Страница 23 из 28
К весне была проведена 100 % коллективизация деревни и хутора, создано 4 полеводческие бригады. Учёт труда производился «палочный». За проработанный день в журнале напротив фамилии работника ставили палочку. Если колхозник уходил домой раньше до прихода учётчика, он лишался этой палочки и наоборот, колхозник мог прийти на работу перед приходом учётчика, ему ставили палочку, как за проработанный день.
В 1930 г. были уже введены нормы выработки и установлены трудовые книжки колхозника. В этом же году поставлен вопрос о ликвидации кулачества как класса.
Партийно-комсомольская ячейка в это время проводила соответствующую работу по выявлению кулацких хозяйств и подлежащих к выселению из колхоза.
Когда список был подготовлен, на собрание приехала председатель райисполкома Клавдия Филюшкина. Собрание было бурное. Протестовали несколько крестьян, подлежащих исключению, и некоторые несознательные элементы. Бедняков они называли «голытьбой» и говорили:
– Что вы будете делать без нас в колхозе?
Они рассчитывали на то, что если их исключат, то им возвратят всё, что у них обобществлено. Но этого не получилось, им сообщили, чтобы на это они не рассчитывали.
И вот что случилось в эту ночь после собрания. Мельница, которая находилась в ведении колхоза, была подожжена. К утру её не стало, очень много сгорело зерна, которое было завезено с заготзерна для размола. Этот инцидент был организован кулаками, но так умно, что виновников никого не нашли.
Колхоз ещё по-настоящему не окрепший организованно и материально, вынужден был заново строить мельницу, правда, с помощью государства. К августу 1931 года мельница была построена и запущена в работу.
Но не всех устраивала работа в колхозе. Некоторые крестьяне стали выходить из колхоза. Ночью, по-воровски, уводили с общих дворов своих лошадей и коров, грузились на подводы и уезжали в Козьмодемьянск.
Но колхозное движение набирало силу, и вместе с ним росло повсеместное раскулачивание. Накатила и накрыла волна раскулачивания и село Белоусово.
В один из мартовских вечеров из правления колхоза на хутор пришел посыльный и сообщил, чтобы все коммунисты и комсомольцы прибыли в контору колхоза. Зачем? Никто из них не знал.
Когда хуторские пришли в контору, там уже были в сборе деревенские коммунисты и комсомольцы и двое незнакомых мужчин. Это были уполномоченные из района.
Шишляев пояснил, что всех собрали не на собрание, а выполнять практическое задание района по выселению кулацких хозяйств. Он встал из-за стола и обратился к присутствующим:
– Кого выселять будем, вы знаете. Разрешите зачитать ещё раз список выселяемых хозяйств.
Один из уполномоченных зачитал список тех, кто из актива закрепляется для сбора и погрузки имущества на подводы, а также ответственных за отправку подвод на станцию.
Сами кулаки к этому времени уже были арестованы и заключены в тюрьму, оставались только члены их семей.
После короткой беседы активисты должны были отправиться по домам кулацких хозяйств.
«Я спросил уполномоченного:
– Что мы должны делать, когда придём в дом?
Уполномоченный криво усмехнулся и ответил:
– Вы скажите, что есть сведения о том, что вы хотите спрятать имущество от колхоза, и мы этого не должны допустить.
Меня назначили к кулаку Георгию Левинину. Я знал, что имущества у Левинина никакого нажитого не было, а кулаком его сделали за то, что он торговал лошадьми и на язык был острый. На каждом собрании вставал и высказывал правлению о беспорядках в хозяйстве.
Я постучал в ворота. Калитку открыла хозяйка и спросила:
– Зачем так поздно пришел?
Я ответил так, как меня инструктировал уполномоченный. Я прошел в комнату и присел к большому столу. Прошло некоторое время, и хозяйка предупредила меня:
– Мы будем ложиться спать, а ты можешь идти.
На что я ответил:
– Я останусь у вас до утра.
– Ну, пожалуйста.
