Король-ворон(ЛП)

Генри переступил с ноги на ногу, высматривая какие-нибудь машины на дороге, но кругом было пусто, невзирая на его недавний комментарий насчет возобновления движения. Он посмотрел на свои часы. Как и на часах Адама, минутная стрелка подергивалась, застряв на одной отметке, но уже не так интенсивно, как раньше.

– Я просто не понимаю, – повторил он. – В чем тогда смысл магии, если ее нельзя применить в этом случае?

– В каком случае?

Генри вытянул руку над телом Гэнси:

– В случае его смерти. Вы говорили, что вы – его чародеи. Сделайте что-нибудь.

– Я – не чародей.

– Ты только что убила его поцелуем! – возразил он и показал на Ронана. – Этот только что сновидел все то дерьмо, что валяется вокруг машины! А тот – спасся в школьном дворе, когда на него с крыши посыпалась черепица!

Слова Генри внезапно привлекли внимание Адама. Его голос, пронизанный скорбью, стал острым как бритва: – Это совсем другое.

– Ничего не другое! Это тоже нарушение правил!

– Одно дело – нарушить законы физики при помощи магии! – огрызнулся Адам. – И совсем другое – воскресить кого-нибудь из мертвых!

Но Генри не сдавался:

– Почему? Ведь он уже однажды воскрес.

С этим не поспоришь.

– Но для этого требуется жертва, – сказала Блу. – Тогда это была смерть Ноа.

– Значит, найдите другую жертву, – наседал Генри.

– Может, ты хочешь попробовать? – прорычал Адам.

Блу понимала, почему он так зол. В данной ситуации любая, даже самая крохотная надежда была невыносимой.

Воцарилась тишина. Генри снова посмотрел на дорогу и сказал:

– Будьте чародеями.

– Заткнись! – внезапно взорвался Ронан. – Заткнись! С меня довольно. Просто оставьте его в покое!

Генри отступил на шаг, настолько яростной была боль Ронана. Они все умолкли. Но Блу никак не могла отвести взгляд от дергавшейся стрелки на часах Генри. С каждой секундой, проходившей с момента поцелуя, стрелка дергалась все менее интенсивно, и Блу с ужасом ждала минуты, когда время вернется к своему обычному течению. Это будет означать, что Гэнси и в самом деле мертв.

Минутная стрелка дрогнула. И еще раз. И еще.

Блу уже устала жить во времени, в котором не было Гэнси.

Адам, все еще сидевший в траве, поднял голову и негромко спросил:

– А как насчет Кэйбсуотера?

– А что насчет него? – спросил Ронан. – У него уже не осталось сил, чтобы что-то сделать.

– Я знаю, – ответил Адам. – Но если мы попросим – Кэйбсуотер мог бы умереть за него.

Глава 67

Если знать, откуда вести отсчет, эта история была о Кэйбсуотере.

Кэйбсуотер не был лесом. Он был чем-то, что по чистой случайности выглядело как лес, в данный момент времени. Это была особая магия, очень древняя и одновременно очень юная. Он существовал всегда, и всегда познавал самого себя. Он всегда был живым и ожидал момента, чтобы ожить снова.

Он никогда раньше не умирал намеренно.

Но его никогда об этом и не просили.

«Прошу тебя, – произнес Грейуорен. – Amabo te».

Это было невозможно. Не в той форме, которую он представлял. Жизнь за жизнь – хорошая жертва, гениальная основа для фантастической и очень особой магии, но Кэйбсуотер был не совсем смертен, а вот мальчик, которого люди хотели оживить – да. Это не означало, что Кэйбсуотер просто умрет, а он – просто воскреснет. Если они хотят, чтобы у них что-то получилось, Кэйбсуотер должен обратить некую важнейшую часть себя в человека, но даже сам Кэйбсуотер не был уверен, что это возможно.

Разум мальчишки-чародея скользил среди изорванных мыслей Кэйбсуотера, пытаясь понять, что было возможным, проецируя свои собственные образы, чтобы помочь Кэйбсуотеру понять цель воскрешения. Он не осознавал, что это куда более сложная для понимания концепция, чем сам Кэйбсуотер; Кэйбсуотер всегда умирал и оживал; когда все времена сливались воедино, воскрешение означало всего лишь перенесение сознания из одной минуты в другую. Кэйбсуотер мог легко представить, что значит жить вечно; но вот воскрешение человеческого тела, имеющего конкретный срок жизни – это очень трудно понять.

