Дело диких апостолов

— А… п-при чем т-тут это? — Дрожащим голосом переспросила Леночка. — Кто меня будет пытать. П-почему?..

— Ну, был бы человек хороший, а исполнители всегда найдутся. — Хмыкнул Алексей и вдруг, сменив интонацию, опять набросился на собеседницу. — А вы что, думаете, Им не интересно точно знать, кому и что вы успели наговорить? А где гарантия точности? — Только ваша боль. Долгая и безнадежная… Вы тут неделю мне лапшу на уши вешаете. А за это время, посчитайте… (Юрист резко выбросил перед лицом Азартовой растопыренную руку и Леночка рефлекторно, отшатнувшись, отвела глаза в сторону)… Нет, не отворачивайтесь, считайте вслед за мной, считайте, сколько людей погибло. Из-за вас! Иван Гущин. — Раз. Это вы его убили. Кристина. Подружка — Два — Вы!..

Нертов яростно загибал пальцы, каждый раз тыкая рукой в сторону лениного лица. Она, сидя на неудобном стуле, не могла отогнать, убежать от этого кошмара, от несправедливых упреков. Как было объяснить этому толстокожему, ничего не желающему понимать громиле с яростными глазами убийцы, что она, Леночка Азартова, ни в чем («Вы же понимаете, ни-и в че-ем!») не виновата. Ее саму до смерти запугали, а смерти, о которых так громко кричит этот… все вокруг нее. Но она («Правда же! Честное-пречестное-е!..») ни в чем…

Лена едва сдерживалась, чтобы не закричать, не разрыдаться, а голос Нертова все бил и бил в уши, превращая собеседницу в маленький безвольный комочек нервов, который вот-вот не выдержит страшной нагрузки последних дней… Кровь все сильнее пульсировала в висках, мокрые пальцы судорожно вцепились в край стула, обламывая ногти, противно дрожали ноги, которые Лена пыталась спрятать под стул, во рту солонело от до крови закушенной губы («Это не я! Я ни в чем»…)…

— …Баскин — тоже ваших рук дело! — Три. Сахитов!.. Софья Сергеевна!.. Даже Стас этот — все на вашей совести. Вы из всех заказали. Своим молчанием. И вас…

— Не-ет! Это не я! Это Тиму меня велели убить!.. И его тоже убьют!.. Он мне сам сказал…

Лена уже почти не контролировала себя. Крича и захлебываясь слезами, она сбивчиво рассказывала Нертову всю историю прошедших дней, с того самого момента, когда неожиданно встретила на улице бывшего одноклассника. Юрист уже давно сменил тон, он внимательно слушал собеседницу и лишь изредка просил уточнить кое-какие детали.

К тому времени, как на трубку Азартовой позвонил киллер, женщина уже была относительно спокойна (во всяком случае, она, к удовлетворению Нертова, уже смогла более-менее вразумительно поговорить с одноклассником по телефону).

Алексей решил, что теперь самым лучшим для Азартовой может быть только покой и сон, поэтому велел ей выпить пару таблеток элениума и проследил, чтобы она легла в кровать.

Терять время было нельзя. Киллер, у которого руки в крови по самые локти, был известен. Видимо, с заказчиком — мужем Елены Викторовны — тоже все ясно. Но, учитывая, что срок для выполнения заказа истек, убийца неспроста назначил встречу в квартире своего работодателя. С одной стороны, этот самый Тим мог вполне выполнить заказ в самый последний момент — не зря же он велел Азартовой срочно приехать на встречу. Но, с другой стороны, ликвидировать «объект» в квартире заказчика просто так киллер бы не стал.

«Следовательно, — рассуждал Юрист, — нельзя исключить, что он хочет повязать кровью самого работодателя, обеспечив тем самым себе относительное спокойствие… Или, может, этот подонок хочет избавиться одним махом от обоих супругов?»…

Как бы то ни было, но ждать, пока кто-то кого-то еще убьет, Нертов не собирался — в его игре таких правил не было. Поэтому следовало немедленно ехать домой к хозяйке «Капители». Прихватив с собой одного из двух охранников Азартовой и попутно пытаясь дозвониться до конторы Арчи, Нертов спешно направился в город, обгоняя по пути неспешные машины возвращающихся с садовых участников дачников.

