Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 44

Начальнице не понравилось, что он нагрубил их представителю, начальница сделала Лапидусу последнее предупреждение, после чего — если это повторится — его просто уволят.

При этом начальница много курила, то снимала, то надевала очки, а Лапидус чиркал зажигалкой, чтобы хоть как–то, да загладить вину. Ему вдруг стало интересно, что начальница делает сейчас и знает ли она, что он чуть было не повесился — веревка все еще лежала под телевизором. Но сериал закончился, бабочки спорхнули и улетели, Лапидус опять переключил канал.

— Это не считается, — сказал ему Манго — Манго, — вот если бы тебя достали из петли…

Внезапно Лапидусу показалось, что это был голос не Манго — Манго, а голос Бога.

— Это не считается, — сказал голос Лапидусу, — вот если бы тебя достали из петли!

Бог обращался прямо к нему, он звал его, он знал его имя.

Лапидус закрыл глаза и представил заплаканное лицо начальницы, которой сообщили о его — Лапидуса — самоубийстве. Хотя навряд ли эта крашеная блондинка будет плакать. Скорее, заплакала бы Эвелина, сидя за рулем своей машины. Интересно, а какого она, все же, была цвета?

— Синяя машина, — пропел Манго — Манго, встав с песка и опять направляясь к реке. — Синяя машина, в ней едет Эвелина…

— Эй, — крикнул Лапидус, — ты с чего это взял, что машина была синяя?

— В рифму, — сказал Манго — Манго, — раз тебе попалась дамочка с таким странным именем, как Эвелина, то машина должна быть синей. Вот послушай: — Зеленая машина, в ней едет Эвелина… — Нравится?

— Нет, — уверенно сказал Лапидус, смотря на то, как Манго — Манго опять забрасывает удочку в воду, — «зеленая» и Эвелина — как–то не сочетается…

— Тогда так: красная машина, в ней едет Эвелина… Лучше?

— Хуже, — ответил Лапидус, — я вообще не люблю красный цвет!

— Какие цвета еще остаются?

— Черный, — сказал Лапидус.

— Черная машина, в ней едет Эвелина… Похоже на правду?

— Не похоже, — ответил Лапидус, отгоняя рукой припорхнувшую мысль о траурном катафалке, и думая о том, что Манго — Манго прав, и машина действительно должна быть синей.

— То–то и оно, — пробурчал Манго — Манго, смотря за поплавком, — синяя машина, в ней едет Эвелина, на ней большие темные очки…

— А дальше? — спросил Лапидус.

— Откуда я знаю, что будет дальше, — возмутился Манго — Манго, — один Господь это знает, мне–то откуда…

— Ты должен знать, — уверенно сказал Лапидус, — ведь ты еще утром знал, что мы опять встретимся.

— Это не я сказал, — засмеялся в ответ Манго — Манго, подсекая какую–то рыбу.

Лапидус замолчал, пытаясь опять услышать голос, ему хотелось, чтобы голос этот сказал ему, Лапидусу, что–нибудь очень приятное, может быть даже, лестное. Мол, пришло время, сказал бы голос, когда ты, Лапидус, должен сделать выбор. Что такое вся твоя жизнь, как не служение мне? Но есть служение и есть СЛУЖЕНИЕ! Ты один из миллиардов, но я заметил тебя и я хочу тебя приблизить. Ты будешь моим верным слугой, избранным и обласканным. Ты, Лапидус, стоишь на пороге новой жизни, все твое прошлое — всего лишь приближение к ней, час настал, ты слышишь, как приближается твое будущее? Так, скорее всего, сказал бы голос, если бы Лапидус его опять услышал, но услышал он недовольный рык Манго — Манго.

— Уроды, — кричал Манго — Манго, — кретины, идиоты!

— Ты это чего? — громко спросил Лапидус, направляясь к кромке воды.

— Это разве рыба? — так же громко и так же возмущенно спросил в свою очередь у Лапидуса Манго — Манго, показывая ему бьющуюся на песке рыбешку.

— А что это? — поинтересовался Лапидус.

— Сунь ей в рот палец, — продолжал орать Манго — Манго, — тогда узнаешь!

— А зачем это я должен засовывать ей в рот палец? — спросил в свою очередь Лапидус.

— Потому, что это не рыба! — отчетливо выговаривая каждый слог, сказал Манго — Манго. — Это пиранья! Рыба — это окунь, это лещ, минтай, в конце концов. А это — пиранья. То есть, это не рыба, сунь ей в рот палец!

