Страница 18 из 68
Иногда случалось, что ленивый крестьянин, доведший свой дом до полной разрухи и ветхости, за волосья притаскивался старостой к барскому крыльцу, где ему насильно вручали ГВОЗДЬ (отсюда пошло выражение ПРИГВОЗДИТЬ). Хочешь, не хочешь, приходилось бездельнику браться за топор и строиться.
ГЕЕННА ОГНЕННАЯ
ГЕЕННА, (на иврите Ге–гинном) это название оврага, начинающегося от южной стены Иерусалима. Прежде в него сбрасывали всевозможные отходы, производимые Великим Городом, а, заодно, неопознанные трупы. Как только мертвецы начинали разлагаться и дурно пахнуть, мусорщики заливали овраг нефтью и поджигали его.
Частенько дедушки приводили своих внуков на крепостную стену посмотреть на корчащиеся в пламени трупы.
— И, как вам детишки, нравится это зрелище? — вопрошал старец.
— Просто кошмарный кошмар, дедушка. А зачем ты нас сюда привёл?
— Что бы вы, маленькие негодяи, в случае чего, не дали вашему деду сгореть здесь, как полену, а похоронили его по–людски!
— Господи, дедушка, откуда такие мысли?
— Просто нервничаю…
Кстати! Профессия мусорщика в Древнем Иерусалиме считалась почётной, переходила от отца к сыну и принадлежала роду неких Вельд — Зевулов.
ГЕРКУЛЕСА ПОДВИГИ
Геркулес или, в греческом варианте Геракл, был рождён смертной женщиной от бога. Затем, совершив множество деяний, вознёсся на небеса, и включён в сонм богов. Согласитесь, подобная биография всегда способствовала необычайной популярности среди людей. А то, что он, помимо знаменитых двенадцати подвигов, перебил ещё массу невинного народа, включая своих детей, делают его как–то ближе нам, смертным. (Отсутствует раздражающий ореол непогрешимости.)
Правда, родившееся было религиозное течение «Гераклизм», довольно быстро зачахло, так как его адепты никак не могли прийти к соглашению по основному вопросу. Геракл, кто он? Бог или герой? Тем не менее, на протяжении нескольких сотен лет в Греции проводились, так называемые, Гераклийские (альтернативные Олимпийским) игры. Нечто вроде двенадцатиборья. Однако, из–за чрезмерной жестокости по отношению к животным, они постепенно сошли на нет, трансформировавшись в подобие ролевых игр, популярных в Греции и по сей день.
Ныне подвиги Геракла подзабыты. На ум приходят Авгиевы конюшни, Лернейская Гидра, трёхголовый пёс Цербер и что–то связанное с Атлантом и яблоками. Ах, да! И Немейский Лев. Помните знаменитый Петергофский фонтан, где Геракл, под псевдонимом Самсон, раздирает пасть писающему льву?
ГЕРКУЛЕСОВЫ СТОЛБЫ
Когда Геракл, разыскивая коров Гериона (десятый подвиг), достиг Края Земли (Гибралтарский пролив), то сложил там из каменных глыб два столба. Затем, на золотом челне Гелиоса, добрался до острова Эрифейи, где убил двуглавого пса Орфо, великана Эвритиона и непосредственно самого шестирукого Гериона. После чего погнал захваченное стадо в Микены, перебив по дороге ещё множество и правых и виноватых.
Всё проделано вполне в духе нашего древнегреческого героя. Не мучая себя размышлениями о целесообразности и этичности подвига, совершить его любой ценой. Одно непонятно. На кой чёрт он сложил эти СТОЛБЫ на Гибралтаре?
А, на самом деле, всё просто. В Геракле мирно уживаются две половинки — божественная от Зевса и человеческая от матери Алкмены. И если одна его часть безразлична к людской морали, то второй присущи все наши слабости. Поэтому оказавшись в краях, где до него не ступала нога грека, герой почувствовал непреодолимое желание как–то… отметиться. Будь у него баллончик с краской и умей он писать, то обязательно бы вывел на скале — «Здесь был Геракл». Однако, не имея такой возможности, взял, да и сложил ГЕРКУЛЕСОВЫ СТОЛБЫ. Бесцельно, но трогательно.
