Страница 40 из 57
И Марина, спокойная, невозмутимая, сидит в этом бушующем маленьком мире. Появляется Володя со своими проблемами и неприятностями. Она и этого успокаивает.
А у нее свои заботы: она — актриса, талантливая, в расцвете, но продюсеры боятся с ней работать. Они составляют сложные контракты, а Марина отказывается их заключать. Она мотается из Москвы в Париж, из Парижа в Москву по первому намеку, что у Володи что-то не так, бросает все, детей под мышку, и сюда. Очень сложная жизнь. И надо было сделать так, чтобы все эти сложности таились только в ней, чтобы они не были никому заметны, чтобы для Володи было лишь успокоение, только окружить его заботой. Большая, серьезная, напряженная, полная самоотречения жизнь. У Марины было много творческих предложений, от которых она отказывалась. Володя был для нее главным, и мы все очень обязаны ее самоотверженности, ее доброте, ее мужеству.
Последнее стихотворение Высоцкого, посвященное Марине, было написано за несколько дней до смерти.
(Кстати, рукопись висит в рамке на стене ее дома в Мезон-Лафите близ Парижа. Но к этому мы еще вернемся).
Рязанов. А вообще он подбрасывал актерам свои находки, выдумки?
Говорухин. Да, конечно.
Рязанов. То есть был щедрым в этом смысле?
Говорухин. Да. Да. Вот мы снимали эпизод с Кирпичом в фильме «Место встречи изменить нельзя»…
Рязанов. Да. Я вообще считаю, что в этой картине Володя сыграл одну из своих самых лучших ролей.
Говорухин. Кирпича помните, вор-карманник? Его Садальский играл.
Рязанов. Конечно.
Говорухин. Снимаем этот эпизод. И ничего у нас не выходит. Не смешно получается. И тут я вспоминаю один из Володиных рассказов. А надо сказать, что он был рассказчик в жизни, конечно; изумительный, особенно в компании близких людей, когда нет человека незнакомого, интересного, которого хотелось бы слушать ему. Тогда он в компании своих, которых знает давно, становился остроумнейшим рассказчиком.
У него была, в частности, серия немыслимых рассказов, он выдумывал их на ходу, от имени придурковатого шепелявящего парня. И я вспомнил это и говорю: «Покажи, Володя, Стасику Садальскому этого шепелявого». И Володя рассказал ему несколько историй от имени этого шепелявого парня. Мы катались просто по полу, когда он их рассказывал.
И Стасик попробовал говорить, как персонаж устных рассказов Высоцкого. У Стасика это не сразу получилось. Но потом он добился. И эпизод сразу заиграл. Потом многие думали, что артист сам такой. Шепелявый. А это Высоцкий предложил.
Рязанов. Как вообще вышло, что он снимался у вас в картине «Место встречи изменить нельзя»?
Говорухин. В данном случае он был заводилой.
Это ему принадлежит идея того, чтобы я снимал картину «Место встречи изменить нельзя». Он мне однажды говорит: «Мне звонили Вайнера (так он шутя называл братьев Вайнеров) и сказали, что у них есть роман, где для меня написана очень хорошая роль. А я уезжаю в Парижск. (Так он называл этот город.) Ты не мог бы прочитать этот роман?»
Я прочел этот роман. Роман назывался «Эра милосердия». Огромное удовольствие получил. И по сей день считаю его одним из лучших советских романов подобного жанра. И когда Володя вернулся, я говорю: «Действительно, роль восхитительная! Представляю, как ты сыграешь. Никогда ты ничего похожего не играл!»
Он быстренько прочел роман. И начали работать…
Рязанов. Сделали кинопробу?
Говорухин. Конечно. Володя очень волновался — утвердят или не утвердят? У него были основания для волнений. Телевидение его не жаловало в те годы. Но утвердили его, кстати, очень легко, на удивление. И вот первый съемочный день —10 мая, день рождения Марины Влади. Приехали мы в Одессе на дачу моего приятеля. И Марина стал меня просить: «Отпусти Володю, снимай другого артиста». И Володя мне говорит: «Понимаешь, я думаю, я чувствую, что мне уже мало жить осталось. Я не могу тратить год жизни на эту картину. Отпусти меня».
