Страница 7 из 21
Залпом выпивает стоящий на столе стакан вина и уходит, насвистывая казарменную побудку.
Фредерик (неожиданно глухо спрашивает). Что в этой телеграмме?
Жанетта. Ничего.
Фредерик. Почему вы ее не распечатываете?
Жанетта (рвет телеграмму, не читая). Я заранее знаю все, что здесь написано.
Фредерик. Впрочем, вы правы. Какое мне дело? Я познакомился с вами сегодня утром, и через час уеду.
Жанетта. А через месяц женитесь на моей сестре.
Фредерик. Да.
Смотрят друг на друга.
Жанетта (после паузы, порывисто). Это телеграмма от моего любовника.
Фредерик. Это тот, который шел за вами по лесу сегодня днем?
Жанетта. Вы его видели? Нет, не этот бедняга. Этот не смеет мне писать. Впрочем, он, может быть, и не умеет. Это другой, вообразивший, что имеет право писать. Другой, к которому я ходила каждый вечер.
Фредерик. Он пишет потому, что вы не пошли сегодня на свидание?
Жанетта. Ни сегодня, ни когда бы то ни было еще. Я написала ему сегодня утром, что мы не увидимся больше!
Пауза. Фредерик с усилием спрашивает.
Фредерик. Почему?
Жанетта. Потому что я его не люблю. Потому что мне вдруг стало стыдно принадлежать ему.
Фредерик. А вчера?
Жанетта. Вчера мне было все равно. Все было вчера безразлично: я могла иметь любовника, бегать босиком в разорванном платье, казаться безобразной…
Фредерик (глухо). Вы не безобразны.
Фредерик. Зачем вы так черните себя?
Жанетта. Чтобы вы меня возненавидели, чтобы вы уехали сегодня же вечером, ненавидя меня, чтобы вы женились на Юлии ненавидя меня!
Фредерик. Вы хорошо знаете, что я не смогу вас ненавидеть.
Жанетта (мягко). И еще для того, чтобы вы никогда не забывали той минуты, когда я в темноте рассказывала вам о своем позоре.
Фредерик (после паузы). Нехорошо так наговаривать на себя.
Жанетта. У меня только один вечер, и даже не вечер, а только час, и теперь уже меньше часа. А потом я все время буду молчать.
Фредерик. Зачем говорить об этом, раз мы все равно не можем ничего изменить?
Жанетта. Ничего завтра, ничего за всю нашу жизнь; но в течение этого часа мы все-таки что-то еще можем, если его у нас не отберут. Если больше ничего нет, то час- это очень много.
Фредерик. Что можно успеть за час?
Жанетта. Мы можем успеть рассказать друг другу, как нам не повезло. О черной неудаче, постигшей нас обоих, потому что потом о ней нам придется молчать. Рассказать друг другу, как глупо ошибиться на один день, ошибиться на одну минуту и навсегда…
Фредерик (крича.) Но еще сегодня утром я любил Юлию!..
Жанетта. Да, да, и вы, без сомнения, еще любите ее. И вы уедете с ней через час, что бы там ни было. И она будет владеть вами всю жизнь. Она лучше меня. Уж я-то имею право так сказать.
Фредерик. Юлия добрая, нельзя причинять ей боль.
Жанетта. Я знаю. Я знаю, также, что вам — я?! Что — память обо мне? День за днем она должна поблекнуть в ас, как старая фотография. Я даже знаю, что в один прекрасный день вы не сможете вспомнить, какого цвета мои глаза — вы так мало в них смотрели, — а после, в другой день, в день рождения вашего первого сына, или, может быть, в день его крестин, вы навсегда забудете обо мне.
Фредерик (глухо вскрикивает). Нет!!!
Жанетта. Да. Поэтому я и осмелилась сказать все это. Я говорю как те, кто должен умереть. И не доблестной, а постыдной смертью.
Фредерик. Да, я скоро уеду с Юлией и женюсь на ней. (Пауза.) Но вас я никогда не забуду…
Молчание.
Жанетта (тихо, с закрытыми глазами.) Я должна поблагодарить за милостыню, не правда ли?
Снова молчание.
