Страница 62 из 142
А кроме того, Коля Бабушкин зашел к Ведмедям переодеться. Он собирался идти на концерт народной артистки, которая приехала из Москвы и нынче будет петь в Доме культуры нефтяников. Николай уже достал билеты — три билета: для себя, для Ирины, для Черемныха. И вот он зашел к Ведмедям, чтобы переодеться к вечеру в свой бостоновый, черный, двубортный, еще ни разу не надеванный костюм, который уже целый год висел в шкафу у Ведмедей.
По дороге к Ведмедям Коля Бабушкин наведался в магазин и купил там все остальное, что полагается, когда носишь парадный костюм. Он купил вьетнамскую рубашку, польский галстук, чехословацкие запонки, китайские штиблеты и немецкие носки.
И вот, явившись к Ведмедям, он надел носки, обул штиблеты, влез в рубашку, вдел запонки и стал перед зеркалом завязывать галстук. Он завязывал галстук мудреным узлом, а Лешка Ведмедь откуда-то сбоку заглядывал в зеркало и сторожко ловил в нем взгляд Николая.
— Работы много, — повторил Лешка. И добавил шутливо: — Из-за этой работы всю пьянку запустил…
Их глаза встретились в зеркале; Лешка Ведмедь увидел в зеркало испытующе-суровые и чуть насмешливые, серые и чуть голубые (как тень на снегу) глаза Коли Бабушкина; а Коля Бабушкин увидел в зеркале слегка раскосые, слегка зеленоватые, слегка плутоватые глаза Лешки Ведмедя.
Но было в этих глазах и что-то заискивающее. Наверное, Лешке Ведмедю не хотелось рушить старую дружбу.
— А, черт… — подосадовал Николай: после всех сложных манипуляций, которые он проделал с галстуком, узел получился широким и раздутым, как зоб. Не вышло.
— Давай я, — предложил Лешка Ведмедь.
Коля Бабушкин высоко задрал подбородок, а Лешка, вытянув короткий конец, снял с его шеи галстук и снова набросил — через голову. Засопел от старания.
— Я знаю, что у вас работы хватает, — сказал Коля Бабушкин. — У нас, на Порогах, тоже хватает. Везде работы хватает… Но кто-то ведь должен строить ударный объект! Если не ты и не я — то кто же?
— Понимаешь, какое дело… — натужно сопя, ответил Лешка. — У меня еще другая работа есть. Халтурка. По вечерам занимаюсь. Калым мое дело… Я, понимаешь, к весне хочу мотороллер купить. Мне деньги нужны…
— Вот-вот, — подхватил Коля Бабушкин. — А нашей бригаде будут платить аккордно. Работа до весны. И считай, что весной ты уже сидишь на мотороллере. И тебе на ходу собаки ноги огрызают…
— Аккордно? — тотчас посерьезнел Лешка Ведмедь.
— Да… Готово?
— Вроде.
Николай повернулся к зеркалу. Так и есть — вроде. Вроде петли-удавки. Только что не намылена. Жалконький, тощий кривой узелок впился в горло.
— Портач, — ругнулся Коля Бабушкин и стал развязывать галстук.
— Я сейчас Верку позову. Она умеет…
Она умеет. Скрестив полосатые концы галстука, ловко обернула их, широкий язык подтянула книзу, узел кверху.
— Вот так, — сказала Верочка. И отойдя на шаг, окинув Николая критическим взглядом, решила: — Хорошо… А ты с кем на концерт идешь? Если не секрет.
— Иду… с одной, — ответил Николай. Хотел поправиться: «С двумя». Но промолчал. Покраснел только.
Верочка открыла шкаф, достала оттуда черный, двубортный, бостоновый, еще ни разу не надеванный пиджак и бережно подала его Николаю со спины — вот вам один рукав, вот вам другой.
— А она красивая? — спросила Верочка, снимая пушинку с пиджака.
— Да, — ответил Николай.
Верочка охнула, всхлипнула вдруг и, припав головой к плечу Николая, разрыдалась.
— Ты чего?.. — удивился Коля Бабушкин.
— Ты чего?.. — Лешка Ведмедь засопел ревниво.
А она, припав к плечу Николая, плакала навзрыд, и острые лопатки ее горестно вздрагивали, и мокрые слезы текли по лицу, пятнали черные лацканы пиджака, а пальцы ее зачем-то гладили, гладили спину Николая…
— Ты чего? — Лешка Ведмедь ревниво сопел.
— Ты чего? — удивлялся Коля Бабушкин.