ГИДРА
Это было сто лет назад. Я учился в пятом или шестом классе и был пионером. Может быть, не самым лучшим, но достаточно качественным, если такое слово здесь применимо. Носил красный галстук и верил, что учась на «хорошо» и «отлично», выполняю свой долг перед Родиной. Мечтал о подвигах и жалел, что нет войны, на которой можно было бы прославиться. Поэтому, когда наша вожатая объявила, что класс берёт шефство над ветераном Великой Отечественной, я немедленно записался в добровольцы. Впрочем, согласия никто и не требовал, а нас просто разбили на тройки, которые должны были по очереди навещать фронтовика.
И вот в один прекрасный день я с двумя одноклассниками, Оленем и Тарасом (клички — производные от фамилий) вылезал из троллейбуса напротив пятиэтажки нашего подшефного.
— Не люблю я этих старух, — Тарас мрачно сплюнул.
— Причём тут старухи? — не понял я.
— А к кому мы идём–то? — засмеялся Олень. — К бабке–ветеранше.
— Ну и что же, — я нисколько не был огорчён. — Может быть, она лётчица. Или снайпер. Или разведчица.
— Увидим сейчас, — Тарас развернул бумажку с адресом и направился к нужному подъезду.
Дверь нам открыла высокая старуха в чёрной строгой юбке и мужском, чёрном же пиджаке.
— Пионеры? — строго спросила она. — Уже четверть часа вас дожидаюсь.
— Нам когда сказали, тогда и приехали, — вроде как извинился Олень, и мы прошли в квартиру.
Единственная комната выглядела бедно и как–то сурово. Крашеные бурой краской досчатые полы, такого же цвета табуретки и стол, тюлевые занавески, металлическая кровать, застеленная серым покрывалом, обшарпанный сервант с набором хрусталя и фарфоровыми фигурками. На стене висела репродукция «Демона» Врубеля, застекленная рама с множеством старых фотографий и отрывной календарь.
Старуха подошла к столу, раскрыла ученическую тетрадь.
— Из какого класса? Как фамилии?
Мы ответили.
Она внесла нас в список и записала время, поглядев на часы.
— Так и быть, отмечу, что вовремя пришли.
Мы стояли у стены и смотрели на её спину.
— Теперь так, — старуха повернулась на табурете и уставилась на Тараса. — Ты пойдёшь в магазин. Вот список и деньги. Знаешь, где магазин?
Тарас кивнул и, подмигнув нам, вышел.
— Картошку чистить умеешь? — она уже обращалась к Оленю.
— А чего там уметь–то? — буркнул Олень. Скорее всего, он надеялся свалить вместе с Тарасом за покупками.
— Ступай на кухню, — приказала ветеран. — Две кастрюли начистишь.
Затем, не замечая меня, старуха ушла в ванную, где принялась громыхать какими–то тазами. Вышла она с цинковым ведром и куском мешковины.
— Когда будешь мыть, — строго сказала она, кивнув на полы, — тряпку чаще отжимай. И воду меняй.
Всё шло как–то неправильно. Я, по–честному, рассчитывал, что нас угостят чаем, и мы будем рассматривать фронтовые фотографии, слушая рассказы о войне и боевых товарищах. Ну, может быть, полили бы цветы или протёрли пыль. Починили лампу со старинным плафоном или помогли расставить книги на полках…
Полы я вымыл и пошёл на кухню докладывать старухе.
— Дома тоже так моешь? — скривилась она. — Ещё раз давай.
Я сменил воду, встал на четвереньки и опять взялся за тряпку. Тем временем, вернулся Тарас и, наградив меня дружеским пинком, шмыгнул на кухню, где бабка учила Оленя, как правильно срезать кожуру с картошки.
— А где сдача? — послышался старухин голос. — Тут не всё.
Минут десять до меня доносилось, — «Батон за пятнадцать», «двести пятьдесят грамм», «две пачки», «да вот они макароны», «а, сколько, по–вашему?».
Я снова вымыл пол, отнёс ведро с тряпкой в ванную и сел на табурет. На кухню идти не хотелось. Наконец появилась бабка. За ней шёл красный от злости Тарас и унылый Олень.
Она опять села стол спиной к нам и принялась что–то отмечать в своей тетради.
— Ставлю вам по «тройке», помощнички, — недовольно сказала старуха. — Присылают кого ни попадя.