Страница 2 из 6
Киран почувствовал, как волна адреналина прорвалась сквозь барьер успокоительного.
– Какие у него симптомы?
– Cлабость, головные боли, онемение в конечностях, помутнение в глазах. Иными словами, буржуазная хандра. Вроде не похоже, что он симулирует. У него и правда вид варёный. Конечно, практиканты его покрывали до последнего. Пользовались его вялостью и вытворяли что угодно. И эта порнография длилась на протяжении полугода. Чую нутром, главным шишкам будет крышка.
– Откуда такая уверенность? – спросил Киран, метнув хмурый взгляд на адвоката.
– Скорее всего, саму клинику не закроют. Но практикантов разгонят, это как пить дать. Не тайна, что «крепостные» – это дешёвый труд! А всё, что дёшево, не всегда качественно. Короче, плохо дело. Ступайтe, босс, бросайтесь им в ноги. Другого выхода нет.
Киран поморщился и плечом отодвинул адвоката с дороги.
Валяться перед казёнными работниками и молить о пощаде было не в его духе. Гордые ирландские предки, которые сражались на дублинских баррикадах в 1916 году, сто раз бы перевернулись от такого унижения в своих ледяных могилах. Поправив галстук, доктор Киран Хейз глубоко вздохнул и решительно шагнул навстречу инквизиторам.
– Итак, господа, мне сообщили, что случилось некое недоразумение… Давайте разберёмся, как цивилизованные люди.
Следующие три дня пролетели как во сне.
Киран почти не видел своих пациентов. Практически всё рабочее время он проводил в зале заседаний в обществе главного директора клиники, гестаповцев из oтделa здравоохранения и адвоката Шапиро, который откровенно упивался драмой руководства.
К концу недели буря начала утихать, по крайней мере, в стенах клиники, но не в сердце Кирана. Проверяющие со скрипом согласились обновить лицензию и сохранить программу стажировки при условии, что практикантами будет руководить более ответственное лицо.
Было принято решение о немедленном увольнении доктора Холиока за профнепригодность. Кирану выпала горькая привилегия выпроводить провинившегося коллегу за пределы здания, в котором они вместе проработали двадцать с лишним лет.
Киран с содроганием думал о предстоящем объяснении. Всё-таки Дрю Холиок был не только его коллегой, но и близким другом, и дружба их была оттого ценней, что прошла через тяжкие испытания. Они в одно время окончили факультет психиатрии в Корнелле, один за другим женились на своих институтских подругах, купили дома на одной улице в самом престижном спальном районе Вестпорта, варились в котле одной профессии и одного учреждения, дышали одним воздухом, слушали одни и те же сплетни, да и овдовели-то они в один и тот же день…
Всё началось с того, что однажды во время вечеринки Бриджит, жена Кирана, загорелась желанием попробовать новый рецепт коктейля, только что найденный в глянцевом журнале, а во всём доме не было ни капли нужного спиртного. Эллен, жена Дрю, остававшаяся тогда самой трезвой в их компании, так как была на четвёртом месяце беременности, вызвалась подбросить подругу в магазин. Они опаздывали к закрытию, но, увы, купить ликёр и приготовить экзотический коктейль им так и не довелось. По дороге в магазин в их машинку врезался грузовик. Обе женщины погибли на месте аварии.
У Дрю остался тринадцатилетний сын, а у Кирана – дочь на несколько лет младше.
Благодаря исполинским усилиям воли Киран воскресил себя, а точнее, изобрёл себя заново как холостяка, как любовника, как эталон успеха и моды. Бриджит, успевшая к своим тридцати восьми годам построить головокружительную карьеру пластического хирурга, оставила мужу полмиллиона. На эти деньги он выплатил банковскую ссуду за дом и с тех пор мог весь свой заработок тратить на плотские удовольствия.
Квадратный подбородок с неглубокой ямочкой, рыжий непокорный чуб и прямой конопатый нос придавали его облику нечто по-мальчишески дерзкое. Киран особо не напрягался, чтобы привлечь внимание прекрасного пола, но и не отвергал то, что само приплывало в его пассивно расставленные сети, а приплывало достаточно.
