Одиннадцать дней вечности

Измайлова Кира

Одиннадцать дней вечности

1.

В лицо хлестал колкий снег, не было видно ни зги. Ветер продувал насквозь, теплая шаль давно потерялась в пурге, подол изорвался о ветви кустарника, в который я забрела, плутая вслепую. Один башмак потерялся в сугробе, у второго оторвалась подошва, пришлось бросить и его. Чулки прорвались, и ступни горели огнем, словно я ступала по раскаленным углям - странно, снег ведь такой холодный! А пальцев я уже не чувствовала вовсе, и к лучшему - раз, упав и пытаясь подняться, я увидела свой кровавый след, быстро пропавший в поземке...

Я провалилась в овраг и чудом выбралась оттуда, не переломав ног, но теперь я была в снегу с ног до головы, и одежда уже не спасала от пронизывающего ветра. Но я шла вперед, спотыкаясь, падая и поднимаясь, потому что знала - если я не встану, то замерзну уже наверняка.

Кажется, мне удалось выйти или на дорогу, или на поле: снега по-прежнему было много, но под окоченевшими ногами ощущалась относительно ровная земля, а не бесконечные кочки и канавы, коварно выступающие узловатые корни и спрятавшийся в сугробах цепкий кустарник. Быть может, поблизости есть какое-нибудь жилье? Да пусть бы и стог сена - хоть немного обогреться, не чувствовать обжигающего ледяного ветра!

Впереди вдруг появилось что-то темное, и я, пытаясь разлепить обледеневшие ресницы - слезы замерзали на щеках, - в страхе подумала, что вьюга вновь закружила меня, и я опять свернула в лес и наткнулась на дерево...

Но чу!.. Сквозь посвист ветра я различила скрип снега, звяканье - и из снежной круговерти вдруг показалась лошадиная морда. Конь шумно всхрапнул, отпрянул и заржал, вскинувшись на задних ногах, а я, отпрянув, упала наземь.

Люди! Неужели это взаправду?

Если бы я могла, то позвала бы на помощь, но голоса не было. Сейчас они проедут мимо, не заметив меня, и тогда мне уж точно придет конец...

-Тише, тише! - услышала я. - Что с тобой?

-С вами все в порядке, господин? - окликнул кто-то еще, и я увидела еще несколько смутных теней - это были всадники.

-В полном порядке, - отозвался тот, - только Шварц что-то заартачился.

-Позвольте, я поеду вперед, господин. Может, ему не по нраву пурга?

Второй конь едва не наступил на меня, но вовремя остановился, всхрапнув.

-Ого!..

-Что там, Ганс? - нетерпеливо спросил первый всадник.

-Человек, господин! - второй тяжело спрыгнул наземь, бросив поводья. Должно быть, конь его был хорошо выучен и не убежал бы прочь от хозяина.

Мужчина наклонился надо мной, смахнул перчаткой снег с моего лица...

-Это женщина! - крикнул он через плечо. - Совсем молодая и... да, еще живая, господин! Во всяком случае, дышит и вроде бы в сознании!

-Вижу... И что же ты медлишь? - раздалось сверху. - Бери ее в седло!

-Как прикажете, господин.

-Да закутай хорошенько, возьми хоть мой плащ...

-Уж обойдусь своим... - буркнул тот. - Эй, Марк, ну-ка, снимай обмотки - девка босая, поморозится совсем! Давай, поживее, а то и я окоченею, ишь, ветер какой, будто ведьмы бесятся!

-Оставь, Ганс! - окликнул первый. - Давай ее сюда. Помоги, мне не справиться...

-Сударь, но...

-Делай, что я говорю! И давайте-ка, прибавьте ходу!

-А те трое?

-Небось не отстанут, - непонятно ответил мужчина. - Погоняйте!

Что делали со мной, я уже не чувствовала. Помню только, как меня подняли на руки и взгромоздили на лошадиную спину, а потом меня окутала тяжелая шелестящая ткань, еще хранившая тепло владельца. Ну а стоило мне немного отогреться, как я канула в беспамятство и не запомнила ни бешеной скачки ("Погоняй, Ганс, погоняй!" - слышала я время от времени сквозь посвист ветра), ни того, что было потом.

*

Если я и приходила в себя, то ненадолго, и тогда в горло мне лились горькие настойки, бульон и терпкие травяные отвары. Все тело болело, будто меня избили палками, я горела и задыхалась, словно стояла у столба и под ногами у меня разгорался костер из сырых дров...