Гоша Азартов, после гениальной закладки в секретно-помоечный почтовый ящик конверта, в мечтательном настроении возвращался домой, предвкушая продолжение весьма приятного времяпровождения с Олюшкой. Его опасения, что влечение к любовнице после недели совместного общения пропадет, оказались напрасными: и сейчас он предвкушал, как яростным, но нежным зверем набросится на свою пассию, срывая с округлых плеч шелковый халатик, в котором Олюшка появится после ванной. Затем перед мысленным взором Гоши мелькали кружевные трусики любовницы, которые бы он стаскивал с аппетитной попочки, покусывая от страсти это сокровище. После этого…

Что произойдет дальше замечтавшийся Хрюкин представить не успел, так как рядом с ним противно завизжали тормоза и, высунувшись в окно машины, водитель какой-то иномарки не менее противно и, главное, грубо выкрикнул Гоше в лицо все, что думает о разгильдяях — пешеходах, которым надоело жить, о Гоше лично, о его покойной мамочке и прочей родне. Выкричавшись, водитель резко надавил на газ и умчался прочь, оставив растерявшегося Азартова запоздало выкрикивать ему вслед все то, что пешеход думает о лихачах — водителях…

Олюшка тоже управляла машиной, но водила ее аккуратно и, упаси Господи, не материлась, даже, если кто-то из пешеходов пытался пробежать перед самым носом ее автомобиля.

«Сейчас она, наверное, уже поставила машину на стоянку и скоро появится у меня», — вдруг сообразил Гоша и, постаравшись забыть о грубом шофере, снова заспешил к дому, чтобы успеть к Олюшкиному приходу набрать для нее в ванную теплой воды с душистой, переливающейся всеми цветами радуги пенкой.

Мечтательный любовник не знал, что идея Ольги о необходимости парковки ее авто была продиктована не только надеждой на нескорое возвращение за руль из страстных объятий в квартире. На самом деле ей просто позарез требовалось позвонить, причем, как настаивал абонент, не из дома Азартова. И девушка, отлучившись под благовидным предлогом от Гоши («Я так боюсь угонщиков, Пупсик!»), с точностью выполнила данную ей инструкцию.

Сунув в уличный автомат таксофонную карту, Олюшка по памяти набрала начинающийся с девятки номер: «Это я, Котик. Я все сделала, как надо. То письмо, о котором ты говорил, он понес… Все, как ты говорил. Я передала точно… Скоро вернется домой. А когда мы встре…». Но ни до конца сформулировать вопрос, ни, тем более, услышать ответ, девушка не успела — абонент, буркнув: «Хорошо. Я сам позвоню», прервал связь. Олюшка лишь обиженно хмыкнула…

Гоша торопился к дому, чтобы приготовиться к встрече с подружкой и ни сном, ни духом не ведал, что кроме него, милого «Пупсика», вероломная Олюшка мурлыкает с каким-то «Котиком». Продолжая пребывать в приподнятом настроении, Хрюкин даже не стал ждать, пока кабина лифта спустится вниз, а лихо и даже почти не запыхавшись, вбежал на свой четвертый этаж, по дороге достав из кармана ключи. Также споро он сунул ключ в замок и, распахнув дверь, собирался пройти внутрь квартиры. И он, действительно попал туда, только гораздо быстрее, чем рассчитывал: сильный толчок в спину заставил Гошу буквально влететь на середину прихожей и, не удержавшись на ногах, распластаться там на полу. Следом за хозяином в квартире появился киллер, прежде терпеливо ожидавший возвращения Азартова на лестничной площадке чуть повыше заветной квартиры.

Неожиданное падение не принесло Гоше ощутимого вреда. Быстро вскочив на ноги, он попытался повернуться к двери, чтобы выяснить, кто это так по дурацки шутит. Убийца, не ожидавший такой прыти, не успев тщательно запереть дверь, вынужден был снова заняться жертвой, быстро толкнув хозяина квартиры дальше, в комнату.

— Вы!.. Ты!.. Что ты здесь делаешь? Сейчас милицию вызову… — Начал было Гоша, но осекся, заметив в руке непрошеного гостя пистолет с длинным глушителем. — Ты что-о?..

«Хрен тебе, а не милиция». — Киллер сильно ткнул концом глушителя в грудь жертвы и одновременно нажал на спусковой крючок.

Негромкий хлопок раздался почти одновременно с таким же негромким последним всхлипыванием Гоши, тело которого, словно куль, рухнуло на ковер.