Страница 34 из 70
Colloquium, или парламент, собирался не регулярно, а по необходимости, о чем шерифы уведомляли депутатов за сорок дней.{347} В конце XIII в. вызов в парламент рассылался магнатам лично, а с увеличением представительства его оглашали шерифы по своим округам. Парламент Шотландии был высшим законодательным и судебным органом, способным решать в присутствии монарха и с его согласия все важнейшие государственные вопросы. Ордонансы парламента, его постановления по гражданским тяжбам обладали высшей юридической силой. Отменить или пересмотреть их мог лишь сам парламент. После внезапной гибели короля Александера III в 1286 г. парламент принял на себя всю полноту власти{348} и в продолжение войн за независимость неизменно выступал с патриотических позиций.
Помимо парламента в Шотландии действовали еще два высоких коллегиальных органа — общий и королевский советы. Общий совет (concilium generate) no числу и рангу участников мало уступал парламенту.{349} Его компетенция охватывала почти столь же широкий круг вопросов, кроме одного: общий совет не занимался судебным разбирательством. Именно благодаря этому он несколько выигрывал перед парламентом, так как растянутые гражданские процессы не отвлекали его от насущных дел. К тому же общий совет мог быть созван быстрее, чем за сорокадневный срок. С конца XIV в. в постановлениях общего совета и парламента латинский язык уступил место шотландскому диалекту (Scots), который все более отдалялся от среднеанглийского языка; первый известный законодательный акт на этом национальном языке — решение общего совета в Перте в январе 1399 г. о назначении Дэвида, герцога Ротсей и наследника престола, королевским наместником натри года.{350}
Для скорейшего решения неотложных задач монарх постоянно пользовался услугами своего личного, королевского совета (concilium regis, затем — secretion). Это был весьма узкий по составу совещательный орган при особе короля, членами которого являлись лишь несколько лордов, прелатов и сановников, наиболее близких ко двору. Совет работал в глубокой тайне, откуда его второе название. Формально он не мог сравниться с общим советом и парламентом, поскольку не принимал государственных актов. Зато он обсуждал и готовил многие из них и служил надежной опорой короне, в то же время оказывая на нее немалое влияние.
В беспокойной истории Шотландии исключительное значение приобрел титул Хранителя Королевства (лат. Custos Regni, франц. Gardeyn du Reaume). Так именовался регент, назначаемый парламентом во время нередких периодов междуцарствия, малолетства или пленения короля. Первые шестеро Хранителей были избраны в 1286 г.,[80] но чаще регентство принадлежало одному человеку, обычно из числа знатнейших магнатов. Однако самым прославленным из Хранителей стал неимущий рыцарь Уильям Уоллес (в 1297–1298 гг.). Хранитель был облечен почти такой же властью, как король, от лица которого он правил.
Вследствие глубоких общественно-экономических изменений к исходу XIII в. Шотландия представляла собой единое феодальное государство с достаточно сильной центральной властью, хотя северо-западные гэльские области сохраняли некоторую обособленность. В истории шотландского общества и государства в XII–XIV вв. немало сходного с другими странами средневековой Западной Европы, как в процессе феодализации, так и в становлении сословно-представительной монархии и государственного управления. В то же время своеобразие Шотландии определяется сочетанием таких особенностей, как основанная на скотоводстве экономика (при растущей важности земледелия в плодородных районах юго-востока), сохранение и дальнейшее развитие кланового строя во взаимодействии с феодальными отношениями, преобладание лично свободного крестьянства и ограниченность серважа в пространстве и времени, преимущественно торговый характер бургов, слабость ремесла и отсутствие его цеховой организации до XV в., однопалатный парламент, уникальное положение церкви, гэло-английская культура — все это отличало Шотландию не только от стран континента, но и от соседней Англии, с которой ей предстояло вступить в единоборство.
