Дело рыжего киллера

Все силы на Керимбаева. Легко сказать. Может, формально Тишко и был прав, но ведь можно было взять Керимбаева живым. Можно.

Когда открывали последний ящик со снайперскими винтовками, Тишко выдохнул:

— Ну, вроде, все в порядке. Зря вы не поверили ревизии. Керимбаев, конечно, сволочь, но вряд ли он успел залезть в склад.

— Диктуйте номера, — Алексей злился на себя за глупую затею с повторным осмотром и жалел потерянное время, которое можно было бы потратить на очередной допрос.

— 22–18.

— Отметил.

— 22–19.

— Отметил.

— 22–20.

— Есть.

— 22–21.

— Следующий.

— Все. Тишко выпрямился. Была последняя.

— А номер 22–22 пропустили? — Алексей посмотрел на Тишко и заметил, как тот переменился в лице, — где номер четыре двойки?..

Хотя все ящики переставили уже раза по три — снайперской винтовки № 2222 в помещении склада не оказалось…

Нертов, составил протокол, прилепил поверх печати Тишко еще свою, прокурорскую, на двери склада, посадил прапорщика в УАЗик (придется повторно допрашивать) и поехал докладываться по ЗАС прокурору: придется вешать на часть еще одну «палку».

Теперь поведение Керимбаева при желании объяснить было можно: Утащил солдат с дуру винтовку куда-нибудь в ближайшие кусты, чтобы впоследствии попытаться продать. Разводящий при смене постов мог заметить срыв печати и пообещать разобраться. Или, еще проще, от самого же Керимбаева узнал о краже и, надеясь на скорый дембель, потребовал, чтобы тот вернул оружие. А может, просто решил сам подзаработать, лишив таким образом товарища дополнительных денег — во всяком случае возникла ссора и Керимбаев разрядил свой автомат.

То, что все равно его поведение нелогично — так придурок же: не подумал о последствиях — подобных случаев Нертов видел немало. О какой логике можно было говорить, когда двое дезертиров, за которыми он гонялся по тайге, объясняли свои действия тем, что, дескать, хотели года четыре пожить в лесу, промышляя охотой, а потом сдаться (якобы срок привлечения к ответственности пройдет)? Детский лепет, да и только.

Что-то похожее могло быть и с Керимбаевым. Только непонятно, почему ничего не сказал ефрейтор, сменивший его на посту у склада? — Ведь, если разводящий заметил нарушение пломбы — новый часовой должен был об этом знать. Значит, все же сам Керимбаев рассказал разводящему о винтовке. Значит ли?…

— Нертов уже замучился допрашивать — передопрашивать и Тишко, и сменщика Керимбаева — ефрейтора Григорьева. Прапорщик (и ему-то Алексей верил) утверждал, что хотя оружие не сверял уже несколько месяцев поштучно, но никого постороннего на складе не было, а сам он, естественно, из своего склада «ствол» не потянул бы — кто же еще отвечать будет. Замок на складе открыть — дело плевое (сколько раз просил начбоя, чтобы сменили!). Но склад-то все время под охраной, да и опечатан к тому же.

Григорьев, поняв наконец, что ему скорый дембель не светит, начал судорожно вспоминать всякие нужные и ненужные подробности армейской жизни:

— Керимбаев, он, гад, все время пытался спать на посту. Об этом все знают. Серега, ну, тот разводящий, которого он грохнул, не раз предупреждал, что вложит ротному, если поймает спящим на посту. Да, видно, не успел. Но, когда мы менялись, Нурик не спал. Правда, какой-то дерганый был, сказал, что проблема есть. Серега ему: «Ты, мол, затрахал уже своими проблемами, давай, скорее меняйся», а Нурик в ответ что-то заворчал по-своему и пошел.

— А почему ты раньше это не говорил?

— А зачем? — Меня дознаватель об этом не спрашивал. Только интересовался, били Керимбаева в роте или нет, да почему тот стрелять начал? — А я почем знаю? Ну, сказал, что не били. А чмо он и есть чмо. Так кто же это записывать будет? Ребят только жалко. Серега с Коляном с ним в одном экипаже были. А теперь я за рычагами сто пятого вместо Нурика. Тут на днях в поле выходили. Будто бы диверсантов брать. Они на машинах, в гражданке, но с оружием. А я — по газам и вперед. Вот смеху-то было. «Диверсанты» как меня увидели — сразу же по своим тачкам — бежать собрались. Хотя, наверно, это чекисты переодетые. Я командира спрашиваю: «Давить»? А он вылез в люк к пулемету и смеется: «Не надо пока». Вот умора! А еще у нас случай был в прошлом году…

— Ну, что взять с таких? — Подумалось Нертову, — только что ребят жалел, а сам уже про случаи всякие рассказывает. Мало Керимбаева было. Но сведения об учениях как нельзя более кстати.

