Страница 2 из 37
— Хорошая.
— Прости, Лев, я лезу к тебе с базарами. Мне–то хорошо — я поел, выпил. Банкет у нас был. Заказчик нас гулял — доволен остался… Ты–то небось голодный?.. Слушай, у меня идея! Пошли в ресторан — я угощаю. Едем! Около моего дома есть ночной. Я, правда, там не ел, но заходил — красиво… Только не говори «нет» — обидишь. А прораба обижать нельзя. Прораб и так жизнью обижен… Знаешь, у нас в институте шутка гуляла: было у отца три сына, двое умных, а третий в строители пошел!.. Ах–ха–ха!.. Ну что, Лев, гуляем?
— Конечно нет.
— Ну просил же, как человека…
— Моя жена не поймет. Да и твоя тоже. Волнуется наверняка. Ты вон ей розу везешь, она ж завянет.
— Мы и твоей купим!.. Я куплю… Ну, как бы от тебя.
— Уговорил. Только сперва заезжаешь домой, отдаешь розу, а потом едем кутить.
— О’кей, Лев! Вон там — направо, во двор. Вот к этому дому… Хороший ты мужик, Лев. Наш мужик. Кто прораба понимает — наш мужик!.. Стой! Мы кутить идем, так? Жена с нами не пойдет — не любит она рестораны. Я должен ей купить бутылку «Амаретто». Просто обожает «Амаретто»… А я — нет. Шампунь какой–то… Давай, друг, мотнемся, я плачу. Это как раз около ресторана нашего с тобой…
Машина разворачивается, выезжает из двора. Подъезжает к небольшому магазину. Пассажир выходит более уверенной походкой, чем прежде. Направляется к магазину.
Возвращается с двумя плоскими темными бутылками.
— Все о’кей, Лев. Вот это — моей, а это — твоей. Твоя любит «Амаретто»? Я купил, думаю, все бабы «Амаретто» любят… И розу я отдам твоей, а своей завтра еще куплю.
Машина возвращается во двор. Около подъезда нервно ходит женщина в накинутой на плечи кофте, в брюках и тапочках.
— О! Тормози, Лев. Что это моя во дворе делает? — Он выходит и неуклюже обнимает женщину. — Марин, ты че это тут делаешь?
— Живой? И не ограбили? Или как в прошлый раз?
— Не, Марин, вот смотри — кошелек, деньги… Это нам сегодня дали. Ах, елки, даже заначку не успел сделать, все в кошелек положил…
— В прошлый раз только заначка и осталась цела… Сколько он вам должен?
— Не–е–е, Марин, ты кошелечек–то отдай. Мы с Львом идем поговорить. Вот это тебе, Марин. — Отдает ей бутылку. — Я же помню, ты любишь… Я тут тебе еще розу купил, но решил ее отдать жене Льва. Он — хороший мужик, Марин, наш мужик… Я тебе завтра три куплю. Ладно, Марин? Ты не обижайся, а мы пойдем…
— Завтра с Львом поговоришь… Поблагодари, что возился с тобой да по счетчику взял…
Лев отдает пассажиру розу и бутылку:
— Иди, друг, домой. Не собирался я в ресторан идти, мне работать надо.
— А ты — подле–е–ец! Я думал, ты наш мужик, а ты — подлец. Обманом меня бабе сдал, а сам — поехал! Эх ты… Розу возьми и ликер, а то я вспыльчивый — и об асфальт могу! Ну?..
— Вспыльчивый, пошли домой, отстань от человека. Я уже не знала, что думать: сижу, жду, машина подъезжает, смотрю — ты сидишь. Потом — развернулась, уезжает. Я номер запомнила, думаю, если через пять минут не вернется, в милицию звоню… Потом — смотрю, едешь… Спасибо вам, извините… Пошли, вспыльчивый…
— Ладно, Лева, прощаю. Скажи спасибо жене моей — она всегда меня успокоить может. Она хорошая у меня… Ты, Марин, самая хорошая… Только, Лева, розу с «Амареттой» возьми.
— Не возьму. У меня жена в отпуске. Ты своей покупал, вот и отдай ей.
— Ладно… Марин, вишь, какой Лев хороший мужик, я ж говорил, наш мужик… На розу, Марин. А бутылку, Лева, разобью, если не возьмешь.
— Возьмите, пожалуйста. И спасибо вам… Пошли, вспыльчивый…
Они уходят.
Лев садится в машину, выезжает из двора и медленно едет по проспекту.
«Хороший ты мужик, прораб. И жена у тебя хорошая. И не болеет…»
Машину останавливает молодой мужчина, коротко стриженный, в спортивном ярком костюме.
