Страница 22 из 73
Они трещали весь день. Даже Злыдень, отиравшийся возле хозяйки, поначалу ревниво, затем удивлённо и в конечном итоге принимая, как должное, смирился с тем, что чужачка и хозяйка не обращают на него внимание, даже когда вместе его гладили и чесали. Неважна попросила её научить конскому колдовству и тут неожиданно выяснилось, что такое можно проделать лишь раз в году, в особый день, в самом конце лета на полнолуние, но разрешила прокатиться на Злыдне, долго совместно уговаривая коня, который не выдержав напора, похоже согласился.
Елейка валялась по траве, держать за живот и хохоча до одури, смотря как её новая подруга с диким "А-а-а" колотится задницей о круп коня. Затем перейдя в лежачее положение и стараясь обхватить жеребца за шею, начала биться о его спину уже другим местом и в конце концом под звонкий истеричный хохот Елейки, наездница мешком свалилась в траву. Злыдень же, как ни в чём не бывало, продолжал, скотина, гарцевать по поляне, победно задрав хвост. Но вскоре они поменялись местами. От смеха, в припадке, и вся в слезах, уже каталась Неважна, а Елейка тужась и старательно сопя, пыталась выстрелить из лука. Хотя первый раз она вообще выстрелила не из лука, а луком себе по лбу. Ну, в общем у неё с луком получалось не лучше, чем у Неважны с конём.
Вечером они завалились спать в походный шатёр охотницы и ещё долго не могли угомониться, про хихикав, чуть ли дна самого утра. Дануха тоже не могла долго уснуть, но вовсе не от того, что ей мешали девки. Она думала о их общем будущем. Она в первые за много-много лет мечтала.
Почти сразу после появления Елейки в лесном поселении Данава покинул девичий лагерь, выпросив у Неважны её походный шатёр, предложив взамен пожить пока в его, почти достроенном большом. Неважне не очень хотелось расставаться с привычным жильём, но подумав, решила, что пока с ним ходить не куда и вообще, пора бы себе новый делать, ещё лучше, поэтому отдала его колдуну без особых уговоров. Тот направился к Ладу, от него должен был пройти ещё к одному своему знакомому, а после наведаться в логово врага. Очень уж ему хотелось набраться новостей, тем более зная, что девки его рода там прижились в качестве жён, притом самых значимых нелюдей логова. Прикинув свой путь, колдун собирался вернуться к первому снегу, до того, как волки встанут на походную тропу. Но он не вернулся ни к первому снегу, ни ко второму и ни к третьему. Появился он спустя почти луну. Вообще без каких-либо вестей, но привёл с собой двух коровьих беглянок. Бабу двадцати восьми лет и бабу девятнадцати с восьмимесячной девочкой на руках.
Воровайка подняла тревогу загодя. Оставив Злюку на привязи, девки под руководством Данухи осторожно двинулись за сорокой, которая вела их чуть ли не в обратную сторону от старого баймака, куда-то в глубь леса. Пробирались медленно, осторожно, то и дело всматриваясь в голый лес и когда у Воровайки кончилось терпение и она, бросив их всех "к удам собачим", ринулась вперёд, Дануха остановилась, показывая девкам, что шли по бокам, тоже замереть. Она прикрыла глаза, шумно понюхала воздух в направлении улетевшей птицы.
- Далеко и ветер поперёк, - сделала она не радостное заключение, - не могу учуять.
- Дайка я, - вышла вперёд Неважна и выстрелив высоко в небо стрелкой, замерла.
Постепенно на её лице расцвела улыбка. Она резко кивнула и все поняли, что стрелка воткнулась в цель. После чего радостно завизжала, указывая рукой в глубь леса.
- Там Данава идёт и с ним две бабы. Они почему-то тащат по снегу мой шатёр, как мешок.
И тут же все втроём сорвались с места на бег.
Худые, голодные, замёрзшие, особенно бабы в своих травяных рубахах, вдрызг изорванными узкими подолами, правда в шкурных накидках без рукавов, но длинных, закрывающих задницы и кожаных сапожках на ногах. Ребёнка, чтоб не замёрз, тащили по снегу в походном шатре, как в мешке.
