Страница 99 из 112
После съемки девушка торопливо ушла. Я непроизвольно кинулся вслед за ней.
Однако ее нигде не было. Я остался стоять у входа, ждал Агамира.
Безусловно, моей целью было что-либо разузнать о Назрин, а не просто погулять с ним по городу, посидеть в чайхане, попить чаю.
Но Агамир меня расстроил:
— Красивая женщина, — сказал он. — Ей двадцать пять. Неплохо пишет. Замужем. С мужем приходила в редакцию, сказала, что хочет выступить в эфире. Решил ей не отказывать, поддержать. Чувствовалось, что муж страшный ревнивец, глаз с нее не сводит. Дай ему возможность, он и на сцене сидел бы рядом с ней. Скорее всего, с нее спросится и за то, что ты подошел к ней перед выступлением. Муж сидел в студии среди зрителей. Видел бы ты, как оглядывал он ее окружение.
— Как же он согласился на ее выступление? — спросил я.
— Ревнивый мужчина — это не значит сильный мужчина, наоборот, это определенный признак слабости, несостоятельности, — ответил Агамир.
Какое-то время я видел иногда Назрин в эфире. Потом она исчезла. И у Агамира я больше ничего о ней не спрашивал.
Это было все, что мне удалось узнать о Назрин. Совсем немного, конечно.
Вечером, встретившись в фойе, мы отправились в город на прогулку.
— Я была в этом городе несколько раз. Есть здесь три-четыре места, которые стоило бы посмотреть. Больше всего мне нравится скульптурная группа, изображающая высадку Ататюрка с отрядом в Табачной бухте. Восковые фигуры борцов за независимость — как живые, и когда смотришь на них со стороны, кажется, что они только что сошли на берег с корабля «Бандырма». Вы знаете, наверное, — добавила она. — Мустафа Кямал Ататюрк начал борьбу за независимость с Самсуна.
— Конечно, знаю, — ответил я.
Улыбнувшись, она сказала:
— В этом городе бытует выражение. Слова одного из тех, кто впервые увидел этот памятник, потом разошлись в народе.
— И что это за выражение?
— Недовольные существующим положением, желающие перемен говорят: «Нужна еще одна высадка Ататюрка с Черного моря в Самсун».
Я улыбнулся.
— Однако, наверное, у каждого есть потребность в своей Табачной бухте, — сказала Назрин-ханым, в ее голос послышалась печальная интонация.
Прогуливаясь, мы пришли к месту, о котором она говорила.
— Совсем как восковые фигуры мадам Тюссо, — сказал я.
— Издали эти фигуры смотрятся безукоризненно, — отозвалась женщина.
— Говорите, близко подходить не стоит?
— В программу всех культурных мероприятий Самсуна непременно включают посещение корабля-музея «Бандырма», стоящего здесь неподалеку у причала в безветренном месте. Вам тоже не сегодня завтра покажут город.
Погода была прекрасной, и мы решили посидеть в кафе рядом с памятником. Она пила сок, я взял чай.
Я решил продолжить нашу давешнюю беседу:
— Пришло ли время просить у вас прощения?
Женщина вздохнула:
— Это ведь воспоминание. А к воспоминанию ничего добавлять нельзя. Так или иначе, это будет восприниматься как своего рода заплата на рубище. Но продолжение той нашей короткой встречи растянулось на долгие годы. Я была очень благодарна самому этому дню встречи с вами. Вы совершили переворот в моей жизни. И я сама избрала вас точкой опоры.
Я оторопел. Эта женщина как будто бредила.
— Я могла позвать вас на помощь. Может быть, вы избавили бы меня от трудностей.
— Отчего же не позвали?
— Не стоило ничего затевать.
— Очень непонятно вы говорите. Я ничего не могу в толк взять.
Она вздохнула и мягко сказала:
— Потерпите. Вы же не программу «Новости» смотрите? Я говорю о своей судьбе.
Я решил поддержать ее:
— Да, вы правы. Что за воспоминания без вздохов, слез и пауз? Простите!
— Я не держу на вас обиды. И уже давно. Поэтому можете толковать мой рассказ, как угодно.
Я замолчал, видно, к месту слов не находилось.
Женщина смотрела в одну точку. Как будто там она вновь видела пережитое.
