Страница 9 из 15
Но в эту минуту он услышал вдруг голоса, показавшиеся ему знакомыми, и глаза его различили при свете зарницы человеческие формы.
Человек сидит на одном из каменных выступов в позе глубокого отчаяния и с плащом, накинутым на низко опущенную голову.
Другой тихими шагами приближался к нему, поднимаясь с осторожностью и исследуя каждую пядь дороги. Сидевший открыл лицо и воскликнул:
- Тебя ли я видел сейчас, добрый Сократ?
Ты ли идешь мимо меня в этом безрадостном, месте, где я сижу уже много часов, не зная смены дня и ночи, напрасно дожидаясь рассвета?
- Да, это я, друг! А в тебе не узнаю ли я Елпидия, умершего за три дня передо мной?
- Да, я - Елпидий, богатейший из афинских кожевников, а ныне несчастнейший из всех рабов.
Теперь только понимаю я справедливость слов, сказанных поэтом: лучше быть последним рабом на земле, чем властителем во мраке аида.
- Друг! Но если так тяжело тебе в этом месте, почему не идешь ты в другое?
- О Сократ! я удивляюсь тебе: как можешь ты идти в этом безрадостном мраке? Я же... в глубокой тоске сижу здесь и оплакиваю радости слишком скоро промелькнувшей жизни.
- Друг Елпидий, я, как и ты, очутился в этой тьме, когда в глазах моих угас свет земной жизни. Но внутренний голос сказал мне: "Сократ, иди в новый путь, не теряя времени",- и я пошел.
- Но куда же пошел ты, сын Софрониска? Здесь нет ни дороги, ни герма, ни колеи, ни даже луча света. Только хаос камней, мрака и туманов.
- Это правда. Но, друг Елпидий, убедившись в этой печальной истине, не спросишь ли ты себя: что наиболее угнетает твою душу?
- Без сомненья, эта ужасная тьма.
- Итак, надо искать света. Должно быть великий закон состоит в том, чтобы смертные сами искали во мраке пути к источнику света. Не думаешь ли ты, что это лучше, чем сидеть на месте? Я думаю именно так и потому иду. Прощай!
- О нет, добрый Сократ, не покидай меня. Ты довольно твердо ступаешь по этому адскому бездорожью. Дай мне полу твоего плаща...
- Если ты полагаешь, что и тебе это будет лучше, иди за мной, друг Елпидий.
И две тени пошли дальше, а душа Ктезиппа, исторгнутая сном из тленной оболочки, понеслась им вслед, жадно внимая звукам ясной Сократовой речи...
- Ты здесь, добрый Сократ,- послышался опять голос афинянина Елпидия. - Что же ты смолк? Разговор сокращает путь, и, клянусь Гераклом, никогда не случалось мне идти такою ужасною дорогой.
- Спрашивай, друг Елпидий. Вопрос любознательного человека вызывает ответы и родит собеседование. Елпидий помолчал и потом спросил, собравшись с мыслями:
- Вот что. Расскажи мне, мой бедный Сократ, хорошо ли по крайней мере тебя похоронили?
- Признаюсь тебе, друг Елпидий, я не могу удовлетворить твое любопытство.
- Понимаю тебя, бедный Сократ,- тебе нечем похвастать. Вот я - другое дело!
Ах, как меня хоронили, как превосходно хоронили меня, мой бедный товарищ!
Я и теперь с великим удовольствием вспоминаю об этих лучших минутах... после моей смерти!
Прежде всего меня обмыли и умаслили дорогими благовониями. Потом верная моя Ларисса надела на меня лучшие ткани. Искуснейшие плакальщицы в городе рвали на себе волосы, так как им обещали очень хорошую плату.
В семейную усыпальницу со мной поставили одну амфору, одну кратеру с превосходно украшенными бронзовыми ручками, один фиал, затем...
- Постой, друг Елпидий. Я уверен, что верная Ларисса разменяла свою любовь на несколько мин... Однако...
- Ровно десять мин и четыре драхмы, не считая напитков, которые выпиты гостями.
Редкий, я думаю, даже из богатейших кожевников может похвалиться перед душами предков таким вниманием со стороны живущих.
- Друг Елпидий, не думаешь ли ты, что это золото принесло бы больше пользы оставшимся в Афинах беднякам, чем тебе в настоящую минуту?
- Это ты говоришь, признайся, из зависти,- возразил Елпидий с горечью.- Мне жаль тебя, несчастный Сократ, хотя, между нами сказать, ты действительно заслужил свою участь...
Не раз в кругу своей семьи я сам говаривал, что давно бы пора прекратить рассеиваемое тобою нечестие, ибо...
- Постой, друг. Кажется, ты имел в виду какое-то заключение, и я боюсь, что ты свернул с прямого пути. Скажи, добрый человек, куда клонится твоя нетвердая мысль?
- Я хотел сказать, что, по своей доброте, я все-таки тебя жалею. Месяц назад я и сам немало кричал в собрании, но поистине никто из нас, кричавших, не желал для тебя такой крупной неприятности.
Теперь тем более, поверь, мне жаль тебя, несчастный философ!..
- Благодарю тебя. Однако, товарищ, скажи: в глазах твоих светло?
- О нет, передо мной такая тьма, что я спрашиваю себя: не это ли туманные области Орка?
- Значит, для тебя путь этот так же темен, как и для меня.
- Это верно.
- Если не ошибаюсь, ты даже держишься за полу моего плаща?
- И это правда.
- Но тогда мы оба в одинаковом положении... Ты видишь, предки не спешат насладиться рассказом о твоем похоронном торжестве, а боги, за которых ты на меня так сердился, думают о тебе так же мало, как и обо мне. Где же разница между нами, мой добрый товарищ?
- Но, Сократ, неужели боги помрачили твой рассудок настолько, что тебе не ясна эта разница?
- Друг, если тебе твое положение яснее, тогда дай мне руку и веди меня, ибо, клянусь собакой, ты предоставляешь именно мне идти вперед в этой тьме...
- Оставь шутки, Сократ! Оставь твои шутки и не равняй себя (потому что ведь ты безбожник) с человеком, умершим на своей собственной постели...
- А, кажется, я начинаю понимать тебя... Скажи мне, однако, Елпидий: надеешься ли ты, что будешь пользоваться твоею постелью еще когда-либо?
- Увы! не думаю.
- И было такое время, когда ты не спал на ней?
- Было... до того самого дня, когда я купил ее у Агезилая за половинную цену. Вот видишь ли... Этот Агезилай, хоть и порядочный мошенник...
- Оставим! Агезилая. Быть может, он торгует ее теперь у твоей вдовы за четверть цены. Не прав ли я, однако, когда говорю, что эта постель находилась лишь во временном твоем владении?
- Согласен.
- Но ведь и та постель, на которой я умер, тоже находилась в моем временном владении. Ее дал мне на время добрый Протис, тюремный сторож.
- А! если б я знал, к чему ты склоняешь речь, я не стал бы отвечать на твои коварные вопросы. Ну, слыхано ли, о Геракл, подобное нечестие: он равняет себя со мною!