Дануха нагрела свой шатёр, превратив его внутри, чуть ли не в баню. Всех отогрели, обсушили, накормили. Новенькие хоть и старались не показывать виду, но вели себя настороженно, внимательно разглядывая каждую поселенку. Молодая, которую кликали Хохотушка, вовсе не оправдывала своей клички. Сидела напряжённая, постоянно прижимая к себе малютку. Старшую звали Голубава. Она выглядела намного старше своих двадцати восьми и лицом, и телом, особенно головой. Она была совсем седая. Сидела молча, насупившись, уйдя в какие-то свои мысли и никак не желая от них отвлекаться. Да и спрашивать по началу их никто не спрашивал, так как постоянно говорил только Данава.
А рассказал он следующее. Поначалу было всё хорошо и шло, как и было задумано. Навестил кого хотел, переговорили о чём хотел, а затем двинулся к логову. Дойдя до него, правда, чуть с опоздание. По пути два раза на нелюдей нарывался. Как уяснил для себя Данава, это были лазутчики логова. Ходили парами. Молодые, но не сказать, что шибко здоровые. Они шли лесом, никого не боясь, и не от кого не таясь. Знали, что земли пустые и опасаться некого. Данаву всякий раз проносило от беды, так как оба раза замечал их раньше и шли они в сторону. Но от этого он шёл медленней, всякий раз озираясь и опасаясь. Добрался к условленному месту на реке у логова. И тут его ждала первая неприятность. Он не обнаружил никаких следов засланной бабы. Как будто с их последней встречи она тут вообще не бывала. Он расставил условные знаки и стал ждать. Прождал он её долго, почти седмицу, но она не приходила. Тут его застала вторая неприятность. Не зная, что и подумать, он в одно хмурое утро, даже сам попытался в их лес сунуться, но чуть не напоролся на хитроумную петлю-ловушку. Только чудом не попался, хорошо посохом впереди тыкал. Вернулся обратно. Ещё день подождал, а на следующее утро, как назло снег выпал. И ругал то себя Данава, упрекал, как ему теперь по чистому снегу уходить. Наследит так, что любой дурак след возьмёт и без собаки. Пока он горевал, да волосики из бороды щипал, солнышко вышло и снег растаял. Тут уж он недолго думая рванул обратно. Сначала вдоль реки, прикрываясь высоким берегом, а там, как стемнело, через открытую степь в ближайший лес. Пока бегал, совсем стемнело. Уже еле различая, набрёл на огромный дуб и только решил под ним на ночлег расположиться, скатку походного шатра ещё не успел с плеча скинуть, как услышал волки где-то рядом завыли, да так близко.
- Не поверишь, Данух, - войдя в кураж повествования, размахивал руками колдун, - я на это дуб со страха быстрее белки вскарабкался, стрелой прям залетел. Не успел опомниться, а они уж тут как тут, под деревом. Хорошо сук толстый был. Я на нём разлёгся, вниз гляжу, а они чёрными тенями так и шастают, так и шастают.
- Ну ты там прям на суку то и обосрался, - поддела его Дануха, понимая с сожалением, что ничего уже про логово ей не узнать. Ни про Зорьку, ни про Тихую, да и про нелюдей этих ничего.
- Да, ну тебя, - обиделся Данава, - у тебя на языке одно говно мотыляется. Ничего я не обосрался. Я ж на верху сидел, а волки по деревьям не лазают.
- А зря, - не унималась баба, - ежели б ты на них сверху навалил, то волков бы в этом лясу точно уж никто боле не вядал. Кто б не сдох, сбяжал бы без оглядки от вони то.
- Ты будешь слушать? - недовольно спросил её Данава, вызывающе наклоняясь в её сторону.
- Буду, - придурковато ответила сестра, тоже подаваясь всем телом к брату.
- Ну, так вот, - сделал вид колдун, что не обратил внимание на выходку своей дрянной сестры и переключил внимание на молодух, которые хоть и лыбились, но слушали участливо, - ощупался я там. Место оказалось удобное. Рядом с толстым суком, чуть по дальше ещё один поменьше, да мелких веток целые заросли. Решил, что лучше мне на дереве заночевать. Стал мешок Неважен раскладывать. Расстелил дно, да так удобно получилось.
- Да, - вставила Неважна, - вот только на дереве я в нём ещё не спала.
- Да ты слушай дальше, - суетливо перебил её Данава, - только я всё честь по чести разложил и уж собрался внутрь залезать, как слышу откуда-то из далека хруст веток. Чую кто-то ломится сквозь лес напропалую и по звуку, прямо на меня. А ещё дальше целая свора собак залаяла и по звуку тоже ко мне приближаются.