-Не выживет, - слышала я иногда сквозь пелену беспамятства. - Куда там!

-Как знать, с виду-то хлипкая, а такие, бывает, крепче иных дородных...

Это были женские голоса, видно, говорили те служанки, что поворачивали меня, беспомощную, с боку на бок, обмывали меня и меняли белье.

-Ну что? - услышала я однажды мужской голос, тот самый, что принадлежал всаднику... как звали его коня? Шварц? Да, Шварц... А наездника называли господином, это я помнила. - Как она?

-Будем надеяться, пойдет на поправку, сударь, - ответил кто-то. Этот голос принадлежал человеку немолодому, должно быть, лекарю. - Видно, этой девушке пришлось немало пережить, но она отчаянно цепляется за жизнь, и мой долг - помочь ей удержаться на этом свете.

-Уж постарайтесь, мастер, - негромко произнес первый мужчина. - Я, признаюсь, хочу узнать, кто она такова и что делала в такую пургу вдали от дома.

-Будем надеяться, сударь, она сумеет поведать об этом, когда очнется, - сказал лекарь. - Но я могу сказать вам наверняка: она не простолюдинка. Она была разута, а ноги ее - изранены в кровь, но сразу видно - прежде этой девушке не приходилось ходить босиком иначе как по мягким коврам. А это? - Я почувствовала, как он взял меня за руку и повернул ее ладонью вверх. - Ногти обломаны, кожа исцарапана, но взгляните сами - эти руки никогда не знали работы!

-В самом деле, - тот, другой осторожно провел пальцем по моей ладони. - Должно быть, у ребенка и то не такая нежная кожа...

-Одежда на ней была добротная, хоть и изорванная в клочья. И еще - ее волосы, сударь, - завершил лекарь. - Признаюсь, я велел служанкам остричь их, чтобы не развести заразы, но они воспротивились.

-И правильно сделали, - серьезно ответили ему. - С ума сойти, какая красота, а вы - сразу резать!

-А если бы вши? - занудно спросил тот.

-Если бы! Если бы - тогда бы и думали, что делать... Да, у простолюдинки не может быть таких волос. Вы взгляните, мастер, не у всякой придворной дамы увидишь такое богатство!

-Да уж вижу, сударь, - ворчливо ответил тот. - Служанки ваши постарались, несколько гребней изломали, пока расчесали ее гриву! Спасибо, дали хоть укоротить: снизу у нее волосы обгорели. Немудрено, небось, по недомыслию опалила у очага... Ну, идемте! Она спит и будет спать еще долго, успеете насмотреться!

-Уж мне и посмотреть нельзя, - проговорил он с каким-то странным выражением. - Мне только это и осталось.

-Не казните себя, сударь, - негромко произнес лекарь. - Это не ваша вина. Идемте...

"У очага? Нет, это был не очаг, - вспомнила я, уже когда стихли шаги. - Кто-то швырнул факел, и если бы не сугробы, я бы сгорела заживо, а не просто опалила волосы."

Тогда, наверно, я стала бы похожа на комету, предвестницу несчастий: длинный огненный хвост стелился бы за мной - горящие волосы и платье... Спасибо, я догадалась броситься в снег, а добрая женщина помогла сбить пламя - запах оказался невыносимо мерзким, но я не могла сама обрезать обгоревшие пряди, нечем было...

Не помню даже, как покинула город. Кажется, та же женщина подняла меня на ноги, накинула мне на плечи свою потрепанную шаль и сказала, мол, иди скорей отсюда, иди, пока жива. Авось, встретишь добрых людей, помогут, а нет, ну... храни тебя Создатель!

Так я и шла несколько дней, немного проехала на подводе какого-то крестьянина, потом прибилась к обозу - мне еще было, чем заплатить и на что купить припасов, - ну а дальше, когда кончились деньги, пошла пешком. Я хотела добраться до побережья, но силы таяли, мороз крепчал, и ясно было, что я никогда уже не увижу моря... Я сбилась с пути в начавшемся снегопаде, и если бы не эти случайные всадники, должно быть, уже никогда не увидела бы солнца.

А солнце светило ярко, я чувствовала это сквозь сомкнутые веки, и когда приоткрыла глаза, поспешила зажмуриться - я совсем отвыкла от солнечного света, и смотреть на него было больно.