Справедливости ради, Киран не был закоренелым гедонистом. Он всё время старался сделать что-то полезное для культуры, для прославления традиции своих ирландских предков. Танцевальный ансамбль «Русалочка» был его детищем, созданным исключительно на его средства. В свободное время Киран ездил по народным фестивалям и лично отбирал самых фотогеничных и раскованных представительниц кельтской расы. Девушки выступали на благотворительных концертах и на частных вечеринках. Первый номер, как правило, исполнялся в традиционных костюмах. Русалки выплывали в закрытых парчовых платьях и расшитых бисером головных уборах. С каждым выходом костюмы и движения становились всё более откровенными. Под конец представления девушки извивались на площадке в одном нижнем белье. Репетиции проходили у него дома в специально оборудованной студии над гаражом. После репетиций танцовщицы имели доступ к бассейну и сауне. Киран сам частенько вызывался размять им натруженные голени. Чего только не сделаешь во имя искусства!
… Пока Киран тешился гаэльским возрождением, его коллега возился с практикантами в клинике. Отодвинув пациентов на второй план, Дрю Холиок посвятил остаток карьеры воспитанию нового поколения психиатров. Студенты стали его приёмной семьёй, особенно если учесть, что отношения с родным сыном складывались не наилучшим образом.
Плюнув на все понятия о профессиональной дистанции, он с головой погрузился в личные переживания каждого из «крепостных». После работы водил их на ужин за свой счёт. По выходным вывозил в театр, на выставки и концерты в Метрополитен-опера. Так на протяжении девяти лет он умудрялся совмещать отческую опеку с обязанностями начальника. Рефераты проверялись и характеристики составлялись своевременно. Потом, летом 1994 года, сквозь музыку группы «Грин Дей», которой упивались практиканты, Дрю Холиок услышал голос покойной жены: «Ну хватит уже. Возвращайся домой». В эту же секунду он почувствовал, как у него онемели пальцы на левой руке. Ощущения не походили на те, которые обычно возникают от защемления нерва в шейном позвонке.
Первое время он пытался смахнуть тревогу, точно паутину с лица, но симптомы обострялись. К онемению в пальцах добавились проблемы с речью, памятью, равновесием. Он начал ронять предметы, мог внезапно умолкнуть посреди разговора и уставиться в пространство. Зверские головные боли, тошнота…
Перемены в его поведении не могли долго оставаться незамеченными. «Крепостные» молчали и лишь угрюмо переглядывались, чувствуя, что их бесплатным обедам и душевным посиделкам приходит конец, и дружно хотели как можно дольше оттянуть момент печального откровения. В конце концов, момент настал. Практиканты до последнего хранили тайну любимого начальника и заговорили только тогда, когда палачи из oтделa здравоохранения показали орудия пыток.
Перед тем как войти в кабинет коллеги, Киран неуклюже-виновато перекрестился, как и подобает недобросовестному католику. Слова молитвы вылетели у него из головы. Он запнулся на «Отче наш…»
– Заходи, Кир, – услышал он отрешённый голос Дрю. – Это логово, считай, твоё.
Даже на последней стадии поражения доктор Холиок выглядел величественно, точно мученик перед трибуналом. Его орлиный профиль был горд и чист. Сомкнув жилистые руки за спиной, он смотрел на голые стены, которые ещё несколько дней назад украшали его дипломы и грамоты.
– Тебе помочь собраться? – спросил Киран.
– Не трать время попусту. Эти бумажки мне всё равно yже не пригодятся.
– Да брось. Вдруг ты захочешь вернуться к частной практике? Ведь дипломы у тебя никто не отбирает.
– Поверь мне, всё кончено.
– Ладно, не утрируй. Всё ещё образуется.
– Конечно, образуется – после моей смерти. Всё станет на свои места.
Киран потрепал друга по плечу.
– Слушай, Дрю, я не буду говорить, что ты сам во всём виноват и что ты сознательно подставил всех под удар. Однако… Что ты себе думал? Если тебе нездоровилось, надо было попросить отпуск. Тебя бы все поддержали. Ты бы подлечился и вернулся на работу как новенький.