Страница 1 из 37
Юлия Добровольская
Голос ангела
Кристине и Дагу с любовью и благодарностью.
Юлия Добровольская
For Kristina and Doug Brendel with love and gratitude.
Julia Dobrovolskaya
«Мне часто думалось, что надо бы написать книжку, объяснив, как у меня возникают те или другие страницы, может быть, даже одна какая–нибудь страница», — повторяю я вслед за Генри Миллером.
Каждая история, написанная мною, — каждая! — имеет свою историю. И если все свои истории я рисовала сама — повинуясь какому–либо импульсу, — то одна из них нарисовала мне картинку, которая через несколько лет стала явью…
«МАЛЕНЬКИЙ МЕДНЫЙ КЛЮЧИК, или Очень короткая история без начала и конца» — один из самых первых написанных мною рассказов. Я писала его долго. То есть начала писать, а потом отложила на какое–то время. Пыталась продолжить, но история не давалась мне.
А потом вдруг она сложилась сама собой… И вскоре после этого я встретила и полюбила Мужчину, который оказался похожим на героя моей истории — точнее, на двух ее героев: на Молодого Художника и на бородача. И даже профессия у моего Любимого похожая — он художник–фотограф. Мы счастливы по сей день…
Может, именно поэтому я часто говорю тем, кто мечтает о счастливой взаимной любви: «Рисуй! рисуй своего возлюбленного! тщательней прорисовывай каждую деталь его внешности и души! и как только ты закончишь, он тут же выйдет тебе навстречу».
НОЧНОЕ ТАКСИ
Середина девяностых.
Лето. За полночь.
Широкий проспект. Огни и шум большого города создают атмосферу если не праздника, то отдыха от дневного напряжения и суеты.
Тротуар отделен от проезжей части рядом больших деревьев и клумбами с цветами и густой травой.
Под знаком «стоянка такси» — несколько машин с зажженными «гребешками». Последней стоит серебристо–белая «альфа–ромео». Постепенно стоящие впереди автомобили разъезжаются, забирая пассажиров, и «альфа–ромео» занимает место первого.
Водитель — худощавый мужчина средних лет, одетый в джинсы и джинсовый жилет поверх клетчатой рубашки с закатанными ниже локтя рукавами. Он сидит откинувшись на спинку и положив руки на затылок.
Его лицо — лицо человека пережившего или переживающего какую–то драму и при этом явного интроверта: чуть сдвинутые темные густые брови; плотно сжатые губы; взгляд, направленный в себя. У него приятная мужественная наружность, его жесты размеренны и скупы.
Тихо звучащая из приемника музыка сменяется тирадой диджея, а та — песней со словами «…что никто никогда не любил тебя так, как я…».
Голос мужчины — тихий, низкий, почти без эмоций, бесцветный — обращен к себе. Речь прерывается долгими паузами.
«И меня никто не любил, как ты… И я никого не любил, как тебя… А теперь я не знаю, люблю ли?.. Правда, не знаю.
Раньше знал — я люблю, ты любишь… мы любим. Порой дыхание перехватывало… И привыкнуть невозможно было. День начинался тобой… я начинался тобой… жизнь начиналась тобой.
Теперь — тебя нет, меня нет… И только жизнь начинается каждый день. А к этому, оказалось, привыкаешь… Инстинкт самосохранения, как сказала бы ты… Чтобы не сойти с ума, не покончить с собой… Просто принять и привыкнуть.
Только почему?.. Почему?!. Кто это придумал? Для чего?.. За что?.. Бог, есть ли Ты?.. Если есть, куда же Ты смотришь? Или мы заслужили это? Чем? Объясни!..
Есть надежда… А стоит ли цепляться за нее? Может, лучше не расслабляться?..
Скоро твой праздник… Неужели последний?..»
Мужчина встряхивает головой, пытаясь прогнать тяжелые мысли, проводит ладонями по лицу.
Снова жизнерадостный голос диджея молотит какую–то чепуху. Мужчина выключает приемник.
К машине подходят четверо подростков — обритых наголо и одетых по–спортивному в майки и кроссовки.
— Шеф, свободен?
— Куда?
— На Озерную и назад. Только быстро, шеф!
— Без «шеф» и без «быстро». И деньги — вперед.
— А че это — вперед? Вернемся — заплачу.
— Я знаю, как вы платите, «когда вернемся».
Один из них достает несколько купюр и показывает водителю. Тон его несколько любезней, чем вначале:
— Вот. Деньги есть, если не верите.
— Вот и заплати вперед. А повезу только одного.
Другой напирает, но тоже сбавив тон:
— А че за правила? Ехать надо. Да поскорей. — Он пытается открыть дверцу.
— Ладно, только вон того милиционера прихватим… Это я себе безопасность обеспечиваю.