— Моль… — едва смогла сквозь рыдание выговорить Верочка. — Моль. Всю спину… съела! О-о…
Николай мягко отстранил ее, снял пиджак. Вместе с Лешкой они наклонились над ним.
Но можно было не наклоняться. И так видно. Вся спина пиджака — и у ворота, и на подоле, и посередке — была изрешечена. Мелкие дырки попадались то вразброс — здесь закусывали в одиночку, — то теснились одна к другой — здесь компанией жрали. Под черной шерстью была еще черная шелковая подкладка, и поэтому не все имевшиеся в наличии дырки сразу бросались в глаза. Вот если бы подкладки не было, тогда можно было бы все их на свету обнаружить — поднести к лампе и смотреть насквозь…
— Да… тут не заштопаешь, — отерев со лба пот, сказал Коля Бабушкин.
— Надо было нафталином… Я ведь видела, что летают… — Верочка рыдала безутешно, уткнувшись лицом в дверцу шкафа.
— Сколько платил? — поинтересовался Лешка, щупая пальцами черную шерсть.
Николай развязал галстук и стал выковыривать из манжет запонки.
Когда он уже уходил, одевшись в старое, Лешка Ведмедь сказал ему, провожая до двери:
— Ладно… Записывай в бригаду. Только пусть с кирпичного завода в наш трест какую-нибудь бумагу пришлют. Либо позвонят. Чтобы все было чин чином. А то не разберешься потом с отпускными…
Так Николай и не понял, по какой главной причине Лешка решил записаться в бригаду. То ли ему действительно хотелось поработать на ударной стройке. То ли ему понравилось, что платить там будут аккордно. То ли он просто не хотел огорчать отказом старого друга — тем более что у друга случилась такая неприятная беда: моль съела костюм. И он пожалел своего старого друга.
И Верочка жалостно так — сквозь слезы — посмотрела ему вслед, когда он от них уходил.
Однако в клубе нефтяников никто не обратил особого внимания на его затрапезный вид — что он пришел на концерт в гимнастерке и в валенках. Вообще на него — на Колю Бабушкина — никто не обращал внимания, кроме Ирины и Черемныха, с которыми он прогуливался по фойе.
Они втроем гуляли по клубному фойе, ожидая, пока начнется концерт. Народу на этот концерт собралось — чуть ли не весь Джегор. Сколько билетов было, столько и собралось народу. А то и больше. Наверное, некоторые без билетов пролезли. Может, у них завклубом родня или же контролерша знакомая, которая у входа рвет билеты.
В этом небольшом городе Джегоре люди на редкость жадные до всякой культуры.
Один раз Коля Бабушкин, когда он еще жил в Джегоре, видел, как в книжный магазин привезли товар. Дело было в воскресенье, а очередь образовалась еще в субботу вечером; составили список, каждый час производили перекличку и на ночь выставили пикет. А утром, когда привезли товар — Коля Бабушкин это сам видел, — один очень крупный начальник треста, в шляпе, залез на грузовик и стал помогать персоналу разгружать книги. Он, наверное, думал, что ему за это отпустят вне очереди, — у него далеко была очередь. Он, должно быть, боялся, что ему не достанется, и поэтому вызвался помогать персоналу, полез на грузовик.
Но ему все равно не досталось, потому что, когда магазин открыли, туда втерлась без очереди футбольная команда «Нефтяник» и расхватала весь товар. А уж, казалось бы, зачем такой товар футбольной команде «Нефтяник»?..
Так вот и нынче на концерт народной артистки собрался весь Джегор. И в ожидании, пока начнется концерт, все прогуливались по фойе — парочками и по трое в ряд плыли вдоль стен, вкруговую. Вереница мимо вереницы. Будто на эскалаторе в метро. И как водится на этом эскалаторе, люди, плывущие навстречу друг другу, рассматривали друг друга — кто во что одет и кто во что горазд. У кого какое лицо и так далее.
Ради концерта все приоделись сообразно. Большинство мужчин было в черных костюмах, при галстуках, а у некоторых даже были не просто галстуки, а бантики, бабочки.
С кавалерами и без кавалеров, пара за парой, пава за павой шли женщины, и смотреть на них было все равно что листать модный журнал. На одних платья длинные, а на других короткие, у одних открытые, а у других закрытые. Даже подсобные девчонки из треста «Джегорстрой» — Николай тотчас приметил в толпе этих знакомых ему по старой работе подсобных девчонок — разоделись в пух и прах: на одной платье в горошек, на другой в полоску, на третьей в елочку.