Страница 10 из 56
ПОЧЕМУ Я ЕЕ НЕ ТРАХНУЛ?
ТОЧНЕЕ, ПОЧЕМУ ОНА МЕНЯ НЕ ТРАХНУЛА?
Она позволила долго играть с грудями, облизывать их, сжимать, целовать, но когда я попытался проникнуть ей в трусики, то со смешком отвела мою руку и сказала:
— Вот этого не надо!
Сучка!
У меня все трусы были мокрые.
И мне было тяжело ползать по ней с негнущейся, перебинтованной, обваренной, лишившейся части кожи ногой.
Сейчас ей, наверное, прилично за шестьдесят.
Если бы тогда она сняла трусики, то меня бы вспоминала, а так — навряд ли.
Мальвина, пятая колонна хунвэйбинов…
Должна была открыть ворота, но этого не сделала.
Все же оказалась патриоткой.
Но все равно мне никогда не понять, почему мы отдали китайцам этот остров!
9. Про книги (1) и сосиски с горчицей
Самая дурацкая из всех существующих вредных привычек — привычка читать книги…
Но вот сегодня я зашел в книжный магазин и вдруг понял, что покупать ничего не хочу.
Точнее, нечего покупать, хотя книг на полках много.
Только они все какие–то неправильные, а если попадаются среди них правильные, то я их уже читал.
Когда–то.
Очень давно.
Потому что читаю почти столько, сколько живу…
Хотя возможен и иной вариант — это я стал таким неправильным, что правильные книги для меня тоже неправильные, а неправильные — правильные…
etc…
Но все равно:
Я НЕ ХОЧУ ПОКУПАТЬ ЛИМОНОВА,
хотя когда–то мне очень нравились три его книжки —
«Это я, Эдичка!»,
«История моего слуги» &
«Молодой негодяй»,
это были настоящие книги, но он их написал очень давно.
Впрочем, Кузьминский вообще считает, что только первая книжка у автора стоящая, а все остальные — хуже, чуть ли не говно, вроде бы, исчезает энергия…
Как писатель могу сказать: в чем–то он прав.
НО ТОЛЬКО В ЧЕМ-ТО!
А вообще многие книжки действительно покупать вредно,
например,
Пелевина с Сорокиным — очень уж их много, не различишь, на какой полке и кто Перокин, а на какой и кто — Солевин…
Как много и прочих, из которых я зацепился только за одну фамилию — Денежкина[3].
Но ее я тоже покупать не стал, постоял, полистал и положил обратно: фамилия у нее какая–то не писательская, потому и денег стало жалко!
Если бы я что сегодня и купил, то «Легенду о Тиле Уленшпигеле», и не потому, что я ее никогда не читал или просто очень уж хочу перечитать.
Просто книги должны оставлять после себя некое таинственное марево, ностальгическую дымку, отчасти грубое физиологическое послевкусие, а отчасти и магический отблеск, время от времени снова возникающий на протяжении всей твоей жизни, и пусть и не окрашивающий ее в новые цвета, но зато позволяющий каким–то странным образом опять стать тем собой, который давно уже утерян среди руин памяти…
Или, как просто и доходчиво писал Томас Вулф, —
«О, утраченный и ветрами оплаканный ангел, вернись, вернись!»
А может, и не так он писал дословно, но очень похоже…
Потому я и купил бы сегодня «Легенду о Тиле Уленшпигеле», и не из–за пепла Клааса, который стучит в сердце героя, а скорее уж, из–за толстяка Ламме Гудзаака, который всегда был голоден, и я, много лет назад, читая этот толстющий том, всегда ощущал непреодолимое желание пойти на кухню, открыть холодильник, достать сосиски, сварить их, намазать горчицей, положить на хлеб и съесть!
Поэтом главка и называется:
ПРО КНИГИ(1) И СОСИСКИ С ГОРЧИЦЕЙ,
а почему в скобках стоит циферка 1 — просто будет еще про книги(2) и (3), ничего ведь не поделаешь, что книг в жизни прочитано так много и роль они сыграли такую большую, что в один меморуинг просто не умещаются.
И вообще все те давние книги почему–то читались исключительно под сосиски с горчицей. Или же белый хлеб с солью. Или бутерброды с докторской колбасой. Когда же был у бабушки, а не дома, то под бутерброды с домашними котлетами. А когда жил во Владивостоке, то чаще всего под жареное филе морского гребешка, которое тогда и там вовсе не было деликатесом, и в полное отсутствие хоть какого–нибудь мяса заменяла мне остальные белки животного происхождения.