В развитии Королевства Скоттов были заложены противоречивые начала. Ощутимое и продолжительное внешнее влияние не вытеснило устойчивых кельтских традиций. Клановый строй и феодальная система, казалось бы, по самой своей природе чуждые друг другу, не только сосуществовали, но и взаимно укреплялись. Несмотря на запоздалость и длительность феодализации, растянувшейся до XIV в., итогом стало то, что не удалось в Ирландии, — необычный, но естественный союз старого и нового, архаичного и передового, родового и феодального, гэльского и англо-нормандского.
Глава IV.
СОЗРЕВАНИЕ КОРОЛЕВСТВА. XII-XIII вв.
XII, XIII и XIV столетия — во многом решающая эпоха шотландской истории, время утверждения государственности, феодальных отношений и кланового строя, становления шотландской народности и культуры. Эти века отмечены почти необозримым богатством всевозможных событий. Времена относительного спокойствия и процветания сменялись жестокими смутами и вторжениями извне. Устояв в одной из самых продолжительных и неравных войн Средневековья, Шотландское королевство доказало свою жизнеспособность и заняло достойное место среди держав Европы.
1. ДВЕНАДЦАТЫЙ ВЕК
Без сомнения, самая яркая личность в шотландской истории XII в. — король Дэвид I (правил в 1124–1153 гг.), которого прославляли не одни лишь его подданные. «Я уже давно обнял тебя, сиятельный король, — обращался к нему Бернар Клервоский, — и жажду узреть твой лик, ибо я глубоко тронут блестящей молвой, связанной с твоим именем».{351} Дэвиду расточали похвалы папы Иннокентий II и Урбан III, и, что более удивительно, английские хронисты, имевшие основания для недовольства королем Скоттов, уподобляли его ветхозаветному государю того же имени и отмечали, что «в мудрости своей он умерил свирепость своего варварского народа».{352} Долгое время находясь у власти, Дэвид дал только одно сражение и проиграл его, но искусство полководца было, пожалуй, единственным достоинством, которым он не обладал.
Дэвид, младший из сыновей Малколма III и Маргарет, еще в 1113 г. получил в управление южную Шотландию от своего брата Александера I и вступил на престол, когда ему минуло уже сорок лет. Проведя молодые годы при англо-нормандском дворе Генриха I, принц Дэвид приобрел немалый опыт в делах государства. О реформах Дэвида, способствовавших развитию феодализма, уже говорилось: он широко привлекал в страну англо-нормандских рыцарей, щедро наделял местную знать за военную службу, покровительствовал церкви, основал и одарил множество монастырей,[81] строил и укреплял города, не отрекаясь от кельтских традиций, создал придворное и государственное управление по нормандскому образцу, упорядочил законы, отчеканил первую шотландскую монету. Не менее известен Дэвид как искушенный и решительный политик, прежде всего в отношениях с Англией.
С англо-нормандской династией короля Скоттов связывали узы близкого родства и дружбы. Его сестра была супругой Генриха I. Сам Дэвид около 1113 г. обвенчался с Матильдой, внучатой племянницей Вильгельма Завоевателя, дочерью графа Нортумбрии и вдовой графа Нортэмптонского Симона де Сенли.{353} Значение этого брака трудно переоценить, так как он доставил шотландским королям «хонор» графов Хантингдон и Нортэмптон, дал возможность притязать на Нортамберленд и всю северную Англию, хотя в то же время вовлек Дэвида и его преемников в непростые вассальные обязательства перед английской короной, которые затем привели ко многим бедствиям для Шотландии. Однако и внутренние трудности окрепшей, но не всемогущей шотландской короны не были исчерпаны.
80
На «парламенте» магнатов в аббатстве Скон после внезапной смерти короля Александера III (Palgrave, Documents, p. 42).
81
Он даже почитался как святой, хотя и не канонизованный (Farmer D. H. The Oxford Dictionary of Saints. Oxford, 1988, pp. 11314).