Страница 2 из 3
Здесь, под закутанной в саван луной, в фосфоресцирующей водной пустыне, мы стали свидетелями того, как человеческие законы попираются какой-то немой, бесформенной, адской силой. Мы встретились со знающей свое дело, изрыгающей материей, материей, не имеющей мозга и ни от кого не зависящей, подчиняющейся закону, который выше человека, выше морали, выше греха. Это была жизнь, поглощавшая другую жизнь, и делавшая это убедительно, без всяких раздумий, и становившаяся от этого более сильной и ликующей.
Однако это существо не могло протащить тело сквозь шпигат. Несмотря на все усилия, ему пришлось отпустить свою жертву. Ветер утих, существе выпустило тело н погрузилось в неподвижную тихую воду. Мы услышали зловещий всплеск, а затем бросились вперед и обступили тело. Казалось, будто оно плавало в реке из белого желе. Оскар потребовал принести необходимые вещи, и мы как следует завернули тело и выбросили за борт. Оскар механически прочитал несколько слов из небольшого черного молитвенника, что, как он считал, было сейчас необходимо. Я стоял и смотрел в темное отверстие лежа на баке.
Я и по сей день не знаю, как заставил людей спуститься вниз через это темное отверстие. Мне удалось это сделать с помощью Оскара. Помню Оскара, с отливающими лунным светом волосами, стоящего под безмолвными одинокими звездами. Он угрожающе трясет кулаками перед этими трусливыми недоносками на палубе и выкрикивает то ли команды, то ли оскорбления. Помню, что я тоже выступил вперед и пытался что-то сказать. Позже я обнаружил почему-то ушибы на своих руках, и Оскару пришлось их забинтовать.
Странно, что образ Оскара почти стерся в моей памяти, ведь я был с нем высокого мнения, несмотря на его страшиле привычки. Он помог мне собрать людей на носу корабля. А рядом все время находился Бак. Бак, на лице которого был написан смертельный ужас, губы дрожали, а язык плохо подчинялся.
Мы согнали людей вниз, как овец, хотя это не лучшее сравнение: ведь овцы причиняют много беспокойства. И тем не менее мы справились с этой задачей. Затем мы посмотрели на изможденные мачты, бездумно раскачивающиеся на фоне безжизненной мрачной безбрежности притихшего моря и неба, на свисавшие снасти, на длинные умытые лунным светом поручни" на окрасившиеся в красный цвет шпигаты. Снизу до нас долетал громкий идиотский голос Бака, пытавшегося что-то сказать людям. Потом из воды донесся ужасный булькающий звук, и мы услышали громкий всплеск.
- Оно поднялось снова, - сказал Оскар с отчаянием в голосе.
Глава 2
Я сидел в своей каюте и читал книгу. Оскар перевязывал мои ладони, пообещав не беспокоить меня.
Я пытался понять смысл этих маленьких знаков, напечатанных на белом листе книги, лежавшей передо мной, но они не вызывали у меня никаких образов, не требовали от меня никакой реакции. В моей голове они не принимали форму слов, и я не знал, частью чего являлись эти глупые фразы, которые я так хотел понять: очерка или рассказа. Сейчас я не могу вспомнить ничего ни про корабли и море, ни про суда, брошенные командой, и ловушки чересчур изобретательных шкиперов. Мне казалось, что я слышу, как волны ударяют о борт корабля и всякий раз на этом фоне раздается тот зловещий всплеск. Какая-то часть моего мозга отвергала как первое, так и второе, и я убеждал себя, что нервное возбуждение, до которого я себя довел, было кратковременным и ни в коей мере не связано с психическим расстройством или какими-то внешними причинами. Я был сильно напуган и теперь страдал от естественной реакции на шок; здесь, в каюте, мне не угрожала никакая новая опасность.
В дверь постучали. Я быстро вскочил на ноги, и мне в тот момент ж в голову не пришло, что Оскар пообещал не беспокоить меня.
- Что вы хотите? - спросил я.
Прямого или удовлетворительного ответа не последовало, но через дверь до меня донесся странный булькающий звук, и мне показалось, что я слышу, будто кто-то втягивает в себя воздух. Отвратительнейший, сильнейший страх схватил меня в свои жестокие объятия.
С неподдельным ужасом я посмотрел на дверь, ходившую ходуном, как рея во время шторма. Из-за страшного толчка она подалась вперед.
Удар следовал за ударом, как будто какое-то чудовищное тело раз за разом налетало на дверь и отступало, чтобы вернуться и навалиться на нее с еще большей силой. Я подавил в себе желание закричать, открыл рот и закрыл его, а потом снова открыл. Я подбежал к двери, чтобы убедиться, что запер ее не засов. Потрогал его и стал пятиться назад, пока не уперся в противоположную стену.
