Сомниум

Я молча кивнул: ну что ж, Виола, давай, удиви меня. У тебя опасная работа сегодня — общаться с преступником.

— Как вы себя чувствуете? — первым делом спросила она.

— Вы же сами все знаете, — удивился я. — Показатели моего здоровья ежесекундно считывает Система.

— На экране лишь голые факты. Я хочу узнать, как вы себя чувствуете?

— Вообще-то паршиво.

Она улыбнулась.

Вдруг я услышал странный щелчок и повернулся в его сторону. На стене висел круглый циферблат. Это старинные часы, понял я, вспомнив картину Дали из Дома Культуры.

— Красивые часы, — сказал я вслух.

— Мне нравятся модификации в стиле старинных вещей, существовавших до Перезагрузки. Они делают комнату уютнее, не так ли, — сказала она своим нежным голосом. Он, словно мед, сочный и бархатистый, обволакивал и лился сквозь меня, лился за пределы Вселенной. Я мысленно с ней согласился. В этом что-то было.

На ее столе мерно вращалась какая-то изогнутая фигура. Восемь закрученных перекладин с шариками попеременно двигались в определенном ритме. Вот одна из них подалась вперед и опустилась вниз, описывая полукруг, за ней тут же другая опустилась вниз, проделывая те же движения. Предмет походил на осьминога, играющего своими щупальцами. Глядя на вращающиеся элементы, я потерял ощущение времени.

— Вы меня не слушаете.

— Я слушаю.

— Что вы чувствовали, когда оказались в тюрьме? — продолжил литься на меня ее дивный голос.

— Злость, — ответил я, вспоминая то безрадостное время. От мыслей о первых днях в Эль-Пасо до сих пор ползли по спине мурашки.

— Что-то еще?

— Это все.

— У вас в крови обнаружено повышенное количество гормонов, отвечающих за агрессию. Как у вас обстоят дела в отношении самоконтроля?

Да неужели?

— Никогда об этом не задумывался, — честно ответил я.

— Вы замечали в себе какие-то особенности, отличающие вас от окружающих?

— Нет.

— Что для вас главное в жизни?

— Хм… а есть варианты ответа? — растерялся я.

Она посмотрела на меня в недоумении, но вежливо принялась перечислять:

— Например, безопасность, комфорт, программа-сказка, довольство, высокий рейтинг, молодость, красота…

— Пожалуй, из этого ничего.

— Тогда что же?

Я молчал в замешательстве.

— Подумайте, что для вас является самым ценным?

На языке вертелось только одно слово.

— Свобода, — ответил я как-то вопросительно. — Если, конечно, это относится к тому, о чем вы спрашиваете?

— Желание быть свободным — это пережиток прошлого. Людям не нужна свобода. Все уже давно уяснили, что для успешного функционирования общества и индивидуального счастья пользователей необходимы контроль и порядок. Свобода — это нечто относительное, не поддающееся характеристике и не несущее какой-либо пользы обществу.

Не выйдет, подумал я. Генетики прислали красивую девчонку, чтобы запудрить мне мозги?

— А все обязательно должно приносить пользу? — спросил я вслух.

— Конечно, практичность — это еще одно благо, — проговорила Виола и ненадолго замолчала.

— Вы готовы стать членом общества? — вдруг спросила она, и я уловил перемену в голосе, едва заметную, но очевидную, как легкое дыхание первой прохлады в осеннем воздухе.

— Не знаю…

— Чем является для вас свобода? — продолжила она наступление.

Прошло немало времени, прежде чем я ответил. Мы долго сидели в полной тишине, нарушаемой лишь тихим щелчком минутной стрелки старинных часов. Чем дольше мы молчали, тем длиннее становился промежуток между минутами. Это было своего рода приятное напряжение. Будто невидимые жесткие струны натянулись между нами, они связывали нас и одновременно держали на расстоянии.

— Это нечто недосягаемое. Мы все зависимы — от Системы, от потребностей, от своих желаний и привычек. А настоящая свобода в отсутствии зависимостей, — наконец ответил я.

