ли это капризная прихоть или необходимость. Даже Падший Ангел не способен на такую мерзость. А ты, Авраам, кого во мне увидел?

– Не погуби, Господи! Я думал, что докажу этим силу своей Любви к Тебе… – начал оправдываться Авраам.

– Понимаю. Тогда скажи, Авраам, а конченная, последняя тварь, принявшая в жертву твоего единственного сына, достойна такой жертвы? Скажи, она ДОСТОЙНА ЛЮБВИ ВООБЩЕ?

– Я не знаю, Господи…

– Авраам! Ты туп, как этот баран!

Неподалеку заблеял запутавшийся в колючих кустах баран.

– Сердцем ты должен чувствовать, что правильно, а что нет. Твое же сердце глухо и слепо, раз ничего тебе не подсказало. Жертву Сердца твоего я ищу, а не мяса бараньего, когда ты его от сердца отрываешь. Забирай сына своего и уходи. Барана только, смотри, не прихвати с собою, он не твой, знаю я вас.

Свет исчез. Авраам развязал мальчика и собирался, было, уйти. Он не замечал меня до этого мгновения, хотя я стоял совсем рядом.

Но вдруг Авраам попятился назад. На его лице я прочел удивление и страх. Он заметил меня. Я же, помня, что это мой сон, не стал себя сдерживать и заговорил первый.

– Что, Авраам, не принял Господь в жертву твоего единственного сына?

– А ты, Денница, Сын Зари… – заверещал старик. – Тебе-то я точно не отдам своего мальчика!

И он крепко прижал сына к себе.

– Расслабься… Я поражаюсь, как вы, люди, напичканы этим бредом с жертвоприношениями. Вам обязательно дай кого-нибудь принести в жертву. Все лучшее – в жертву! Лучше сынишку своего накорми. Забирай барана, накормишь деревню. Если Он спросит, скажи, что Денница забрал. Валите на меня. Пусть мне Он предъявляет за барана. А сын твой мне не нужен, и жертвы от вас не нужны! Меня в ваши кровавые делишки не вмешивайте! Твой Господь прав, мне эти дела противны, вы и так едите-то от раза к разу, вам самим хоть помогай, принимать же от бедных людей какую-то еду вообще, не то что целого барана, для меня уже кощунство. А уж про единственного сына… Эти извращения противны не только Богу на Небе, но и мне на Земле… Вы, люди, не пачкайте наше величие своими человеческими извращениями. В жертву – сына…

– Единственного…, – промолвил Авраам.

– Тем более… Знаешь, в чем моя, пожалуй, самая Бесконечная Радость, Авраам? В Свободе. Мне не нужны ничьи жертвы, я Свободен от этого. Уже хорошо, что я не слышу ваших глупых молитв и не нуждаюсь в раболепной лести.