Страница 45 из 67
Замечательным же было и то, что, кроме Вобана, в школе изучали — и столь же внимательно — и труды самого непримиримого его противника голландского инженера Минно Кегорна, который не только в теории отвергал многие постулаты француза, но и на практике опровергал их: Кегорн был современником Вобана, не раз воевал против него, с успехом выдерживая осады, которые маршал безуспешно производил.
Когда Петр умер, то для участия в его похоронах было выбрано и пятнадцать лучших воспитанников Инженерной школы.
Через три года после смерти Петра Инженерная школа перешла в ведение вновь образованной Инженерной конторы. Во главе ее встал обер–директор над фортециями, граф Бурхард Миних.
Он приехал в Россию в 1721 году, после того как через русского посла в Варшаве, князя Григория Долгорукого, передал Петру I свои сочинения по фортификации. Петр назначил его инженер–генералом и поручил закончить сооружение Ладожского канала, который уже прорывали между Невою и Волховом.
В 1731 году строительство канала было закончено, и тогда же Миних получил указ сената «на строение Инженерной школы, коликое число надобно каких материалов и припасов и во что то строение ценою станет, смету и тому строению обрис, ему, графу фон Миниху, учиня, подать в Сенат». Граф все сие «учинил» и предложил купить для Инженерной школы собственный его дом, находящийся на Инженерном дворе.
Тогда же — в 1731 году — на Литейном дворе, который выходил одною стороной на Неву, а другой — на Литейную улицу, разместилась и вновь образованная Санкт — Петербургская артиллерийская школа. Она заняла двухэтажный каменный дом с высокой башней.
Так как впоследствии две эти школы были слиты в одну, имеет смысл рассказать и о новом учебном заведении — Артиллерийской школе.
В нее принимались главным образом незнатные дворяне и офицерские дети. Сначала их было 60, затем — 90. (В Инженерной школе училось в то время 100 человек.) Артиллерийская школа делилась на две части — арифметическую и чертежную. Ученики проходили практику в артиллерийской лаборатории, помещавшейся на левом берегу Невы, неподалеку от Смольного дворца царевны Елизаветы Петровны, большой любительницы пушечной пальбы и фейерверков.
С 1737 года в той и другой школах были установлены строгие сроки сдачи экзаменов. Там еще помнили старожила Московской пушкарской школы Якова Назарова, который, поступив учиться в 1703 году, окончил курс наук в 1722, успев за девятнадцать лет учебы не только постареть, но и сильно попортить зрение и слух, в связи с чем, только окончив школу, вышел в отставку «на пенсион».
Для приема экзаменов, производившихся публично, собиралась особая комиссия во главе с одним из сенаторов. Однако же от сего правила тотчас же пришлось отказаться: первый ее председатель генерал–аншеф Чернышев честно пред государынею Анной Иоанновной — дело происходило в ее царствование — признался, что будет на экзамене бесполезен, «подобно прочим сенаторам за необучением другим наукам, кроме военной экзерциции», сиречь строю и шагистике.
В это же время многие ученики и Артиллерийской и Инженерной школ стали жить не на вольных квартирах, а в помещениях своих заведений.
И содержание, и форма в обеих школах были почти одинаковы. Воспитанники получали на пропитание по гривеннику в день, носили кафтаны красного сукна с черными воротниками и обшлагами, красные суконные камзолы и штаны, кожаные башмаки зимою, а в остальное время года холщовые штиблеты и треугольные шляпы, в Инженерной школе — с серебряным позументом, а в Артиллерийской — без позумента.
Воспитания, в том смысле слова, как сегодня, в школах не было. Обучению же уделялось все внимание. От учащихся требовалось серьезное и добросовестное отношение к делу, ибо их дело понималось всеми как рано начатая военная служба.
И потому в стенах школы воспитанники были маленькими солдатами, вне стен — дворянскими недорослями, предоставленными самим себе.
Если же случались «куражи и пассажи» — а они случались, и нередко, — виновных судили по всей строгости военных судов и приговаривали и к шпицрутенам, и к розгам, и к отдаче в солдаты.
