Страница 43 из 56
ПРО «ЭРОТИЧЕСКУЮ ОДИССЕЮ» Я ПИСАТЬ ЗДЕСЬ ВООБЩЕ НЕ БУДУ, В ТОЙ КНИГЕ КАК РАНЬШЕ В СэСэСэРэ — СЕКСА ПРОСТО НЕТ.
Ну а «Случайные имена» хороши всем, кроме одного:
они не закончены — у меня не хватило дыхания, это а).
И б). Я испугался.
На самом деле этот мог быть очень мощный мистический роман, даже так: мистический роман ужасов. Где не надо было писать никакой второй и третьей частей, зато первую насытить вудуистскими ритуалами, настоящей черной магией, гаданием на картах таро, вызыванием дьявола, а закончить — как и полагается в таких случаях — глобальным Апокалипсисом, со вскипающими, причем — не фигурально, водами озера, черным пеплом, падающим с небес и потоками зеленой крови, заливающей окрестности.
А самое главное: в этом романе нет летучих мышей, я до сих пор не понимаю, как мог так опростоволоситься!
«Замок одиночества» более сложный вариант для самоанализа.
Там вроде бы есть все, и бредовая идея с писателем–неудачником, которого придурок–олигарх под дулом пистолета нанимает в гувернеры к собственному сыну, и приятный во всех отношениях замок с тайной, замурованной в одной из его стен, и даже некоторое подобие готической атмосферы, столь апофеозно нагнетаемой в некоторых главах, но вот абсолютно идиотское нежелание подумать, куда может увести авторская фантазия, да еще собственный эгоцентризм и желание пофилософствовать и порассуждать о нашей жизни в первой половине девяностых привели меня к убийственному для текста решению: ввести в него документальные главы о своем житье–бытье в те годы.
ЧТО Я И СДЕЛАЛ!
И был, конечно, не прав: —)).
Зато после этого романа я вдруг понял, что писать так, как раньше, больше мне просто нельзя.
То есть — в той же стилистике.
В этой мягкой, обволакивающей, тягучей русской манере.
Когда очень много ненужных слов.
Между прочим, у АГЕНИСА есть даже такое определение:
проза — это когда много ненужных слов.
Наверное, это было когда–то справедливо. Когда можно было сидеть у камина долгими зимними вечерами и не лезть каждые пять минут в компьютер, чтобы посмотреть почту.
Хорошо еще, что у меня нет мобильника, или — как говорит моя дочь — сотика или мобилы.
Принципиально нет!
Но с мобилой и с карманным компьютером тягучие романы не читают, поэтому я решил изменить стиль.
Точнее, он вдруг сам стал меняться.
Поэтому с «Истории Лоримура» и до «Замка одиночества» я один писатель, а с «Indileto» — другой. Даже на два года менял пол.[73]
Вообще–то «Indileto»[74] не роман, это такой клип очень длинный.
А еще — стрелялка и ходилка.
Там поэтому два финала.
Два финиша.
Два кабысдоха.
Для себя я знаю, что все заканчивается именно в первом. Но если кому не нравится — то пожалуйста, вот вам второй. В первом герой погибает, во втором он сам мочит всех уродов. «Indileto» я очень люблю. Почти так же, как «Летучего голландца». Все остальные свои романы я тоже люблю, даже написанные тем Андреем Матвеевым, которого уже давно нет, и те, которые написаны Катей Ткаченко:
«Ремонт человеков» и «Любовь для начинающих пользователей».
Если бы что я и изменил сейчас в «Ремонте…», так это ввел бы сцену женской любви.
Тогда помешала пресловутая правда текста.
На самом никакой правды текста не существует. Роман, который диктует свои правила игры — плохой роман, наверное, я могу сказать, что все мои романы — плохие.
Это не кокетство, это просто мгновенно пришедшее озарение.
Они плохи потому. что в одном из них главный герой — гг — не хотел стать властителем мира, в другом он не эмигрировал, в третьем не вызвал напрямую дьявола, в четвертом не сделал чего–то еще.
Ну а главная героиня тоже какого–то по счету романа — соответственно, гг — не переспала с одной странной рыжеволосой женщиной, хотя очень этого хотела.
После чего одну я убил, вторая забеременела.
И все это — враки!
Они должны были вначале иступлено вылизывать друг друга, а потом, перекошенные и взбешенные от счастья, пойти убивать мужиков. Всех подряд, чтобы улицы их города заскорузли от потоков крови. Обе в черной коже и с автоматами в руках.
И распевающие на два голоса «МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН!»
