Страница 78 из 78
— Господин президент, — официальным тоном заявляет он, — мое правительство поручило мне передать вам следующие предложения. Казахстану нанесен значительный ущерб. В создавшемся положении Советское правительство вынуждено немедленно принять решения исторического значения. Есть две возможности. Первая из них: вы немедленно выступите с публичным заявлением о том, что правительство Соединенных Штатов готово в течение ближайших шести месяцев ликвидировать на основе взаимности все стратегические средства доставки ядерного оружия, кроме минимального количества, установленного обеими сторонами, а также уничтожить все нейтронные боеголовки, находящиеся в распоряжении всех стран — членов пакта. Само собой разумеется, что Советский Союз сделает то же самое при согласии на любые формы контроля. Одновременно правительство Соединенных Штатов до конца этого года произведет радикальное сокращение своих ядерных арсеналов также на основе взаимности. Разумеется, американская сторона компенсирует весь ущерб, который нанесен Советскому Союзу вашими действиями в течение сегодняшнего дня. Это первая возможность. Вторая состоит в том, что, если наши предложения будут отвергнуты, Советское правительство в течение ближайших минут предпримет такие меры оборонительного характера, какие сочтет необходимыми. Информирую также о том, что я получил указание покинуть Белый дом и не принимать дальнейшего участия в заседании Совета национальной безопасности.
— Это что, ультиматум? — восклицает государственный секретарь.
— Сейчас нет ни времени, ни повода заниматься дипломатическими тонкостями, господин государственный секретарь, — сухо отвечает посол, направляясь к выходу. — Надо полагать, мы посеяли уже достаточно фальшивых иллюзий.
Посол откланивается и выходит. В дверях он встречается с Робертом Магорски.
В Овальном зале царит мрачная, глубокая тишина. Магорски понимает, что произошло.
— Господин президент, — вполголоса говорит он, — поскольку посла здесь нет, я могу говорить при всех. Только что звонил сенатор Петерсон. Через полчаса соберется специальная комиссия сената, которая намерена предъявить вам обвинение в измене. Военные круги, связанные, как я думаю, с командованием военно-воздушных сил, тайно сообщили Петерсону о бомбардировке Австралии. Петерсон и группа близких к нему сенаторов убеждены, что это был очередной акт русской агрессии, который вы снова пытаетесь утаить. Петерсон требует, чтобы вы немедленно были лишены права отдавать приказы вооруженным силам.
— Это неслыханно, — говорит генерал Тамблсон. — Это же не имеет смысла!
— А вас, генерал Тамблсон, — криво усмехается Магорски, — сенатор Петерсон и его сотрудники обвиняют в сознательном или неумышленном соучастии в измене. Ну, и в капитулянтстве перед Москвой.
Вице-президент Паркер внезапно развязывает галстук и подходит к окну. Он пытается его открыть, но поскольку действуют кондиционеры, оно наглухо закреплено винтами.
— Мне что-то нехорошо, — шепчет Паркер, — но это ничего, это пройдет.
Магорски выбегает, чтобы вызвать личного врача президента. Палакис и миссис Вогэн ведут Паркера к дивану, укладывают его на спину и принимаются обмахивать какой-то папкой с надписью «Совершенно секретно».
— Это от жары, — чуть слышно говорит Паркер. — Ну и сегодняшние события…
Дежурный врач президента майор Кристобэл наскоро осматривает больного и сообщает, что Паркера следует немедленно доставить в отделение интенсивной терапии. Возможно, это предынфарктное состояние.
Два солдата морской пехоты, дежурившие на лестнице, выводят Паркера и укладывают в карету «скорой помощи», президент Гаррисон поручает Магорски немедленно вызвать спикера палаты представителей Чарлза Дермотта. Согласно конституции, он примет на себя исполнительную власть, в случае если президент и вице-президент не смогут исполнять свои обязанности.
Гаррисон не сомневается, отчего заболел Реджинальд Паркер. Попросту он понял, что Гаррисона могут отстранить от должности и тогда вся тяжесть ответственности ляжет на него, толстого и усталого Реджинальда Паркера.
— Делать нечего, — говорит Гаррисон, — попробую еще раз связаться с Москвой… Полковник Уиндер, соедините меня.
— Значит, вы хотите принять их ультиматум? — беспокойно спрашивает Рубин. — Ведь этого решения не провести через сенат, а пресса растерзает вас за одну неделю. Не говоря уже о существе дела. Мы не можем уступать их нажиму.
— Я с этим согласен, — добавляет Брумэн. — Одно дело — пойти на компромисс, другое — уступить давлению.
Из секретариата сообщают, что на линии премьер-министр Австралии.
— Не знаю, — говорит Гаррисон, снимая трубку. — Не знаю, что из всего этого выйдет. Знаю только, что в этой ситуации хуже всего бездействие.
LIX
В 17 часов 19 минут лейтенант Национальной народной армии ГДР Густав Бёлльманн, несущий службу в части первого эшелона в шестистах метрах от Эльбы, отметил внезапный рост радиоактивного излучения в атмосфере.
Через две минуты его рапорт дошел до командования военного округа. Его проанализировали, сопоставили с другими данными и немедленно передали главному командованию Варшавского Договора.
В пограничных частях Национальной народной армии ГДР была объявлена полная боевая готовность.
В 17 часов 32 минуты было установлено, что транспортные самолеты «Мидас III–C» заканчивают переброску 14-й Ганноверской механизированной дивизии из казарм в Ремсдорфе на исходные позиции неподалеку от Чешского Леса.
В 17 часов 40 минут, то есть в 19.40 по московскому времени, министр обороны СССР получил предварительные сведения о потерях, которые имели место в Южном Казахстане в результате взрыва американской ракеты.
В 17 часов 59 минут лейтенант Густав Бёлльманн увидел сквозь полевой бинокль дула легких танков, торчащие из-за холмов по другую сторону границы. Он не мог, конечно, знать, что одним из этих танков командовал его двоюродный брат Пауль Бёлльманн. Приблизительно в то же самое время вышла из строя «горячая линия» между Москвой и Вашингтоном. Один из ее участков проходил через северную часть Федеративной Республики Германии. Были, правда, запасные кабели и дополнительная неповрежденная линия, но для того, чтобы ввести в действие новую линию связи, требовалось по крайней мере несколько часов работы специалистов с обеих сторон.
В выпусках новостей европейских радиостанций в шесть часов вечера на первом месте были донесения о счастливом окончании кризиса, о все более катастрофических последствиях ядерного взрыва над американской территорией, а также сенсационной победе теннисиста ФРГ Хлодвига Науманна над бесспорным фаворитом, первой ракеткой мира Пьетроанджело Виллакорта.
Радиостанция WDF не пичкала слушателей чрезмерным количеством политических новостей. Диктор весело сказал, что война войной, а уик-энд уже начался. Поэтому он позволит себе начать музыкальную программу со старого, но неизменно любимого шлягера «Лили Марлен».
В 18 часов 11 минут диктор прервал музыкальную передачу и срывающимся от волнения голосом известил слушателей о том, что город Дарвин в Австралии сметен с лица земли в результате ядерного нападения.
Парижское радио сообщило об этом минутой позже. Диктор сказал, что Франция в этой войне останется нейтральной.
В 18 часов 35 минут московская радиостанция перестала передавать музыку. Диктор начал зачитывать текст заявления правительства СССР. Оно было суровым по тону, но сдержанным в выборе слов.