Погасили огонь, легли спать, я тоже прилёг на лавку. Утром, в 4 часа, в дверь постучали, хозяйка встала, хотела идти открывать, но я опередил ее:
– Сам открою, я знаю, кто это пришел.
В дом зашел уполномоченный, он посмотрел на хозяйку и вежливо сказал:
– Вы должны выселиться до рассвета, для этого вам необходимо собрать все необходимые вещи, продукты, все то, что у вас спрятано, не стесняйтесь, берите с собой. В дороге и в ссылке на новом месте всё пригодится.
Хозяйка опустила глаза в пол и спросила:
– А где мой муж?
Уполномоченный ответил:
– Муж вас на станции встретит, и всей семьей поедете в ссылку.
Я вышел на улицу. Вот тут и началось. Как по команде огласилась вся деревня рёвом, подошли подводы, приказали грузиться, но крестьяне сами не хотели выносить вещи из домов. Прибывшие ребята из актива принялись за дело, порученное уполномоченными.
Я вытаскивал из дома и укладывал на подводу увязанные узлы. Потом прошли с ребятами по двору. Кое-что действительно было попрятано в навозе, в бане, всё это вытаскивали и клали на подводы.
До рассвета выехать не смогли. Сборы прошли до 12 часов дня. Все улицы были заполнены народом. На работу никто не вышел. Все оплакивали, кто своих родственников, кто соседей».
О поездке на станцию Василия не предупредили. Была весна, к обеду солнце припекло, снег стал таять, побежали ручьи, а он был в валенках. К тому же заболела Анастасия, и ехать на станцию он не мог. В конце деревни соскочил с подводы и ушёл, подвода осталась без возницы, получилась задержка. За что он потом получил по комсомольской линии строгое взыскание.
После выселения кулаков все кулацкие дома и оставшееся имущество было передано в распоряжение сельсовета, который имел право реализовать его на месте. Часть домов продали колхозникам. Полукаменный двухэтажный 3-квартирный дом с кладовой никто не хотел покупать. Уж больно все жалели хозяйку дома, дескать, какая она кулачка, её освободят, приедет домой, и будут неприятности.
Несмотря на эти разговоры, Василий с братом Яковом решили купить этот дом. Верхняя половина и кладовая досталась ему. Задняя половина в две квартиры – брату. Каменный хлев разделили пополам. Такого дома хватило бы на всю жизнь не только им, но и их детям, внукам и правнукам.
Проработал Василий в колхозе до осени, и райком направил его на работу инструктором рабкоопа. Работа была связана с длительными командировками по району. Транспорта в то время не было никакого, приходилось ходить пешком, не бывая неделями дома. Проработал он до весны и поступил в городское потребительское общество (ГОРПО) на торговую работу. Старший брат Яков здесь уже работал заведующим магазином. Немного позже взяли и жену Василия в аппарат ГОРПО заведующей торговым отделом. Сначала он работал в ларьке, потом в овощном магазине. Потом Василия перевели в магазин в деревню Задворка. В Задворской комсомольской организации его избрали секретарём.
В 1931 г. в стране развёртывалось крупное строительство фабрик и заводов. Центральный комитет комсомола обратился ко всем комсомольцам страны с призывом поехать в промышленные города на строительство.
«Пришла директива из райкома комсомола: «Ваша комсомольская ячейка в двухдневный срок должна направить десять комсомольцев на строительство Горьковского автозавода. В случае отказа от поездки забирайте комсомольские билеты».
В тот дождливый вечер я до полуночи месил грязь по деревне, разыскивая квартиры комсомольцев, которых наметили отправить на строительство автозавода. В результате из десяти опрошенных комсомольцев согласились ехать только трое, остальные сдали мне свои комсомольские билеты. Наутро с тремя комсомольцами я прибыл в райком комсомола».
Продавцом Василий проработал год. Как члена сельсовета, райисполком направил его на трёхмесячные курсы Советского строительства в город Городец.