Ну а про «Любовь для начинающих пользователей» говорить вообще стыдно!
Идиотское желание написать т. н. позитивную книгу, да еще под женским псевдонимом, лишило меня глобального удовольствия — когда не какой–то псевдо, т. е., невсамделишный, а самый настоящий маньяк похищает красноволосую Симбу, прячет ее в кладовке своей городской квартиры, плевать тут на все переклички с «Коллекционером» Фаулза, гораздо забавнее другое — потная, голая Симба клепает баннер за баннером, думая о том, что она сделает с этим ублюдком, графом Дракулой, ну а он, естественно, мечтает о грядущей сладкой минуте, когда все баннеры будут сделаны и вот тогда он сможет напиться ее сладкой–пресладкой крови, но тут вовремя появляется придурошный пятнадцатилетний племянник, насмерть укладывает маньяка Дракулу, играя с ними в Quake, после чего Симба для начала занимается с ним оральным сексом, ну а после и вовсе лишает девственности, а из компьютера Дракулы внезапно раздается голос лежащего тут же, на полу, покойника, обещающего, что они еще встретятся.
В ЭТОЙ ЖИЗНИ…
Вот это, я понимаю, были бы романы!
Наверное, когда выйдет «Летучий Голландец»[75], я тоже найду, к чему придраться.
Хотя главное в другом — к счастью для меня самого все эти книги уже написаны, а значит, я никогда не буду заниматься их переписыванием, менять сюжетные линии и сочинять другой финал.
В конце концов, если они именно так написались, то это было надо.
Кому?
Это тот вопрос, на который мне никогда не ответить.
39. Про Катю Ткаченко
Я действительно не знаю о ней ничего, что просто обязан знать мужчина, проживший с женщиной изо дня в день два года.
Причем — ни на минуту не расставаясь.
ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, НИ НА МИНУТУ!
Например, я не знаю, сова она или жаворонок, хотя могу догадываться, что сова, как и я, и где–то в два ночи уже ложится спать, а встает не раньше десяти. Но не исключено, что я ошибаюсь, и все обстоит совсем наоборот — она просыпается в семь утра, а в одиннадцать вечера уже спит.
И тем более, я не знаю, КАК она спит, например:
предпочитает засыпать на спине или — на животе?
А может, на боку или свернувшись калачиком?
Храпит она или посапывает?
Спать предпочитает голой или в ночнушке?
Толкается во сне или нет?
Взять только сон — и уже множество вопросов, хотя я ведь должен знать о ней все.
Даже не так:
Я ДОЛЖЕН ЗНАТЬ О НЕЙ АБСОЛЮТНО ВСЕ,
но выходит, что я практически ничего не знаю.
Спросите меня, какой у нее любимый парфюм и я начну мямлить.
Понятия не имею, хотя понимаю, что она должна как–то пахнуть.
Ей тридцать два года и она просто не может не пользоваться запахами.
НО КАКИМИ? И как часто она их меняет? И предпочитает что–то свежее, легкое, или наоборот — тягучее, тяжелое, дурманящее голову партнера?
Марки перечислять бесполезно, я все равно не угадаю, вот что предпочитает моя жена — мне хорошо известно, а что Катя…
НЕТ, НЕ ЗНАЮ!
И это касается не только парфюма.
Я ведь понятия не имею, какое она носит белье. Явно, что не чистую синтетику, но дальше дремучий лес — какого цвета, гладкое или кружевное, насколько белье это вызывающе, а может наоборот — верх целомудрия? Последнее, конечно, навряд ли, но не исключено, что таким образом она скрывает какие–то свои комплексы, ведь они есть?
73
Про Катю Ткаченко — в следующем меморуинге.
74
Готовя роман для книжной публикации, я изменил название, и как оказалось, погорячился, хотя звучит «Зона неудач» хорошо, особенно на английском, «Failure Zone», вот только книги обладают свойствами управлять действительностью, особенно, книги с таким названием. Впрочем, это совсем другая история.
75
Он вышел в издательстве «Ультра. Культура» 29‑го ноября 2004 года. Почти ровно через месяц случилось цунами в Юго — Восточной Азии. Я бы не писал об этом сейчас, если бы роман не заканчивался именно этим самым цунами и именно в том же самом месте. Как написано в одной из рецензий: «Поражает в книге пророческий финал. На берегу острова близ Таиланда сидят пара русских, голландец и негр и смотрят на приближающуюся волну цунами.» Добавить остается лишь одно — роман был закончен еще в мае 2003 года.