«Морской гребешок, он же Гребешок Свифта — Swiftopecten swifti (Bernardi, 1858):
Раковина округло–треугольная, высокая, с ушками разной длины. Фиолетовая поверхность покрыта широкими радиальными и концентрическими складками. Наибольшие размеры около 100 мм. Морские гребешки — двустворчатые моллюски, лежащие на правой стороне тела. Это раздельнополый вид. В заливе Петра Великого нерест происходит в августе — первой половине сентября. Питается планктонными организмами. Продолжительность жизни до 18 лет, максимальный размер 132 мм. Распространение гребешка Свифта: берега Приморья, Сахалина. Вне России — у Японских островов Хоккайдо, Хонсю и у северных берегов Кореи. Обычно обитает на глубине 2 — 50 м. Промысловых скоплений не образует и не разводится.
При полном или частичном использовании материалов ссылка на http://www.fegi.ru обязательна.»
Лучше всего под гребешки Свифта читались томики фантастики, видимо, этот жанр просто создан для морепродуктов.
Брэдбери.
Азимов.
Саймак.
Уиндэм.
Шекли…
Жаль, что тогда мне не довелось прочитать ни Толкина, ни Желязны, хотя первого все равно лучше совмещать с сосисками и горчицей, ну а ко второму морские гребешки действительно удивительно подходят, что жареные, что в горчичном или укропном соусах, или даже просто в салате — ведь Желязны в своих «Хрониках Амбера» сотворил такой протеиновый коктейль, после которого многое другое кажется бессильным и пресным.
Про самого Желязны душным и жарким августовским днем 2003 года мне рассказывал сам Шекли, только называл он его, как и принято во всем мире, Зелязны.
«— Зелязны, — говорил мне Шекли, — был очень нелюдимым человеком. И предпочитал никогда не выезжать из своего штата Нью — Мехико. Но каждый писатель хоть иногда, но должен побывать у своего литературного агента. А агент у нас с ним был один, в Нью — Йорке. И как–то раз мы с Роджером там встретились. В тот год отчего–то наши книги опять хорошо продавались, и агент решил, что если мы напишем книгу совместно, то продаваться она будет еще лучше. И предложил это нам. — Хорошо, — сказал я, — мне это интересно!
— Мне тоже! — сказал Зелязны.
— У тебя есть идея? — спросил я его.
Роджер замолчал и полез в карманы джинсов, вначале в один, потом — в другой.
Наконец, он нашел то, что искал. Многократно свернутый листок пожелтевшей бумаги. Он развернул его, листок был весь исписан мелкими почерком.
— Вот тут много идей! — сказал он мне, — посмотри!
Я начал смотреть и наткнулся на то, что потом стало историей демона Аззи.
— Вот, — сказал я, — это пойдет!
— О’кей! — сказал Роджер, — я пришлю тебе из дома сюжет!
Тогда еще не было интернета, это было самое начало девяностых. Он вернулся домой, написал сюжет и послал мне его почтой. Я прочитал, записал свои вопросы и послал их ему. Он ответил и я сел писать «Принеси мне голову прекрасного принца», Роджер дописал потом последнюю главу. Так мы написали еще два романа, а потом Роджер умер, от рака. Он был мужественным человеком, вначале он победил рак, но тот, отступив, вернулся и сожрал Роджера…»
В ТОТ ДЕНЬ МЫ С ШЕКЛИ ЛОВИЛИ РЫБУ, ШЕКЛИ ПОЙМАЛ ЩУКУ И ПОПРОСИЛ ЕЕ ОТПУСТИТЬ!
— Bye–bye, pike! — сказал он ей на прощание и погладил своей высохшей старческой лапой по скользкой щучьей спине.
Я обязательно напишу отдельный меморуинг про Шекли, пока же я пишу про книги (1) и сосиски с горчицей.
Кроме «Легенды о Тиле Уленшпигеле» под сосиски с горчицей совершенно невероятно проглатывалась не такая толстая, но до безумия увлекательная книга Георгия Тушкана «Джура».
3
Эмоциональное ощущение в день, когда писался меморуинг. Каждое новое посещение книжного магазины вызывает новые эмоциональные ощущения.