— После нашей встречи, — заговорила она, — дни мои стали чернее ночи. Домой из «Телетеатра» я вернулась расстроенной. Ревность мужа просто, можно сказать, била фонтаном. Я и так с ним света белого не видела. Но то, что вы подошли ко мне, взяли из рук лист бумаги с текстом, прочли, то, что я улыбнулась вам, взбесило мужа. Всю дорогу он выговаривал мне, и дома до самой ночи не мог успокоиться. На следующий день, после того как показали меня по телевизору (скажу еще, что оператор меня показывал довольно часто), звонили несколько человек. И каждый раз трубку снимал муж. Звонили все свои, поздравляли меня. Но последний позвонивший молчал. Сколько ни кричал муж: «Алло! Алло!», — на другом конце провода молчали. Муж злобно бросил трубку. Анонимный звонок повторился несколько раз. Как будет вести себя в такой ситуации ревнивец-маньяк? Чего только он мне не наговорил! А напоследок еще и ужалил, как змея: «Мне еще вчера показался подозрительным тот парень, что шептался с тобой на сцене „Телетеатра“. Я знаю, что это он звонит и молчит, подлец. Наверное, решил, что меня сегодня нет дома. Не знает, что поездку свою я отложил из-за этого твоего дурацкого выступления».
Он и вправду на два дня должен был уехать в Тбилиси, но из-за меня перенес поездку на следующую неделю.
— Это не я звонил, — решил я оправдаться.
Женщина сдержанно ответила:
— Я-то знала, кто это был. Слабоумный мальчик-подросток из соседнего дома. Он был влюблен в меня. Пару раз останавливал меня во дворе. Видя, что он никак не унимается, я отчитала его, и тогда он перешел к анонимным звонкам. Я не обращала внимания. Думала, что скоро ему надоест это. Муж все выдумывал, а мальчик не мог знать, на что он может нарваться.
— Почему вы не открыли ему этой тайны?
— Я знаю своего мужа. Поднимет шум на весь свет, опозорит, так что не обмоешься.
— А если бы он в меня вцепился?
Вопрос мой прозвучал несколько развязно. Сам себе стал противен.
Женщина посмотрела мне в лицо и спросила:
— Испугался бы?
То ли нарочно, то ли оттого что вспоминала те дальние годы, но женщина вдруг заговорила со мной на ты. В это мгновение она выглядела так трогательно.
Я пожал плечами:
— Какой смысл есть говорить: «Не испугался бы!»? Ведь все уже давно в прошлом. Но как бы я себя повел тогда, сказать трудно.
Кажется, ответ мой ей понравился.
— Я не соглашалась, но и не отрицала ничего, и отчего-то мне было приятно, что он произносит твое имя, — проговорила женщина. — До того времени я никак не могла найти точку опоры. Муж сам все придумал за меня. Молчание мое только подтверждало его нелепые домыслы. Три месяца продолжались эти придирки и скандалы.
— Телефонные звонки повторялись?
— Да…
— Но ты же могла поговорить с родителями того мальчика и прекратить это.
— Не хотела. К тому же в последнее время даже скучала по этим звонкам.
— Отчего?
— Муж считал, что он оберегает мое достоинство. Это давило на меня. Хотелось, чтобы ревнивый муж ревновал еще больше, подозревал меня, глаз не спускал, стерег дни и ночи, чтобы скорее сам понял собственную глупость. Но по-моему не вышло. Ревность, оказывается, тяжкая болезнь. И болезнь эту может вылечить только лишь разлука. Я не выдержала, и мы разошлись.
— Тебе не холодно? — спросил я.
Она поежилась:
— Да, действительно, похолодало. Я легко одета. Может, прогуляемся?
Мы поднялись, неспешно двинулись к отелю.
— Кстати, спрошу, — заговорила женщина, — как поживает Агамир-муаллим? В свое время он очень поддержал меня.
Я тихо ответил:
— Он три года как умер.
Женщина вздохнула:
— Ушел еще один из тех, к кому могла я обратиться… Вот так уходят все те, кто соединяет нас с прошлым, постепенно переселяются на кладбище… Ах, как тяжело…
Но через какое-то время лицо женщины приняло совершенно спокойное выражение. Словно перенеся на полку воспоминаний мысли о прошлом, она возвращалась в настоящее.
— Да, — проговорила Назрин-ханым, — давай вернемся в день сегодняшний. Жизнь — бесконечная череда мелочей, деталей. Человек всегда стремится находиться в центре событий. А самое интересное место в жизни — это сейчас, в настоящем.