Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 92



Однако ясно, что имя Молль Кинг — это, так сказать, псевдоним. Каково же было ее подлинное имя?

Ответ, как надеялся Дж. Хаусон, можно было отыскать в протоколах судебных сессий в Олд-Бейли.

Труд этот оказался не из легких. Во-первых, потому, что Дж. Хаусон был новичком в такого рода розыске. А во-вторых, из-за того, что протоколы судебных сессий сами по себе невероятно сложные документы: написаны они наспех на пергаменте, каракулями, с множеством сокращений, к тому же на испорченном латинском языке, покрыты грязью и делятся на бесконечное число сбивающих с толку категорий.

Главная часть называется «Свитками», так как судебные документы завертывали в огромные кожи в виде свитка.

В Справочнике тюрьмы Ньюгейт зарегистрированы «Свитки отправляемых из тюрьмы на суд». Записи эти делались за день-два перед каждой сессией суда, имелся также список вновь прибывших, оставшихся после прошлой сессии, и дополнительный список заключенных, ожидавших наказания или суда до следующей сессии. На беду Дж. Хаусона, списки заключенных тюрьмы Ньюгейт оказались неполными. Короче говоря, здесь его ждало разочарование. После долгих поисков так и не удалось найти никаких указаний на то, что некая Молль Кинг сидела в тюрьме Ньюгейт или в какой-либо другой между 1721 и 1723 годами.

Оставался еще один путь: погрузиться в архивы, где хранятся «Свитки», куда заносились преступления, совершенные в различных районах Лондона. Архивы эти, позволяющие проследить судьбы различных преступников· и познакомиться с преступным миром той эпохи, находятся в Лондонской ратуше и в Миддлсекском государственном архиве. Путешествуя между этими двумя хранилищами, Дж. Хаусон составил несколько списков женщин, которые были арестованы, судимы и отправлены в ссылку в 1721–1723 годах.

Затем из нескольких сотен имен он выбрал три или четыре, чьи похождения наиболее походили на перипетии Молль Кинг.

Перед исследователем забрезжил слабый луч надежды проследить за историей воровки, называвшей себя Молль Кинг.

Очень скоро он натолкнулся на примечательный факт. В октябре 1718 года некая Мэри Годсон украла золотые часы у леди в церкви Св. Анны, в Сохо, и была приговорена к ссылке на семь лет. В судебных протоколах проходила под именем Мэри Голстоун. Возможно, что она ждала ребенка, так как до февраля 1720 года все еще не была отправлена за океан. Только весной на судне «Александер» она прибыла в Аннаполис. В «Свидетельстве о высадке» записана как Мэри Кинг. А спустя всего лишь несколько месяцев, в сентябре, снова объявилась в Лондоне. Здесь вместе с братом Ричардом Бердом принялась за старое. В июле 1721 года попалась при ограблении дома на Литтлрассел-стрит, где похитила «различных вещей на сумму в 50 фунтов», говорилось в обвинительном заключении. Именно тогда-то и появилась заметка в «Дейли джорнэл» о Молль Кинг, как она назвалась при аресте. На другой день ее отправили в тюрьму Ньюгейт. Выяс-нилось также и еще одно любопытное обстоятельство. В ее аресте участвовал некий Джон Пэрри, который работал на Дж. Уайлда. А это значит, что «главный воро-ловитель» содействовал ее провалу. В чем, впрочем, он и сам признался на суде.

Как дальше сложилась судьба воровки? С Мэри Годсон, она же Молль Кинг, было снято обвинение в краже, но ее приговорили к смертной казни за возвращение из ссылки. В этом случае Дж. Уайлду полагались бы его 40 фунтов стерлингов за участие в разоблачении преступницы. Но счастье улыбнулось Молль Кинг. В ожидании казни она выступила свидетельницей по одному делу и способствовала разоблачению, а попросту говоря, выдала грабителя Ричарда Грэнтема. Ей это зачли и вновь приговорили к ссылке.

До января 1722 года Молль Кинг оставалась в Нью-гейте. Сначала в камере смертников, а затем в ожидании отправки за океан, что случилось спустя два дня после издания романа Дефо. (В сентябре того же года она вновь была в Англии и снова оказалась в тюрьме.) Похоже на то, что Дефо отыскал и заинтересовался ею как раз тогда, когда она ждала казни. Исповедь ее показалась ему подходящей темой для уголовного памфлета, которые он обычно печатал в «Ориджнел уикли джорнэл» сразу же после казни преступника. Однако с отменой приговора памфлет перерос в роман, героиня которого получила имя Молль от своего прототипа.



