Стихотворения

XXXI

К ПОРТРЕТУ КРАСАВИЦЫ,

ИЗВАЯННОМУ НА ЕЕ НАДГРОБИИ

Вот ты какой была. А ныне, под землею, Ты - тление и прах. И над твоим скелетом Напрасно помещен, недвижный и немой, Страж памяти твоей, портрет на камне этом,Минувшей красоты твоей изображенье. Вот нежный взгляд ее, всем в сердце

проникавший, Вот ротик: из него, из урны словно полной, Веселие лилось. Когда-то эта шейка Будила страсть. Пожатье этой ручки Бросало в дрожь, пред этой нежной грудью Бледнели все, плененные любовью. Мгновение прошло - и что же ныне ты? Скелет бесформенный, костей ничтожных груда! Под камнем гробовым - печальные останки.

Так вот к чему судьба приводит красоту, Что неба отблеском казалась нам всегда. О тайна вечная земного бытия! Сегодня красота - царица и источник Глубоких и возвышенных волнений, Она блестит, как луч, бессмертною природой На землю брошенный с небесной высоты, И, кажется, сулит, блаженство неземное, Сверхчеловеческий удел в иных мирах, А завтра то, что красотой сияло, Что прежде ангельский почти имело облик, Жестокое ничто в бесформенную массу И в мерзкий прах внезапно превращает. Тогда и помыслы высокие, и чувства, Что красота будила, исчезают.

Так музыкальные аккорды пробуждают В мечтательной душе желанья без конца, Видения и грезы неземные, И, убаюканный гармонией тех звуков, По морю чудному, исполненному тайн, Блуждает ум, подобно мореходцу, Что смело плавает в безбрежном океане. Но пусть слух поразит малейший диссонанс, И этот рай в одно мгновенье исчезает.

О, если ты, природа человека, Лишь тление, ничтожество и прах, Как можешь ты парить так высоко? Иль если и тебе присуще благородство, Зачем твои возвышенные чувства, Легко их пробудив, и гасят так легко Ничтожные и жалкие причины?

XXXII

ПАЛИНОДИЯ

Маркизу Джино Каппони

И в воздыханье вечном нет спасенья.

Петрарка

Я заблуждался, добрый Джино; я Давно и тяжко заблуждался. Жалкой И суетной мне жизнь казалась, век же Наш мнился мне особенно нелепым... Невыносимой речь моя была Ушам блаженных смертных, если можно И следует звать человека смертным. Но из благоухающего рая Стал слышен изумленный, возмущенный Смех племени иного. И они Сказали, что, неловкий неудачник, Неопытный в усладах, не способный К веселью, я считаю жребий свой Единственный - уделом всех, что все Несчастны, точно я. И вот, средь дыма Сигар, хрустения бисквитов, крика Разносчиков напитков и сластей, Средь движущихся чашек, среди ложек Мелькающих блеснул моим глазам Недолговечный свет газеты. Тотчас Мне стало ясно общее довольство И радость жизни смертного. Я понял Смысл высший и значение земных Вещей, узнал, что путь людей усеян Цветами, что ничто не досаждает Нам и ничто не огорчает нас Здесь, на земле. Познал я также разум И добродетель века моего, Его науки и труды, его Высокую ученость. Я увидел, Как от Марокко до стены Китайской, От Полюса до Нила, от Бостона До Гоа все державы, королевства, Все герцогства бегут не чуя ног За счастьем и уже его схватили За гриву дикую или за кончик Хвоста. Все это видя, размышляя И о себе, и о своей огромной Ошибке давней, устыдился я.

Век золотой сейчас прядут, о Джино, Трех парок веретена. Обещают Его единодушно все газеты, Везде, на разных языках. Любовь Всеобщая, железные дороги, Торговля, пар, холера, тиф прекрасно Соединят различные народы И климаты; никто не удивится, Когда сосна иль дуб вдруг источат Мед иль закружатся под звуки вальса. Так возросла, а в будущем сильней Мощь кубов перегонных возрастет, Реторт, машин, пославших вызов небу, Что внуки Сима, Хама и Яфета Уже сейчас летают так свободно И будут все свободнее летать.

Нет, желудей никто не будет есть, Коль голод не понудит; но оружье Не будет праздным. И земля с презреньем И золото, и серебро отвергнет, Прельстившись векселями. И, как прежде, Счастливое людское племя будет Кровь ближних проливать своих: Европа И дальний брег Атлантики - приют Цивилизации последний - будут Являть собой кровавые поля Сражений всякий раз, как роковая Причина - в виде перца, иль корицы, Иль сахарного тростника, иль вещи Любой другой, стать золотом способной,Устроит столкновенье мирных толп, И при любом общественном устройстве Всегда пребудут истинная ценность И добродетель, вера, справедливость Общественным удачам чужды, вечно Посрамлены, побеждены пребудут Уж такова природа их: всегда На заднем плане прятаться. А наглость, Посредственность, мошенничество будут Господствовать, всплывая на поверхность. Могущество и власть (сосредоточить Или рассеять их) - всегда во зло Владеющий распорядится ими, Любое дав тому названье. Этот Закон первейший выведен природой И роком на алмазе, и его Своими молниями не сотрут Ни Вольта, ни Британия с ее Машинами, ни Дэви, ни наш век, Струящий Ганг из новых манифестов. Вовеки добрым людям будет плохо, А негодяям - хорошо; и будет Мир ополчаться против благородных Людей; вовеки клевета и зависть Тиранить будут истинную честь. И будет сильный слабыми питаться, Голодный нищий будет у богатых Слугою и работником; в любой Общественной формации, везде Где полюс иль экватор - вечно будет Так до поры, пока земли приюта И света солнца люди не лишатся. И зарождающийся золотой Век должен на себе нести печать Веков прошедших, потому что сотни Начал враждебных, несогласий прячет Сама природа общества людского, И примирить их было не дано Ни мощи человека, ни уму, С тех пор как славный род наш появился На свет; и будут перед ними так же Бессильны все умы, все начинанья И все газеты наших дней. А что Касается важнейшего, то счастье Живущих будет полным и доселе Невиданным. Одежда - шерстяная Иль шелковая - с каждым днем все мягче И мягче будет. Сбросив мешковину, Свое обветренное тело в хлопок И фетр крестьяне облекут. И лучше По качествам, изящнее на вид Ковры и покрывала станут, стулья, Столы, кровати, скамьи и диваны, Своей недолговечной красотой Людские радуя жилища. Кухню Займет посуда небывалых форм. Проезд, верней, полет Париж - Кале, Оттуда - в Лондон, Лондон - Ливерпуль Так будет скор, что нам и не представить; А под широким ложем Темзы будет Прорыт тоннель - проект бессмертный,

дерзкий, Волнующий умы уж столько лет. Зажгутся фонари, но безопасность Останется такою же, как нынче, На улицах безлюдных и на главных Проспектах городов больших. И эта Блаженная судьба, и эта радостьДар неба поколениям грядущим.