— Так, давай, ближе к делу. Все-таки скажи, кто бил Керимбаева в роте? Я в протокол это записывать не буду. И смотри: ты недосмотрел печать, принимая пост. Поэтому думай, как бы тебе не загреметь по 255-ой. А если ты сам никому не расскажешь про наш разговор — о его содержании никто не узнает…

Но Григорьев ничего не успел рассказать Алексею, так как того сначала срочно вызвали на ЗАС (прокурор хотел очередной раз дать ценные указания), после этого позвонил эксперт-психиатр, попросивший подвезти дополнительные характеристики на Керимбаева (что это эксперт так переживать начал?). В конце дня Алексеем почему-то заинтересовался московский генерал и пришлось долго объяснять, что ничего нового по делу неизвестно и лучше всех осведомлен о деле прокурор (звоните, спрашивайте). А вечером в гостиницу к Алексею приехал полковник-режиссюрист. В общем, день был потерян окончательно.

Видимо, Григорьев добросовестно передал отцам-командирам, имевшим привычку повторно и очень душевно беседовать с солдатами после того, как их допрашивал Нертов, дневной разговор. Не зря ведь проявился московский генерал, а вечером был нанесен визит в квартиру — гостиницу.

Не зря задергались отцы-командиры. Еще утром, когда Алексей заехал в местный ОВД, чтобы допросить для «галочки» одного из оперов, присутствовавших вместе с кинологом при попытке задержания Керимбаева, тот хихикнул:

— Знаешь, мы тут тебе, пожалуй, халтурку нашли. На днях бандиты разборку крутую учинили. Не наши, ты же знаешь, что за колючкой их не держим. Братва из «большого» Дивномайска понаехала. А коллеги наши узнали слишком поздно. Думали, что перестреляют друг друга, так нет. Какие-то вояки на танке подкатили, «развели» всех мирно. Только папе — Федоту кто-то шею сломал. Территория — чужая, информация местная, но и дивномайским ребятам лишний «висяк» ни к чему. А вояки, старлей, твои — Т-80, на сколько я знаю, только в вашей части имеются. Поэтому, извини, бумагу все равно пошлем, а ты номерок можешь запомнить: 150-й. У вас что следак, что опер — одно и тоже. Так что думай.

Думать по поводу какого-то танка, явно привязанного местными операми за уши к их делам, не хотелось. Даже, если и грохнули у них кого-то из бандитов — при чем здесь танк? Вояки постоянно на учениях крутятся, могли и мимо проезжать.

Только после разговора с Григорьевым Алексей понял, что опер был прав — не случайно оказался танк рядом с бандитами. А это значит, что народ и армия, как говорится, едины. И самое фиговое во всем этом, что армия — это его, Нертова, подопечная в/ч, с которой еще придется хлебнуть горюшка…

— Чего тут непонятного, Леша? — Вопрошал режиссюрист. — Какое тебе еще заключение экспертов надо? — Явно скрытая шизофрения. Причин для беспокойства нет. Давай-ка, лучше в баньке попаримся. И, знаешь, Юрист, тебе что, работы мало? Зачем ты все время хорошим людям гадость какую-то сделать хочешь?.. Не обижайся. Поверь моему опыту — только зря время теряешь. А с танком этим ты что, криминал найти хочешь? — Нет никакого криминала.

— Ага, вот ты и лопухнулся, — злорадно подумал Алексей, — было бы все чисто — не дождался бы я ни разговора с москвичом, ни с тобой, уважаемый «коллега».

Конечно, лучше было бы смолчать, сделать вид, что поверил и, как учил шеф, делать потихоньку свое дело. Но, видно, напряжение прошлых дней начало сказываться и Нертов закусил удила.

— Нет уж, что касается танка, товарищ полковник, это история отдельная. Я, кстати, попрошу представить мне документы, касающиеся учений, список членов экипажа, установить, кто давал команду на выезд…