Гордость павших

— Не сиди истуканом. Скажи, молодец Чума! — поддразнил Марлон.

Ви напряжённо вытянула руку и несмело похлопала по крутой шее жеребца.

— Молодец, Чума. Кто придумал такую дурацкую кличку?

Резко изогнувшись, конь хватанул Ви за носок сапога. Она съёжилась, ожидая, что вот-вот полетит на землю.

— Я, — издевательски подмигнул Марлон. — Не обижай Чуму, он парень чувствительный.

Ви прикусила губу, надеясь, что когда она умрёт, то станет призраком и будет каждую ночь являться к проклятому душегубу и колотить по его железобетонной башке цепями. И он ничегошеньки не сможет сделать в ответ!

— Давай рысью! — устав наблюдать за однообразной тренировкой, скомандовал Марлон.

— Может, не стоит? — слабо возразила Ви.

Но тот уже затащил коня в загон и пустил по кругу. Затрясло ещё больше, чем на шагу. Не привыкшего к человеческому весу жеребца шатало из стороны в сторону. Ви все время казалось, что они заваливаются набок.

— Не дёргайся так! Сама же его сбиваешь, — недовольно прикрикнул Марлон.

Почему бы ему самому не проехаться, раз такой умный? Ви честно постаралась расслабиться и не выпрыгивать из седла. Но тут конь вздёрнулся, брыкнул задними копытами над самой головой и потянул Марлона на себя. Ви парализовало страхом. Жеребец поднялся на дыбы. Пальцы судорожно вцепились в куцые остатки гривы. Не удержав равновесие, конь грохнулся на спину, едва не расплющив под собой Ви. От удара каска раскололась надвое, как перезрелая дыня. Вышибло дух.

— Живая? — послышался встревоженный голос Марлона.

Ви с трудом разлепила веки и тут же зажмурилась от яркого света прожекторов. Голова шла кругом, а все тело налилось сплошным синяком. Ви едва слышно застонала.

— Запри эту тварь в конюшне. Я вызову медиков, — отрывисто отдавал распоряжения своим людям Марлон.

Он подложил Ви под голову куртку и укрыл попавшейся под руку конской попоной. Потом ещё долго суетился вокруг, что-то искал, кого-то звал. Ви мало что запомнила, постоянно выпадая из реальности, пока окончательно не отключилась.

Очнулась уже на больничной койке. Лампы приглушённо освещали однообразно-белое помещение. Ровным сердечным ритмом пикала сигнализация древнего кардиографа. На прикроватном столике стоял пышный букет полевых цветов с Хану, наполняющих убогую палату общественной больницы изысканным медовым запахом. Откуда они здесь?

— Наконец-то! — послышался от входа скрипучий голос Пушэ. — Заставила же ты нас поволноваться!

— Простите, — прошептала Ви слабым ломким голосом.

— Это ты нас прости. Мы не должны были сажать тебя на дикую бестию. За эту неделю он умудрился ещё двоих всадников отправить в больницу. После открытия скачек Марлон отправит его на мясо вместе с остальными камаргу.

Ви отвернулась, пряча слёзы. Значит, они похитили жеребца с Хану, только чтобы отправить на бойню. Это так глупо и подло. И так по-кайсиански.

«Мы уже почти ассимилировались».

Через пару дней Ви спешно выписали, чтобы она успела вернуться в Железный город до начала биометрической проверки.

Всех жён императора раз в три месяца обследовали, чтобы проверить здоровье и удостовериться, что не произошло подмены или измены. Долгая унизительная процедура, когда из тебя откачивают столько крови, что начинает кружиться голова. Потом сажают в гинекологическое кресло, заставляют обнажить свой уязвлённый стыд перед целым консилиумом врачей и нарочито громким обсуждением напоминают, что ты здесь вещь бесправная, живущая лишь по прихоти императора.

После того как медики, наконец, убрались, Ви забилась в угол между стеной и кроватью, уселась прямо на пол, обняв руками прижатые к груди колени, и долго мечтала лишь о том, чтобы отправиться на мясокомбинат вместе с королевским камаргу.

Несколько лунных ночей одолевала бессонница. Ви с пустой головой смотрела в потолок, утопая в волнах беспамятства, ощущая, как душу раздирает когтями яростное безумие.

«Мой вороной камаргу. Мой пленный народ, что умирает в мучительной агонии вдали от родного дома. Нужно вырваться, нужно бороться. Умереть в пронзительной вспышке сверхновой!»