При этих словах подростки заозирались и быстро скрылись.
«Неужели побалуются и бросят?.. Женятся, детей заведут?..
Не верится. Откурят мозги или отколют и кончат в лучшем случае в тюрьме.
Когда я узнал впервые про наркотики? Пожалуй, вместе со страной… Хотя нет, раньше — в армии. Да и то — намеками. Ходили слухи, что двоих в дисбат турнули, за то, что курили что–то не то…»
Издали приближается стройная, ярко одетая девица. Раскованной походкой направляется к машине.
«Что, длинноногая, красивая, кто ж тебя одну посреди ночи бросил?..»
— Шеф, свободен?
— Куда вам, девушка?
— Да могу и с тобой, если деньги есть. Тачка–то твоя — ничего себе.
— А… сколько мне надо иметь?
— Если у тебя на хате — стольник. Если ко мне — полтора… Можно в машине, по–быстрому, тогда — полтинник.
— А ты дорогая!
— А ты дешевку предпочитаешь? Езжай на вокзал. Там за банку белой — без проблем. Только руками не трогай, — грубо смеется, — а то потом лечиться будешь, не вылечишься. А я со справочкой… Ну, давай. Ты мне уже понравился — грудь у тебя волосатая и руки большие… Я это люблю. Заведусь — не отпустишь! Я денег зря не беру. А?
— Уговорила. Вот только за деньгами смотаюсь — весь год на отпуск копил. Гуляем на все пятьдесят зеленых. Жди. Я вернусь!
Он заводит мотор и медленно трогается с места.
— Козел!
Девица уходит.
«Конечно, козел. Сразу не понял, что в таких нарядах среди ночи к маме в гости не ездят. И домой к мужу тоже…»
К стоянке приближается прилично одетый мужчина средних лет с длинной розой в руке. Он изрядно навеселе, но держится. Машет рукой. Машина останавливается.
«А вот… вот к жене — в любом виде можно вернуться и в любое время. На то она и жена…»
— И куда нам?
— Д-друг… Дай сяду, потом скажу… Ой, моя роза! Не сломай… — Он с трудом усаживается и откидывается облегченно на спинку кресла.
— Где обитаем?
— А-а?
— Где ждут тебя? Куда едем?
— Г-главный проспект…
— Мы и так на Главном.
— В конец… сосорок… ссо сорок семь — и-ик! Прости, друг. Прости, шеф… Сто сорок семь а–а–а-ик! А — в смысле дом «а». Сто сорок семь «а», — наконец удается ему вся фраза.
— Деньги есть?
— Обижаешь, ше–е–еф… Во — видишь? — тычет водителю в лицо цветком.
— Это роза, а я за деньги работаю.
— Да… Правильно… Это роза. А ты знаешь, скока она… и–и–к! стоит? Не–е–т, не зна–а–аешь… Шеф, будь другом, угости сигаретой, я враз протрезвею…
— На, держи… Извини, не «Мальборо», к твоей розе не очень подходят… Так что у нас с деньгами?
Пассажир с наслаждением затягивается раз, другой и на глазах приходит в себя.
— Шеф, вот… кошелек, возьми сам. Можешь зелеными. Мы сегодня объект сдали. Так нам по договору нашими дали, а премию — зелеными… Я вот жене розу купил… Хороша, а?
— Хороша. Положи сзади, а то поломаешь. Кошелек возьми. Приедем — по счетчику заплатишь.
Включает мотор, трогается с места.
— Спасибо, шеф. Это ты здорово с розой сообразил…
— Если не затруднит, не называй меня шеф.
— Ну мне же надо тебя как–то называть. Ехать нам далеко, xa–xa!.. — Пассажиру явно полегчало, он расположен к общению.
— Лев.
— Класс! Шеф по имени Лев. Жене расскажу. Ну, ты прости, это я так — забавно… Вишь, я уже рифму чувствую, трезвею, значит. Может, к дому совсем… и–и–к! протрезвею. Жену жалко… Я — сволочь! А как тут, елы, по–другому?.. Ты, ш… то есть Лев, знаешь, что такое стройка? А–а–а… Не знаешь! А я уже двадцать два года строю. Раньше–то было — страх. А сейчас — просто ужас! Материалы дорогие, заказчики — звери: им еврокачество подавай! А работяги–то у нас те же остались. А их как учили — плюс–минус пол–лаптя на допуски–припуски… Да что я тебе рассказываю! Ты, поди, на потолок иногда, смотришь? Или все жена больше? А? Ха–аха–ха… Ты прости, Лев, это я по–нашему, по–простому пошутил… Ты–то человек интеллигентный, я ж вижу… А у тебя жена есть? А, ну да — кольцо вон… Хорошая жена? А?