Гордость павших

— Сюда! — послышался трескучий голос Марлона. Вокруг засуетились люди, куда-то потащили.

Ви пришла в себя на кушетке в консульстве Хану.

— Лучше бы я не останавливал тебя в обсерватории. Там хотя бы быстро и безболезненно, — покачал головой Марлон, смазывая ожоги на лице Ви кремом с восстанавливающими кожный покров наноботами.

— Чума скакал как ветер. Думаю, я смогу проехать на нём на скачках. Может, мы и не утрём нос люрцам с духабцами, но хотя бы получим лицензию на случку, — уверенно заговорила она, отмахиваясь от назойливой помощи.

— Бесстрашная девочка! — растрогался наблюдавший за ними Пушэ. — Подлинная гордость Хану. Она должна ехать.

Марлон грозно глянул на старого консула, безнадёжно махнул рукой и вышел.

Пушэ все же удалось уговорить его подготовить Ви к скачкам. Дни полетели в напряжённом ритме тренировок, брифингов и совещаний. Чума тоже сильно подпёкся на ядовитом кайсианском солнце, но после выздоровления неожиданно подобрел к людям и в езде стал податливым и внимательным, словно обучавшийся годами мерин. Со скоростью и управлением никаких проблем не возникло. У них был хороший шанс победить, если бы не одно «но». На скачках всегда жульничали: взламывали автоматику стартовых ворот, подтасовывали результаты допинг-тестов, даже травили лошадей-фаворитов. От подобных неприятностей Чуму защищали люди Марлона, но на треке они уже ничем помочь не могли. Марлон заставлял Ви смотреть записи старых скачек, чтобы она была готова к тому, с чем ей предстоит столкнуться во время заезда. Особенно остро врезались в память кадры, когда лошади на всём скаку цеплялись ногами за невидимую нить силового поля и кувыркались через голову, переламывая себе шеи и давя жокеев, которым не повезло упасть под копыта.

— Нельзя предсказать, что они придумают на этот раз. Они никогда не повторяются, — делился опасениями Марлон. — Надо ехать в середине. Не отставать от лидеров, иначе не успеешь догнать их на последнем круге, и не перегонять, иначе сыграют грязно и лишат тебя преимущества. Истинная скорость Чумы должна оставаться для всех тайной до самого конца.

Ви утомлённо кивнула. Она осознавала опасность. Совершенно лишним было повторять одно и то же изо дня в день. Но Марлон оставался непреклонен.

Пришла долгожданная ночь скачек, ласково прохладная и полная суетливого гомона. Накануне Ви слегка подправили внешность, чтобы никто не признал в невысоком щуплом жокее жену императора. Пушэ битый час произносил пафосную напутственную речь, большую часть которой Ви пропустила мимо ушей. Изнывала от волнения, хотя прекрасно знала, что это глупо. И лишь вредит, отбирает столь необходимые сейчас силы.

Все, наконец, ушли, позволив спокойно переодеться. Ви уже заправляла волосы под каску, когда на плечо опустилась тёплая ладонь. Ви испуганно обернулась. Перед ней стоял Марлон, странно задумчивый и усталый. И смотрел с такой тоской, что все внутри переворачивалось. Зачем?

— Хотел пожелать удачи, — тихо пробормотал он, не поднимая глаз.

Ви улыбнулась одними губами. Марлон, мягко коснувшись её щеки, спрятал под каску непослушный локон и заговорил сбивчиво, словно ему мешал ставший в горле ком:

— Не слушай Пушэ. Ты всегда можешь отказаться. Я найду другой способ сохранить поголовье. Не нужно так рисковать.

— Но мне хочется, — отмахнулась Ви. — Да и кому какое дело, если я погибну? Всем только легче станет, свободнее.

Она уже сделала несколько шагов к выходу, но Марлон схватил её за руку и развернул к себе.

— Мне есть дело, разве не понимаешь? — отчаянно выкрикнул он.

Только теперь Ви заметила, как лихорадочно блестели его глаза, как смягчились старые шрамы на щеке, как трепетали прежде столь твёрдые губы. Ви поражённо выдохнула. Его рука скользнула на талию, прижимая ближе. Горячее дыхание опалило кожу. Голова закружилась будто от сладкого игристого вина. Глаза в глаза. Ближе, почти соприкасаясь.

Ви очертила пальцами причудливые бороздки шрамов:

— Это на войне?

— Нет, кайсианские разборки, — он снова взял её за руку и приложил к губам.

— Не стоит, — прошептала Ви, гася поднимающуюся изнутри нежную истому.

Марлон печально улыбнулся:

— Иди, а то опоздаешь. И помни, что бы там ни было, здесь тебя ждут. Всегда.

Переплёл свои пальцы с пальцами Ви — знак хануанского прощания — и ушёл.

На трибунах шумели зрители. Прожектора ярко освещали скаковой трек, разгоняя ночной сумрак. Лошади нетерпеливо рыли землю копытами и щедро орошали все вокруг слюной. Сердце болезненно екало в груди в ожидании старта.

Гудок! Лязг железных ворот. И громогласный топот копыт. Трехтактная дробь, слитая в унисон единым порывом. Быстрее! Не отставать!

Чума вошёл в азарт, и Ви с трудом удавалось его сдерживать. Зрение сузилось до тонкой полоски трека, до колышущихся спин жокеев, до мелькающих копыт лошадей. Впереди раздался грохот. Лошади посторонились, проносясь мимо поверженного лидера. Дальше ещё кто-то падал, сходил с дистанции. Не смотреть! Не представлять себя на месте упавших!

К последнему кругу их осталось всего семеро: громадный духабец, два люрца чуть пониже и покряжистей, три невзрачных кайсианца и широко, словно огнедышащий дракон, раздувающий ноздри Чума. Ви отпустила поводья. Почувствовав свободу, жеребец рванул вперёд, быстро обгоняя соперников. Люрцы заметно прибавили. Длинноногий духабец пошёл размашистыми скачками. Едва завоёванный разрыв стремительно сокращался. Пять корпусов. Три. Два.

Ви нахлёстывала коня. Быстрее! Быстрее! Не дать себя догнать, иначе всё будет кончено. Но Чума словно застыл, сам замедлился, прижимая уши низко к голове и скаля зубы. С ними поравнялся духабец. Свистнул электробич, оставив на бедре камаргу кровавую полосу. С треском перезарядился.

«Давай же, родной! Ты сможешь!» — взмолилась про себя Ви, пытаясь оторваться. Следующий удар бича рассёк ей плечо почти до самой кости. От адреналина Ви ничего не почувствовала. Только рукав куртки промок и отяжелел. Сейчас останавливаться нельзя! Ради Хану, ради Пушэ, ради Марлона, ради камаргу. Ради себя, в конце концов!

Чума прижался к духабцу. И змеиным выпадом грызнул за шею, вырвав вместе с кожей кусок мяса. Духабец взревел от боли и отпрянул. Уже замахивающийся бичом жокей не удержал равновесие и повалился под копыта несущихся следом люрцев. С победоносным гиканьем Чума промчался через финишную черту. И тут же остановился. Ви плавно скатилась по шелковистому боку в заботливые руки Марлона.

— Мы победили! Камаргу — лучшие! Да здравствует Хану! — совсем забыв себя, вопил старый консул.

Хануанцы по всему ипподрому, по всей Кайсе, по всей империи Солей вторили ему ликующим эхом. Теперь камаргу будут жить. Хану сохранит свою гордость. Раны зарастут и забудутся, а шрамы останутся напоминанием о великой победе павших.