В полубредовом состоянии Ви подскочила с кровати, оделась и отправилась в Моншаль. Возле конюшен Марлона подозвала знакомого коновода и попросилась попрощаться с Чумой. Тощий безусый юнец посмотрел на Ви с нескрываемым удивлением.

Чума оказался заперт в торцовом деннике подальше от остальных лошадей, на которых он бросался при любой возможности. Под надуманным предлогом Ви отослала коновода, а сама, свалив амуницию под дверью денника, вошла внутрь. Дремавший на боку жеребец тут же подскочил, обдав вихрем синтетических опилок. Прижал уши и грозно сверкнул белками глаз. Прежде чем он успел развернуться и отбить задом, Ви протянула на открытой ладони кусок рафинада. Конь принюхался, посмотрел, но есть не стал. Вместо этого поднял голову и потянулся к набитому сеном рептуху. Ви пожала плечами и, спрятав сахар в карман, принялась очищать подставленную спину от грязи и засохшего пота. Ви так увлеклась, что даже не заметила, как заострённая щекастая морда оторвалась от сена и принялась в задумчивости теребить губами край рубашки. Добралась до кармана с сахаром и ткнула языком, пытаясь дотянуться до лакомства. Ви вывернула карман, и жеребец с радостью слизал оттуда все крошки. Расслабившись, он позволил накинуть на себя седло с уздечкой и спокойным шагом направился вслед за Ви на улицу. Отчего он вдруг стал послушным? Может, потому что больше здесь никого нет?

Ви легко вскочила в седло и направила Чуму к тренировочным площадкам. Они почти миновали ограду, как вдруг жеребец захрапел, развернулся на задних ногах и помчался прочь от Моншаля. Ви выкинуло вперёд и прижало к мощной конской шее. Ветер свистел в ушах, глаза застилала сплошная пелена слёз, сердце грозило выскочить из груди. С трудом совладав с собой, Ви отползла обратно в седло, изо всех сил сжимая коленями конские бока.

«Пятки вниз, носки на лошадь! — прозвучал в голове терпеливый отцовский голос. — Нельзя бояться лошадей. Они чувствуют твой страх и пользуются этим. Лошадь — душа хануанца. Без неё он лишь мёртвая оболочка. Хануанец существует, лишь когда сливается с лошадью в стремительной скачке. Быстрее, яростней, наперегонки с солнцем до самого горизонта!»

Натягивать повод не стоило, ведь в прошлый раз они перевернулись. Команду сворачивать конь тоже не слушал. Оставалось лишь ждать, пока он не устанет и успокоится сам.

Паника отступала под напором горячившего кровь адреналина. Жеребец летел широкими прыжками, сжимаясь и разжимаясь, словно тугая пружина, низко распластывая себя над землёй. Ви казалось, что копыта мелькают у неё над самой макушкой.

Впереди оранжевым маревом разгорался рассвет. Песок стал глубже, поступь тяжелее. Натруженные лёгкие ходили ходуном под ногами Ви. Белая пена ручьями стекала по крутой шее. Чума плавно перешёл в широкую размашистую рысь, каждое движение короче и ленивей предыдущего, пока не поплёлся медленным шагом, с трудом пытаясь совладать с разгорячённым дыханием. Ви едва удерживала себя в седле. От перенапряжения ноги казались подвешенными на тонкие верёвочки, которые грозили вот-вот оборваться. И Ви была уверена, что Чума сейчас чувствует то же.

Когда конь отдышался, Ви спешилась и устроилась в жидкой тени одинокой окаменелой акации. Прикрыв веки, облокотилась о твёрдый ствол. Солнце стремительно неслось к зениту, нагревая песок и опаляя нестерпимым жаром кожу. Горячий воздух обжигал лёгкие, губы потрескались, хотелось пить. Ещё пару часов, и у стервятников будет знатный пир.

Миражи осаждали измученное сознание. Ви как в детстве скакала вдоль берега бескрайнего океана, что ласкал белой пеной резвые копыта лошадей и укрывал плечи всадников прохладной вуалью. Солоноватый запах водорослей щекотал ноздри. Прибой с грохотом хлестал песок, а в вышине пронзительно кричали чайки.

Сладостные звуки перекрыло дребезжание мотора. Воздух наполнился удушливым запахом палёного топлива.