Но безусловно и то, что Молль Флендерс, по словам английской писательницы Вирджинии Вулф, «самый замечательный персонаж из всех других», образ собирательный. Одновременно с Молль Кинг в Лондоне славились своими похождениями Сэлли Селисбери, история которой была предана гласности и нашла отражение в гравюрах Хогарта; и Мэри Девис— подпольная акушерка, которая содержала дом для незамужних мамаш, похожий на тот, что изображен в романе Дефо; и уже упомянутая Кет Хэкэбаут; и Кэллико Сара — имя, образованное от названия индийской ткани «кэллико». Все они, а также и многие другие прошли через Ньюгейтскую тюрьму, и не трудно предположить, что каждая из них исповедовалась мистеру Дефо — журналисту, посещавшему тюрьму в поисках материала для памфлетов на уголовную тему.

Но откуда взялась столь странная фамилия у героини Дефо? В самом деле, почему ее зовут Флендерс? Вопрос о названии произведения всегда затруднителен для автора. Где искать подходящее название, откуда взять имя для героя? Пожалуй, тут нет рецептов. История литературы помнит самые невероятные случаи рождения имен героев и названий произведений. Необычно происхождение и имени героини Дефо.

Лондонские воровки любили присваивать себе имена по названию тех дорогих обычно контрабандных товаров, чаще всего тканей, которые им не раз приходилось похищать. Отсюда, например, имя «Кэллико», — как говорилось, индийская ткань, привозимая контрабандой. Или «Голланд» — датское белье, тоже часто контрабандное. Именно подобного рода имя и хотел Дефо для своей героини. Можно, конечно, было бы назвать ее, скажем, Бетти Голланд. Однако это слишком напоминало бы Сьюзен Голланд, чей известный публичный дом, существовавший за сто лет до этого, вспоминался в балладах. В этот момент, за месяц или два до выхода романа, внимание Дефо привлекла реклама на страницах «Постбой». В ней сообщалось о продаже дорогих фламандских кружев—флендерс (товара обычно тоже контрабандного). Уильям Ли, а вслед за ним и Дж. Хаусон предполагают, что эта реклама и помогла Дефо разрешить мучившую его проблему — как назвать свою героиню.

Кровавая вражда

Сегодня Шотландия — страна кипящей индустрии, колоссов судостроения, огромных мостов и ультрасовременных жилых домов и общественных зданий.

На этом фоне поместье Эбботсфорд смотрится как видение из другого мира, из другой эпохи. Собственно, сам дом так и был задуман Вальтером Скоттом, когда писатель приступил в 1811 году к строительству своего обиталища: как некий символ Шотландии, ее исторического прошлого — кровавых распрей между кланами горцев, приключений разбойников, подвигов бесстрашных рыцарей — всего того, что было так дорого и мило сердцу «шотландского чародея».

Участок для здания писатель присмотрел на южном берегу реки Твид. Здесь, на развалинах старой фермы Грязное логово, возвели замок, воплотив мечту писателя о доме в «баронском», старошотландском, стиле. Вальтер Скотт сам планировал, сам всем руководил, нередко помогал рабочим на стройке: расчищал дорожки, сажал деревья. В письме того времени он признавался, что нигде не был бы так счастлив, как здесь. Позже известный литературный критик Георг Брандес заметит, что пристрастие Вальтера Скотта к Эббот-сфорду основывалось «на его исторических инстинктах».

Из окон открывался вид на долину реки Твид, темный Эттрикский лес и знаменитые Эйлдонские холмы. В тихие дни слышалось звонкое журчание воды и всплески резвящейся семги. Ниже по течению было видно место, где когда-то монахи переходили реку вброд, направляясь в аббатство Мелроз. Отсюда и название Эбботсфорд — брод аббатов.

Но, пожалуй, еще больше любил писатель дорогу над долиной, и редкий день его коляску не видели здесь. Доехав до места, где вид был особенно прекрасен, Вальтер Скотт останавливал лошадей и долго любовался рекой, лесами и грядой холмов. «Вид Вальтера Скотта»— так называют теперь это место приезжающие сюда многочисленные туристы, поклонники таланта писателя.