Воспитанники в обеих школах были разного возраста — от 10 до 25 лет, но и самым старшим из них не разрешалось жениться.
Еще при жизни Петра, в 1723 году, на воспитанников военно–учебных заведений была распространена 77 статья «Воинского артикула», по которой «школьникам во всех науках, как артиллерийских, так и инженерных, отнюдь не жениться, под штрафом бытия трех лет в каторжной работе». Запрет этот сохранялся и двадцать лет спустя.
Что же касается образования, то следует признать, что оно было на высоте. Из числа первых ее учеников вышли и Михаил Васильевич Данилов — неплохой писатель и первый переводчик английского поэта Попа, автора знаменитого «Опыта о человеке», и создатель русской конной артиллерии генерал–аншеф Корнилий Богданович Бороздин.
Двенадцати лет Бороздин был определен Петром I в Инженерную школу и по окончании ее стал служить в артиллерии.
С назначением Шувалова генерал–фельдцейхмейстером Бороздин стал одним из деятельнейших его помощников.
В 1757 году с началом Семилетней войны Бороздин был назначен командующим артиллерии в действующей армии и затем отличился в трех самых крупных сражениях — при Цорндорфе, Пальциге и Кунерсдорфе.
Трижды раненный, Бороздин в августе 1759 года оставил армию и переехал в Петербург, где прослужил еще пять лет, а затем вышел в отставку и уехал к себе в имение Ладино в Новоржевский уезд Псковской губернии.
Известно также, что в разное время воспитанники этих школ, еще не окончившие курса обучения, направлялись и в иностранные миссии в Бухару и Швецию, и для устройства крепостей на, юге Украины в команде фортификатора генерал–майора де Биньи, и со знаменитым историком и администратором Василием Никитовичем Татищевым в Сибирь и на Урал — помощниками и шихтмейстерами, и при снаряжении Второй Камчатской экспедиции на Камчатку, когда того потребовал составитель атласа России Иван Кириллович Кирилов, и, наконец, по многим приказам Миниха для наблюдения за строительством Кронштадта и Ладожского канала.
В 1742 году попавший в немилость Миних был сослан в Пелым, и его место заступил принц Людвиг Вильгельм Гессен — Гомбургский — один из дальних родственников новой царицы.
Может быть, о нем не стоило бы и упоминать, но как раз принц Людвиг оказался первым, кому императрица вменила объединить под своим началом все военные учебные заведения, и в том числе школы Инженерную и Артиллерийскую.
За то время, когда Инженерная школа объявилась в Петербурге, ее командирами уже побывали и француз де Кулон, и инженер–капитаны — немцы Гольцман, фон Виттиг, Браке, и снова француз — поручик де Марин, отличавшийся, кстати, несмотря на малый чин, и образованностью, и деловитостью. (Именно в те годы, когда школой командовал инженер–капитан фон Виттиг, и учился здесь кадет Ларион Голенищев — Куту–зов.)
В 1745 году начальником обеих школ стал князь Василий Аникитич Репнин, сын петровского фельдмаршала Репнина, человек строгих правил, прекрасно образованный, убежденный враг чужеземного засилья.
И все же он оставил поручика де Марина во главе Инженерной школы, а во главе Артиллерийской поставил старого, но еще весьма бодрого петровского сподвижника, основателя горного дела в России голландца Вильгельма Геннина.
Вильгельм Иванович, как стали звать Геннина в России, сначала работал на литейном дворе, затем стал артиллерийским офицером и во время Северной войны дослужился до чина полковника.
Затем Петр назначил Вильгельма Ивановича «комендантом Олонецкой провинции и командиром литейных заводов, в ней находящихся». Геннин быстро наладил производство пушек, причем они были не только превосходными по качеству, но и самыми дешевыми в производстве. Тому виною были не одни экономические причины, но и вошедшее в поговорку бескорыстие Геннина.
Отправленный затем на Урал, он вместе с Татищевым основал новый город, названный в честь жены Петра Екатеринбургом.