Дверь подалась вперед, последовал сильный удар и треск, доски раскололись, а петля разлетелись. Не в силах больше сопротивляться, дверь ввалилась внутрь. За ней оказалось что-то белое и непонятное. Оно с силой швырнуло дверь к стене и поползло вперед с ужасной и все более нарастающей скоростью. Это была длинная студенистая лапа, бесформенное щупальце с розовыми присосками, которое скользило или как бы текло по направлению ко мне по гладкому полу.
Я стоял, прижавшись к стене, и тяжело дышал. Чем я мог остановить существо, своим дыханием? Я видел, что оно меня не боится, это щупальце, и мне ничего не оставалось делать как ждать. Оно было длинным и белым и ползло ко мне. Можете ли вы понять весь этот ужас? Оскар забинтовал мои руки. Теперь это были лишь слабые ненадежные конечности. А существо явно жаждало достичь своей цели, и ему не нужно было зрения, чтобы видеть, куда направляться. С появлением существа каюта наполнилась каким-то немыслимым сильным запахом, и, я уверен, он оказал на меня прямое воздействие перед тем, как я был схвачен. Я попытался сбросить с себя эти огромные отвратительные щупальца, но мои израненные пальцы погрузились в студенистую массу, как в какую-то мягкую грязь. Это была трепещущая живая материя, казалось, лишенная твердой основы. Она поддавалась, мои руки проходили сквозь нее, и все-таки она была эластичной и могла сжиматься, как тоща, когда схватила меня. Она меня душила. Я чувствовал, что не могу дышать. Я пригнулся и попытался повернуться, но она обволакивала меня, держала, и я ничего не мог сделать, а потом, как мне кажется, меня безжалостно потащили по полу, через выломанную дверь вверх по лестнице. Помню, как билась о ступеньки моя голова, когда мы поднимались наверх, я и это существо, из ран у меня текла кровь, и я знаю, что потерял три зуба. На меня сыпались ужасные удары, когда я задевал за края ступенек, углы дверей и даже за гладкие жесткие доски палубы.
Существо тащило меня через всю палубу, и сквозь щупальца, которыми захватил меня этот грязный разбухший студень, я мог видеть луну. Я был буквально похоронен в этой грязной жирной массе, которая трепетала, дрожала, жила в лунном свете!
Я уже не чувствовал никакого желания вырваться, кричать, и мысль об Оскаре и возможном спасении у меня не появлялась. Я стал испытывать странное чувство удовольствия. Как мне описать его? По моему телу разлилась какая-то необычная теплота, я весь дрожал в странном предвкушении чего-то. Сквозь живое желе я заметил большую красноватую присоску или диск, края которого были усеяны серебристыми зубцами. Я видел, как он быстро двигался, а затем присосался к моей груди. Почувствовав в эту секунду отвращение, я вонзил пальцы в тошнотворную массу, окружавшую меня. Это дряблое вещество даже не сопротивлялось. Человек мог его царапать, разрывать, чувствовать, что оно поддается, и знать тем не менее, что из этого ничего не выйдет. Во-первых, невозможно было даже ухватиться за него, сжать руками и сдавить. Оно просто ускользало от вас, а потом возвращалось на место и твердело. Оно могло по своей воле сжиматься и разжиматься.
Чувство ужаса и отвращения исчезло, м по моему телу пробежала новая волна радости и тепла. Теперь я мог плакать я кричать от удовольствия, почти впадая в экстаз.
Я знал, что на самом деле чудовище своими вздрагивающими шевелящимися присосками вытягивает из меня кровь. Звал, что черев секунду стану таким же сухим, как нагретое карбонадо, но я радостно ждал свою смерть. Я даже не пытался скрыть свое ликование. Я был просто весел, хотя я понимал, что Оскару придется объясняться с людьми. Бедняга Оскар! Он всегда обладал способностью связывать заново оборванные концы, сглаживать углы суровой и непредвещающей ничего хорошего реальности к превращать серые неприукрашенные факты в нечто чуть ли не приятное, чуть ли не романтическое. Он был убежденным стоиком, совершенно уверенным в себе. Я знал это, и мне было жаль его. Я ясно помнил ваш последний разговор. Он слонялся по доку, засунув руки в карманы, с сигаретой в зубах. "Оскар, сказал я, - я в самом деле не страдал, когда эта штука присосалась ко мне! Ни в малейшей степени! Я наслаждался!" Он нахмурился и потеребил свою смешную челку. "В таком случае я спас вас от вас самих!" - крикнул он. Его глаза сверкали, и я понял, что он хочет ударить меня. Это был последний раз, когда видел Оскара. Мы расстались. Его образ превратился в тень. Возможно, я поступил бы умнее, если бы удержал его рядом с собой.