Кэйбсуотер изо всех сил старался показать чародею реальность, хотя при такой изношенности силовой линии было непросто передать нюансы. Те жалкие обрывки его способностей общаться с людьми сейчас действовали лишь потому, что с чародеем была дочь ясновидящей – как и всегда, она присутствовала здесь в какой-то форме, усиливая способности и Кэйбсуотера, и чародея.

Кэйбсуотер пытался дать им понять, что он – сама суть творения. Создания. Выстраивания. Он не мог развоплотить сам себя ради этой жертвы, потому что это противоречило его природе. Он не мог умереть, чтобы вернуть человека обратно таким же, как раньше. Было бы куда проще создать копию только что умершего человека, но им не нужна была копия. Они хотели получить обратно того, кого только что потеряли. Невозможно воскресить его без изменений; его физическое тело было бесповоротно мертво.

Но, возможно, Кэйбсуотеру удастся трансформировать его в нечто новое.

Ему просто нужно вспомнить, какие они, люди.

Кэйбсуотер посылал чародею вспышки образов и нашептывал их дочери ясновидящей. Она направила свою магию зеркала в сторону деревьев, еще остававшихся в Кэйбсуотере, и прошептала «прошу вас», и тогда tir e'elintes узнали в ней свою.

А затем Кэйбсуотер принялся за работу.

Люди были такими запутанными и сложными существами.

Когда он принялся разматывать жизненные нити, лишенный всех своих сновиденных вещей, оставшиеся деревья все вместе начали петь. Когда-то, давным-давно, они пели песни, подаренные им Грейуореном. Это была плачущая восходящая мелодия, исполненная одновременно и горя, и радости. И по мере того, как Кэйбсуотер снимал все наносное, оставляя лишь самую суть своей магии, деревья начали падать, одно за другим.

Печаль дочери ясновидящей пронзила лес, и Кэйбсуотер принял и ее тоже, и вдохнул ее в жизнь, которую сейчас создавал.

Еще одно дерево рухнуло, и еще одно, и еще, а Кэйбсуотер снова и снова возвращался к людям, пришедшим к нему с этой просьбой. Ему нужно было вспомнить, какие они. Ему нужно было не забыть уменьшиться до человеческих размеров.

По мере того, как лес уменьшался, отчаяние и изумление Грейуорена потоками полились сквозь Кэйбсуотер. Деревья успокаивающе напевали ему песню о возможностях, и о силе, и о снах, а затем Кэйбсуотер собрал его изумление и вложил в жизнь, которую создавал сейчас.

Наконец, томительное сожаление чародея оплело оставшиеся деревья. Кто он без всего этого? Обычный человек, человек, человек. Кэйбсуотер в последний раз прижался листьями к его щеке, а затем они унесли эту человечность и вложили ее в жизнь, которую Кэйбсуотер создавал сейчас.

Он почти оформился как человек. Этого должно быть достаточно. Ничто в этом мире не идеально.

Дорогу Королю-ворону!

Последнее дерево рухнуло, и лес исчез, и воцарилась полная тишина.

Блу коснулась лица Гэнси и прошептала:

– Проснись.

ЭПИЛОГ

Июньские вечера в Сингерз-Фоллс были очаровательны. Мир, раскрашенный множеством сочных, темных оттенков зелени. Деревья, везде были деревья. Адам вел маленький лоснящийся «БМВ», пропитанный запахом Ронана, по извилистой дороге обратно в Генриетту. Из аудиоплеера гремели ужасные техно-треки Ронана, но Адам не выключал их. Мир казался ему необъятным.

Он ехал обратно в трейлерный городок.

Время пришло.

Дорога от Барнса до трейлерного городка занимала полчаса, так что у него была масса времени, чтобы передумать и вместо этого отправиться в свою квартиру при общине святой Агнес или на фабрику Монмут.

Но он проехал Генриетту и направил машину по длинной ухабистой дороге прямо к трейлерам. Из-под колес летела пыль, курившаяся за автомобилем плотным облаком. В какой-то момент за машиной погнались собаки, но когда он подъехал к своему старому дому, их и след простыл.