— Куда вам?
— В начало проспекта, там ресторан есть, заберем одного человека — и назад.
— Маршрут сложный, деньги вперед.
— Без проблем! Держи. Зелеными пойдет?
Садится в машину. Едут молча. Тихо звучит музыка.
— Шеф, курить можно?.. Спасибо.
Через некоторое время, заметив одинокую покачивающуюся фигуру, пассажир останавливает машину и выходит.
— Э-э… ты куда пилишь? — Он хватает за руку разодетую нетрезвую девицу и заталкивает ее в машину. — Едем назад, шеф. А ты, гадость, куда это? Нажралась… Деньги взяла?..
— Не надо ругаться, а то не поедем дальше.
— Ладно, шеф… А ты мне сейчас все расскажешь. Деньги покажи! Стерва… Как работать будешь? Говорил, не напивайся, клиент ждать будет. Ща получишь у меня нашатыря — мало не покажется!.. Сиди, не рыпайся! Как дал бы по морде… Сюда, шеф. Вылазь, сволочь…
Пассажиры выходят.
«И эта тоже не болеет. И не заболеет… Одноклеточные почему–то меньше болеют».
Небо с одного края начинает стремительно светлеть. Становятся бледнее огни фонарей, щиты рекламы. Отчетливей проступает архитектура города: старые, довоенной постройки помпезные здания, широкие улицы и проспекты, пересекающиеся под прямыми углами. Деревья вдоль улиц — толстые опиленные стволы со свежей порослью вверху, во дворах — пышная зелень, похожая на пену, которая вот–вот перельется за борта, образованные стенами домов, замкнутыми в четырехугольники.
То тут, то там появляются первые трамваи и троллейбусы, почти пустые в этот ранний час. На крупных перекрестках желтые мигающие огни светофора сменяются на попеременно горящие красно–желто–зеленые. Прибавляется машин на проезжей части.
Рядом с крупным гастрономом останавливается серебристо–белая «альфа–ромео». Загорается аварийный сигнал. Лев выходит и направляется к гастроному.
Основная часть магазина отделена решетчатой загородкой, там темно. Ярко освещен винный отдел со стеллажами, уставленными бутылками, и витриной с дежурным набором фасованных в пакеты и банки продуктов.
За прилавком сидит девушка с карандашом в руке, склонившаяся над газетой. В стороне, опершись о колонну, стоит охранник в милицейской камуфляжной форме и наблюдает за действием, происходящим на экране закрепленного под потолком телевизора, из которого доносятся звуки, характерные для не претендующего на гениальность фильма: крики, выстрелы, взрывы, скрип тормозов и тому подобное.
Внутрь входит водитель. Охранник лишь мельком удостоверился в том, что вошедший — обычный покупатель, к тому же хорошо знакомый, и продолжает с интересом участвовать в киношных событиях: на его бесхитростном лице отражаются перипетии столь же бесхитростного сюжета.
Девушка узнает вошедшего и, как будто ждала именно его, улыбается. Ее лицо преображается из уставшего и скучающего над надоевшим кроссвордом в оживленное и радушное.
— Доброе утро.
— Доброе.
— Вам как всегда? — И она, не дожидаясь ответа, выходит из–за прилавка и скрывается в темной части магазина.
Выйдя оттуда, она кладет перед ним пакет молока и плетеную булку с маком, обернутую целлофаном. Включает кассу и выбивает чек.
— Не хотите свежей ветчины? Очень вкусная — я уже попробовала.
— Правда, вкусная?
— Правда–правда.
— Беру.
Девушка достает с витрины пакет с нарезанной ветчиной, снова пробивает чек. Ей явно не хочется расставаться с покупателем, но повода задерживать его больше нет.
А сам покупатель не намерен задерживаться. Он расплачивается и, улыбнувшись продавщице, кивком благодарит ее и выходит.
Она провожает его худощавую ссутуленную фигуру взглядом до двери, смотрит в стеклянную витрину. Видит, как он, сев в машину, снимает «гребешок», отключает аварийные огни и трогается с места. Она еще долго смотрит за стекло, но уже не на то, что может увидеть глаз.
Через несколько метров машина сворачивает в арку, едет по засаженному старыми деревьями двору и останавливается у подъезда.
Над дверью все еще горит фонарь, хотя нужды в нем уже нет — утро вступает в свою силу.
Выйдя из машины с пакетами под мышкой и нажав на кнопку брелка, Лев включает сигнализацию. Машина, мелодично пискнув, отпускает своего хозяина на отдых.