Страница 18 из 34
Он сажает меня на тумбу возле стены, пытается стянуть спецовочные штаны. Я разом прихожу в чувство.
— Nein! (Нет!) — хватаюсь за пояс.
— Warum? (Почему?) — мягко интересуется он и отступает, наматывая влажные пряди моих волос на палец.
— Ich ka
Он берет меня за руку очень нежно, едва касаясь пальцами, проводит языком по следам на запястье, медленно обводит, словно пробует на вкус. От этой необычной ласки по телу проходит мелкая дрожь.
— Warum? (Почему?) — тихо повторяет он.
Я не слышу вопрос, я вижу, как двигаются его губы.
Неужели он всерьез хочет услышать про мои месячные? Или припадок бешенства из-за Анны? Или то, что я не умею тр*хаться без обязательств, а хочу глубоко и надолго, пока смерть не разлучит нас? Или сказать, как я мечтаю заиметь от него детей? Что отпугивает мужчин больше всего вышеперечисленного?
Он всё же разрешает мне слезть с тумбы, но далеко не отпускает. Я зачарованно смотрю, как шеф-монтажник снимает пиджак, расстилает его поверх тумбы. Какого черта он…
Фон Вейганд стягивает мои штаны одним рывком. Я позволяю ему это сделать по двум причинам: слишком обалдеваю и боюсь, он их порвет. Рваные спецовочные штаны будет трудно объяснить.
Не мешаю ему посадить меня обратно, раздвинуть ноги, оценить обстановку.
Это даже не купание. Нет, это реально не самое приятное и романтичное зрелище. Стыдно упоминать, а показать… просто за гранью.
«Стыд», — подумала я, закрыв глаза.
На моих раскаленных щеках можно поджарить яичницу-глазунью. Это ни в какие ворота не лезет. Признаю, на самом деле, я подумала гораздо грубее: «Еб*ный» стыд.
— Das ist kein Problem (Это не проблема).
Шеф-монтажник улыбнулся и поцеловал мой живот, совсем низко, почти там. Не хватало еще, чтобы там!
— Denkst du, dass ich alle Frauen so küsse? (Думаешь, я всех женщин целую так?) — как бы намекает на мою неоспоримую уникальность.
— Du fährst mit A
— Bist du eifersüchtig? (Ты ревнуешь?) — продолжает улыбаться той улыбкой, от которой сладко трепещет сердце и слабеют коленки. — Dazu hast du keinen Grund (У тебя нет причины).
Наклоняюсь вперёд, говорю ему на ухо, чтобы точно услышал:
— Ich will nur Sex nicht (Я не хочу только секс).
Фон Вейганд надевает на меня верхнюю часть спецовки, ничего не отвечает, вероятно, размышляет над чем-то.
— Du gehörst mir (Ты принадлежишь мне), — произносит очень медленно, давая возможность понять каждое слово, говорит мне на ухо, опаляя жарким дыханием: — Jetzt ka
Разумеется, мне хотелось услышать другие слова помимо первобытного «моя». Тем не менее я сидела, раздвинув ноги, на его пиджаке. Я позволяла ему всё, что душе угодно. Он теперь даже в курсе моих месячных. Полный привет. Ага.
— Weiß nicht (Не знаю), — ответила я и поинтересовалась: — What is next? (Что дальше?)
— Die Zeit wird es zeigen. Was willst du? (Время покажет. Чего ты хочешь?)
— Du… dich (Ты… Тебя).
Мой взгляд красноречивее любых слов.
— Heut Nacht (Сегодня ночью).
— I can’t! (Я не могу!) — выразительно округляю глаза.
Фон Вейганд снисходительно улыбается, отступает назад, подает мне штаны. Он внимательно наблюдает за тем, как я привожу себя в порядок. Когда процесс завершен, шеф-монтажник без видимых сожалений выбрасывает пиджак в урну. Мне опять становится стыдно.
— You want everybody know about us? (Ты хочешь, чтобы все о нас знали?)
Странно, его английский звучит намного лучше. Даже грохот линии резки не сбивает с толку мой переводческий инстинкт.
— Do you really want? It means you are only mine. Always. Everywhere. Was sagst du? (Ты действительно хочешь? Это значит ты только моя. Всегда. Везде. Что скажешь?)
Заметный прорыв в познаниях. Вы не находите?
— Your English is getting better (Твой английский улучшается), — подозрительно замечаю я.
— No good (Не хорошо), — фон Вейганд отрицательно качает головой.
— Can I answer «no»? (Я могу ответить «нет»?)