Фредерик. Эти смятение, эта тревога, охватившие нас обоих, ведь не могут быть любовью, это невозможно!.. Но избавиться от них я не смогу никогда…
Жанетта (стиснув зубы). А я — да! С завтрашнего дня. Клянусь вам!
Фредерик. И вы сможете?
Жанетта. Должна смочь! Я должна сама вырвать из себя боль, как зверь зубами вырывает колючку из лапы зубами. Я не хочу бесплотной любви! Я не хочу любить одного и обнимать другого!
Фредерик. Но мы же не любим друг друга! Мы даже не знаем друг друга…
Жанетта. Вы правы, я не должна вас любить, я слишком вас ненавижу. Зачем вы явились сюда? Вы что, не могли жениться там на своей Юлии без того, чтобы я знала об этом? Вчера я веселилась, у меня был любовник. Я не была уверена, что люблю его, но мне это было безразлично. Он говорил, что любит, и еще вчера это забавляло меня.
Фредерик. Почему вы написали ему, что покидаете его со вчерашнего вечера?
Жанетта. Просто так, Для того, чтобы чувствовать себя свободной, когда я буду прощаться с вами. И если бы я могла забыть всех, кто был до него и стереть следы их рук с себя, я бы это сделала.
Отец (ворочается в кресле, вздыхает во сне). Да, но имейте в виду, что платить буду не я.
Фредерик (невольно улыбается) Что ему приснилось?
Жанетта (тоже улыбается). Не знаю. Может быть, свадебный обед… Бедный папа! Когда и Люсьен уедет, мы с ним останемся вдвоем. Странная семейка!
Фредерик (говорит неожиданно мягко). Простите меня.
Жанетта (улыбается). За что? Вы уже просили прощение из-за пустяка: сегодня утром по поводу цыпленка… В конце- концов, все справедливо. Ужасно, если бы было наоборот. Юлия настоящая жена, не то, что я. Вы любите ее уже давно, а меня только с сегодняшнего утра, да и то вряд ли. Я сумасшедшая, что заговорила об этом. Такие истории, как наша, случаются на каждом шагу. Но люди лишь тяжело вздыхают, думая: «как жаль, слишком поздно», и после в течение долгих лет не смеют взглянуть друг другу в глаза. Подобные тайны хранятся во многих семьях…
Слышится свист Люсьена. Он неожиданно возникает из ночи позади них.
Люсьен. Что, дети, смотрите, как наш папа баиньки? (подходит к креслу) Этот труп с открытым ртом не вызывает в вас страха? Он кажется удивленным: «И это вся жизнь? Меня следовало бы предупредить!» Слишком поздно, дорогой друг, слишком поздно. Итак, спите. Спокойно получайте свой маленький задаточек у смерти. Но не храпите, а то я начну свистеть. Я любдю покойников благопристойных.(Смотрит на них.) Вам не очень скучно вдвоем? (Взглядывает на дверь освещенной кухни, где видны мелькающие фигуры). Посмотрите га этих муравьев — они убирают, бегают там в кухне, воображая, что ухватили истину, как ручку от кастрюли, и ни в чем не сомневаются. Они обе ненавидят нас, они знают, что с завтрашнего дня наша грязь снова возьмет верх; из-за этой уборки они могут опоздать на поезд, но все резоны ни к чему, они не вынесут, если кто-нибудь скажет, что они оставили нашу кухню неприбранной… Для них это вопрос чести, не правда ли? А для тебя что, Жанетта?
Молчание. Ему никто не отвечает. Люсьен подходит к столу, наливает стакан вина).
Люсьен. Обожаю хозяек! Они — символ бренности. Как забавно смотреть со стороны, как все эти несчастные неутомимо трут день за днем, год за годом все тот же уголок своего жилища, и каждый вечер их побеждает все та же пыль… И хозяйка изнашивается, высыхает, покрывается морщинами, скрючивается, разваливается и шлепается, наконец, бездыханной в один прекрасный вечер после очередной и последней уборки… И тут же на этот жалкий уголок декорации, — он-то, не будь дурак, остался неподвижным, зная, что за него время — на другой же день ложится новый слой плотной пыли…(Он потягивается, зевает, снова пьет). Но и то правда — если бы они этого не делали, что бы им, бедным, оставалось? Любовь? (встает) Не могут же все заниматься любовью, это было бы несерьезно. Не правда ли, дорогой деверь?