Лапидус подобрал с песка тоненькую веточку и сунул рыбе в рот.

Веточка хрустнула и переломилась.

— А есть их можно? — поинтересовался Лапидус.

— Сам чистить будешь! — сказал Манго — Манго, опять забрасывая удочку в воду.

— У тебя есть часы? — спросил Лапидус.





— Уже без пятнадцати два, — сказал Манго — Манго, — жрать хочется — сил нет!

— Где нож? — спросил Лапидус. — Я буду их чистить!

В этот момент к его ногам шлепнулась еще одна зубастая рыбешка.

— Слава Богу! — сказал Манго — Манго. — Клев пошел!

Лапидус 6

Лапидус потрошил уже двадцатую пиранью, а Манго — Манго все кидал и кидал их на берег.

— Хватит, — сказал, наконец, Лапидус, — вдруг они несъедобны?

— Это мы несъедобны, — ответил Манго — Манго, — а они — съедобны!

Лапидус задумался, а потом проговорил: — Ты не прав, если бы мы были сейчас в воде, то они бы нас съели, если, конечно, это именно пираньи…

— Пираньи, пираньи, — проскороговорил Манго — Манго, — ты что, никогда их не видел?

Лапидус замолчал и бросил очередную чищенную рыбешку в котелок. Котелок стоял на огне. Огонь развел Манго — Манго. На небе опять проплывали облачка — белесые, стертые, растушеванные, почти что прозрачные. Все остальное, как и прежде, было нежно–голубым. «Индилето» — вдруг вспомнил загадочное слово Лапидус.

— Двадцать два, — будто прочитав его мысли, продекламировал, сворачивая удочку, Манго — Манго.

Двадцать две пираньи покоились в котелке. Лапидус помешивал странно пахнущее варево алюминиевой ложкой, которую Манго — Манго извлек из своей котомки. — А вдруг это все же не пираньи? — спросил он Манго — Манго.

Тот пристально посмотрел на Лапидуса и внезапно пропел своим хрипловатым голосом: «Двадцать два очка… И быстро падающие слова, и еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал…»

— Я тебя спросил: а вдруг это все же не пираньи? А ты мне не ответил! — возмутился Лапидус.

— Почему это вдруг не пираньи? — спросил Манго — Манго, забирая у Лапидуса ложку и сам пробуя сильно булькающее варево.

— Откуда им здесь взяться, это ведь не Амазонка!

— Эрудит, — сказал Манго — Манго, — тебе надо в телевикторинах участвовать, на деньги, много выиграешь — поделишься!

— Ты опять не ответил, — возмутился Лапидус, — ты вообще надо мной издеваешься! Пираньи, пираньи… Какие это пираньи!

— А ты подумай, — медленно сказал Манго — Манго, — подумай и вспомни!

Лапидус задумался и попытался вспомнить.

Наглая бабочка попыталась сесть на край котелка, но не удержалась и свалилась в кипящую воду.

Манго — Манго выловил ее ложкой и бросил в огонь.

Лапидус посмотрел на начальницу, которая стояла спиной к нему, у аквариума. Аквариум был большим и плоским, таких больших и плоских Лапидус никогда еще не видел.

Мокрая, вареная бабочка скукожилась и превратилась в неопрятный комочек. — Два тридцать, — отчего–то сказал Манго — Манго, в очередной раз помешивая варево.

— Два тридцать, — сказала внезапно начальница, а потом повернулась к Лапидусу: — Я же вас предупреждала!

Лапидус почувствовал, что бледнеет. Руки противно онемели, пальцы как–то странно скрючились. Он попытался пошевелить языком, но не смог.

Начальница вновь повернулась к аквариуму, достала с полочки коробочку с кормом и начала бросать его в воду. К поверхности бросились странные большеротые рыбы и начали пожирать маленьких, красненьких, извивающихся червячков.

Лапидус смотрел на спину начальницы, на ее талию, на плотно обтянутые юбкой ягодицы.

— Попробуй, — сказал Манго — Манго, протягивая Лапидусу вторую алюминиевую ложку, извлеченную все из той же котомки, — на мой взгляд, недурно!

— Обожаю смотреть, как они едят! — нежным голосом почти пропела начальница, бросая в аквариум еще щепотку червячков.

Лапидус почувствовал, что он ее ненавидит.

— Пираньи, пираньи, — проурчал Манго — Манго, выплевывая кости, — а все равно — рыба! А откуда они здесь… Что, сам не знаешь?