— Nein, du ka
Выхожу из раздевалки, но шеф-монтажник хватает меня за руку, разворачивает лицом к себе и не слишком нежно заявляет:
— Antworte mir! (Отвечай!)
Мне стоило привыкать к тому, что для господина фон Вейганда нет ничего невозможного. И то, что господин фон Вейганд хочет, он всегда получает. Тогда я понятия не имела о масштабах его власти, о границах его возможностей и о том, насколько легко сломать человеческую жизнь. Если бы наивная переводчица догадывалась, чьи руки касаются её тела, чьи губы закрывают ей рот поцелуем, у неё бы и тогда не было шанса ничего изменить.
— Давай к столу! Я такой плов приготовила. С пылу, с жару! — заявила мне бабушка. — Знаешь, как от него проносит? Сразу все лишние килограммы уйдут.
Да, моя бабуля оригинальна. В отличие от большинства нормальных бабушек, считающих внуков и внучек убийственно худыми, она зорко следит за недостатками моей фигуры. Впрочем, грех жаловаться. Если бы не она, я бы уже в дверь не проходила.
— Ба, я скоро ухожу, — отмахиваюсь на ходу, бегу в свою комнату.
— Куда это? Только пришла…
— У нас корпоратив.
Хорошо, что бабуля не знает про то, как я основательно вымокла, как сушила одежду на методической печи, а потом целовалась на виду у всего офиса с шефом-монтажником. Шучу, разумеется, на методической печи одежду высушить нельзя.
Если серьезно, наш страстный поцелуй под дверью раздевалки засекла только секретарша, но офис гарантированно загудит от новостей завтра. Или в понедельник. Потом водитель фон Вейганда повез меня и Анну домой. Да, я простила бывшую подругу на радостях. Вновь царит идиллия, все счастливы, и белые пони мило щиплют траву.
Конечно, я знаю, как Анна смотрит на моего шефа-монтажника. Скажите, разве можно иначе на него смотреть? Что же мне теперь, окружающим глаза повыкалывать? Думаю, мужчин вроде фон Вейганда хотят все женщины, включая лесбиянок. Черт возьми, лесбиянками становятся, потому что не хватает в мире именно таких мужчин. Готова поспорить, даже некоторые мужчины совсем не прочь с ним замутить. Однако тут без шансов. Это стопроцентный straight (гетеросексуал).
Насчет корпоратива я также была честна. Эту традицию запатентовал мистер Дрочер. Немецкий коллектив приглашал дамскую часть переводчиков отпраздновать очередной провал на производстве в торжественной обстановке. Существовал устоявшийся сценарий вечеринки. Первая часть протекает в приличном месте, где все наедаются и напиваются в меру своих возможностей. Происходит разогрев. Вторая часть — в гнездилище разврата под названием «Адмирал».
Об «Адмирале» позвольте рассказать поподробнее, ведь мне столь редко выпадает возможность показать настоящий разврат, высмеять чужие пороки, демонстрируя оригинальнейшее чувство юмора и незаурядность суждений. Столь редко, что вряд ли сейчас получится блеснуть умом. Но вы уже насмотрелись на меня во всех позах, выслушали такое количество интимных подробностей и, по сути, «клинических» мыслей, что самое время сделать небольшую паузу, расслабиться и посмотреть туда, где действительно находится Содом и Гоморра.
Кто же он такой, этот «Адмирал»? Ночной клуб, наркоманский притон, место съема проституток обоих полов, стриптиз-бар и тусовка местных возрастом от 18 до 50 в среднем. Если вы иностранец и просите посоветовать вам, где удачно провести вечер, вас определенно направят сюда. Тут можно сразу и без проблем дорого/дешево/бесплатно (как договоритесь и на что претендуете) получить все удовольствия на свете. Большинство девушек приходят сюда сниматься, большинство большинства рассчитывает сняться для — барабанная дробь! — серьезных отношений. Стандартная униформа подразумевает юбку-пояс/платье выше середины бедра/шорты на крайний случай, ибо чулки в тренде, а если юбка не пояс или платье пониже, кто же эти самые чулки заметит? Надо, чтобы заметили все. Верх допускается открытый и очень открытый, необходимо показать кандидатам в будущие мужья, что вам скрывать нечего. Каблук от пятнадцати сантиметров, иначе окажетесь ниже местной стриптизерши, а это курам на смех. Если ботфорты, то чтоб не закрывали чулки. Для макияжа главное правило: вас должно быть видно. Откуда? Отовсюду, с любой позиции, в темноте, в светомузыке. Поэтому не бойтесь переусердствовать, и если родители, увидев вас, спросили «Кто вы? Что делаете в нашей квартире?», цель достигнута. Вы неотразимы.