У него это ощущение близости конца все время звучало. В последние годы… И в его песнях, тут и «Кони», и другие песни. И в разговорах с друзьями он часто говорил это. Но все-таки он снялся в нашей картине.
Мы устроили ему довольно щадящий режим съемок. Он за это время успел побывать и на Таити, куда очень хотел попасть. И совершить гастрольное турне по городам Америки с концертами. Мы пытались использовать его очень экономно, чтобы он только приезжал, снимался и уезжал не сидел бы в ожидании. Год на съемки для него немыслим. Он уже к концу года эту картину почти ненавидел. И все чаще стал ругаться со мной. Стал говорить: «С тобой дружить можно, а работать нельзя».
Так он говорил, по-моему, обо всех режиссерах.
Я прекрасно помню, что во время съемок «Арапа Петра Великого» он тоже говорил: «Нет! С Миттой я больше никогда не буду работать!» А через полгода уже обсуждал с ним новую какую-то картину.
Рязанов. А почему он не пел в вашей картине? Это было обоюдное желание или только ваше?
Говорухин. Он очень хотел. И опять-таки обижался на меня. Он хотел спеть. И даже у него была песня для этой картины. Называлась она «Баллада о детстве». Но я считал, что что-то разрушится, не будет йодного доверия к Жеглову. Все будут думать, что это Высоцкий в роли Жеглова.
А он сыграл, мне кажется, так точно этого героя, что не только влез в его начищенные сапога, просто жил его жизнью. Тем более он хорошо помнил время то, хоть был и мальчишкой в послевоенные годы. Но сохранилась в нем память об этих годах. И он сыграл это очень достоверно.
А если бы он спел… Может, что-то разрушилось бы. Может, и нет. Не знаю, прав ли я был или нет.
Рязанов. Я думаю, что, наверное, правы все-таки были вы.
Говорухин. Во всяком случае, он на меня обиделся. Но не сильно. Он где-то понимал: возможно, что и я прав. Если бы он настаивал, требовал, конечно, он бы спел. Потому что…
Рязанов. Устоять было трудно, да?
Говорухин. Невозможно было устоять!
Рязанов. Я обратил внимание, что он в роли Жеглова ни разу не был одет в милицейский костюм. Случайно?
Говорухин. Меня наш покойный консультант — генерал-лейтенант милиции — даже просил: «Есть у меня к вам личная просьба: пусть он наденет милицейскую форму в каком-нибудь эпизоде». Я передал ему просьбу нашего консультанта. Он сказал: «Нет, не надену». Я говорю: «Почему?» — «Не надену, и все!» Тогда я придумал сцену специально: «Ты надеваешь форму и делаешь так, будто ты Сталин, и перед зеркалом стоишь, и руку держишь так же. Тут заходит Шарапов, а Жеглов стоит у зеркала, примеряет форму. Буквально на несколько секунд. «Это, — говорит Жеглов, — моя домашняя одежда. Вроде пижамы». Садится за рояль. Начинает играть Вертинского — две-три строки.
И на этом закончилось его пребывание в милицейской форме. Этим я вроде бы удовлетворил и его желание, и требование нашего консультанта…
Рязанов. Какие у вас конфликты происходили и кто брал верх?
Говорухин. Особенных конфликтов не было. Вообще-то он был человек трудный. Когда ругался, то убегал из павильона. Но в принципе мы работали довольно дружно. И оба идентично понимали картину. Одинаково мыслили. А он в те годы (это был 1978 год) уже подумывал о режиссуре. Ему хотелось попробовать себя и в режиссуре. Хотелось и сценарии писать. Он написал несколько сценариев. У меня сохранились кое-какие его черновики. Есть сценарий, который он написал с Володарским.