— Вы больше не будете нарушать условия эксперимента? — последовал очередной вопрос.

— А я уже нарушал?

— Случай в метро, — она приподняла бровь.

Я впал в ступор. Виола изменилась. В лице проявилась жесткость, а в голосе — металлические нотки.

— Вы стали иначе себя вести. Меня это сбивает с толку, — сказал я.

— Как иначе?

— Более жестко. Это психологические уловки?

— Так если вы понимаете, что это психологические уловки, то что же вас смущает? — спросила она.

Мне захотелось спать, и я стал терять нить разговора.

— Это… странно, — с трудом ответил я, язык меня не слушался.

Вдруг перед моими глазами визуализировался эйрскрин. Увеличенный до размера стены, экран транслировал данные о моем психофизиологическом состоянии. Там были данные полиграфа и уровень гормонов в крови. Затем на экране я увидел себя, и послышался равномерный постукивающий звук в тишине.

Я закрыл глаза.

— Ваша повышенная агрессивность — следствие генетической инволюции чувства защищенности. Бывает так, что мутации в генах преподносят нам неприятные сюрпризы. Например, как в вашем случае: эмоциональная лабильность вместе с повышенной выработкой тестостерона — корень ваших проблем с поведением.

Ее голос становился тише. Я едва мог различать слова.

— И когда в человеке есть серьезные противоречия, ему становится трудно следовать своей программе. Как понять, к чему он тяготеет? К созиданию или разрушению? Дайте волю своим желаниям…

Я куда-то проваливаюсь. Вокруг темнота. Рядом со мной что-то шевелится. Я щупаю воздух руками, но ничего не нахожу. Ощущение холода от того, что должно быть горячим. Из темноты проявляются лучи, исходящие от синего солнца. Электрический свет струится на все предметы. Он льется и на меня, наполняя бессмысленным смыслом. Я часть декорации. Движение в воздухе становится осязаемым. Теперь я ощущаю, что это щупальца.

Вокруг меня нет ни одной стены. Ощущение невесомости. Я в каком-то безграничном пространстве. Передо мной и внутри меня стройная логическая структура из хрустальных молекул. Все элементы расположены в четком порядке и связаны в единый организм — я часть его, и меня переполняет восторг. Мне не хочется разрушать эту структуру. Она находится в постоянном движении. Молекулы распадаются на атомы, атомы — на электроны, протоны и нейтроны. Бесконечное число частиц взаимосвязано, и каждая из них порождает другую. Все кажется понятным и простым. Я наслаждаюсь этим новым ощущением…

Вдруг все резко куда-то исчезло, и передо мной возникло лицо Виолы. Она внимательно смотрела на меня. Что-то изменилось с тех пор, как я заснул. В голове было как-то непривычно ясно.

— Вы готовы стать пользователем Системы? — вдруг спросила она.

— Да, — ответил я без тени малейшего сомнения.

Глава 8. Бассейн

— Хакли, дай мне книгу.

Свернувшись, домовой спал в углу, но, услышав свое имя, вышел из спящего режима, вытянулся вверх и в стороны, принял форму размытого облака и окрасился в бледно-голубой цвет.

— Сформулируй просьбу по-другому, такого слова нет в моем тезаурусе.

— Хакли, видишь вон тот серо-коричневый предмет прямоугольной формы на столике. Это и есть книга. Очень древняя, ее мне принес сегодня ведущий генетик Палаты Тодд Макмиллан. Задолго до Перезагрузки люди читали такие книги.

— Книга. Записано в память. «Ромео и Джульетта». Записано в память, — сказал Хакли.

— Вот, послушай, — я открыла первую попавшуюся страницу и начала читать:

Мне неподвластно то, чем я владею.

— Хакли, ведь это просто невозможно. Что значит «неподвластно»? Я вольна выбирать любые настройки и модификации всего, чем владею. Тот, кто это написал, жил безрадостной жизнью. Солнце давно село, но я могу легко окрасить комнату в красно-розовые цвета заходящего солнца. «Розовый закат». Теперь оно не сядет, пока я этого не захочу.

Моя любовь без дна, а доброта —