Назови меня своей

— Доброе утро, — поздоровалась, покосившись на жизнерадостную Сабрину, и проследовала к своему месту за столом.

Завтрак прошёл для меня, как в тумане. Кажется, маленькая вампирша весело обсуждала предстоящую поездку, и я даже что-то ей отвечала, но что — не вспомню. Пару раз поймала косой, задумчивый взгляд Мартина и предположила даже, что он со своей проницательностью и способностью чувствовать меня что-то скорее всего заподозрил. Но я улыбалась, кивала, где надо, и старательно делала вид, что всё в порядке, мысленно благодаря Сабрину, что она ещё с нами за столом. Полагаю, если бы не девочка, мне бы точно устроили допрос по всей форме. Поэтому, когда завтрак всё же закончился, я с некоторым облегчением поднялась из-за стола и обратилась с вежливой просьбой к вампирам:

— Я бы хотела прогуляться в парке, недолго. Могу я это сделать?

— Конечно, Лёля, — негромко ответил лорд Мартин, скользнув по мне взглядом. — Только не задерживайся.

— Да, конечно, — наклонив голову, чтобы скрыть облегчение на лице — они не напросились со мной пойти, и даже Сабрина молчала! — я поспешно развернулась и вышла из столовой.

Глядя прямо перед собой, я покинула дом, спустилась с крыльца и направилась по дорожке к той части, где разместила свой маленький огородик. Мои шаги всё ускорялись, и под конец я почти бежала, придерживая юбку и стараясь не споткнуться — хотелось уйти из дома подальше, чтобы никто не обнаружил. Выскочив на полянку, я на мгновение остановилась, окинув взглядом ровные грядки с растениями, мимолётно порадовалась, что все они принялись и не завяли, а потом колени подогнулись, и я опустилась прямо на траву. То, что платье может испачкаться, меня не заботило, я наконец отпустила себя и перестала притворяться, устало вздохнув и стерев улыбку с губ.

Моя голова поникла, я сорвала травинку и бездумно начала теребить пальцами, а в сознании серыми мотыльками крутились безрадостные мысли. Порочная. Развратная. Получающая удовольствие от таких вещей, от которых нормальные девушки держатся подальше. Позволяющая делать с собой то, что не каждая представляет в самых откровенных фантазиях. Испорченная… Я прикрыла глаза, чувствуя внутри лишь пустоту и бесконечную усталость, и больше никаких эмоций. Хотелось лечь и представить, что вокруг меня безбрежный океан, я одна, и лишь ласковые волны покачивают в своих объятиях, обещая покой и умиротворение, забирая все тревоги и грусть. Я медленно опустилась на мягкую траву, смежив веки, позволив себе уйти ещё глубже, спрятаться там, в тишине подсознания. Плакать уже не хотелось, слёзы остались во вчера, да и выплакала я их все, попрощавшись с прошлым окончательно. И с той, кто была Леллиаль Локхвуд, тоже. Мне придётся принять себя и научиться жить с новой собой, иначе… Я сломаюсь и превращусь в безвольное послушное существо, готовое прыгать по щелчку пальцев хозяев. Хочу ли я принимать такую… себя?

Сколько прошло времени, я не знала, лежать вот так, почти ни о чём не думая и слушая звуки природы вокруг, было хорошо. Только бы ещё мысли не мешали, но к сожалению, совсем избавиться от них я не могла. В какой-то момент пронзило острое ощущение взгляда, пристального и внимательного, и я поняла, что не одна на поляне. Однако открывать глаза и снова играть в то, чего на самом деле не было, не хотелось. Я не видела уже в этом смысла — Мартин и так догадался. В том, что это был старший вампир, у меня почему-то сомнений тоже не осталось. Некоторое время я продолжала лежать, не шевелясь и ничем не показывая, что знаю о присутствии носфайи, с отстранённым любопытством думая, сделает он что-нибудь или скажет, или так и будет молча наблюдать?

В конце концов, я не выдержала первая. Сквозь апатию пробились неуверенные ростки первых со вчерашнего вечера эмоций — тень беспокойства и лёгкие пёрышки раздражения, что нарушили моё относительное уединение. Открыв глаза, выпрямилась и посмотрела на Мартина: он стоял, прислонившись к толстому стволу дерева, скрестив руки на груди и глядя на меня чуть прищуренными непроницаемыми глазами. А я смотрела на него и просто ждала. Резкой отповеди, окрика, наказания — если честно, мне было в какой-то степени всё равно, что со мной сделает вампир.

— Нравится жалеть себя? — негромко заговорил он, и этот размеренный, звучавший с некоторой ленцой, голос неприятно царапнул по нервам, постепенно возвращая меня в мир ощущений и эмоций. — Или хочется, чтобы пожалели, Леллиаль? Мы не умеем жалеть, — Мартин покачал головой. — И что дальше, снова попытаешься убить себя? Так кулон не позволит тебе этого, крошка. Дороги назад нет.

А я тихо спросила, пользуясь тем, что страха во мне уже не было — лишь обречённость и всё возраставшее недовольство, что он снова посмел вторгнуться в мой внутренний мир, выворачивая его наизнанку.

— А что вы умеете, милорд? — намеренно воспользовалась титулом, показывая, что не желаю сближения. — Принуждать? Приказывать? Подчинять своей воле? Это вам нравится, да? — хорошо, кричать и срываться просто не осталось сил, мой голос звучал ровно и почти без эмоций.

Мартин склонил голову к плечу, на его губах мелькнула тень усмешки.

— Мы многое умеем, Лёля, и нам многое нравится, в том числе и то, что ты перечислила, — так же негромко ответил он и вновь стал серьёзным. — Спроси себя, что тебе нравится, крошка, думаю, этот вопрос тебя волнует сейчас гораздо больше.

— Вам хочется, чтобы я стала послушной и безвольной игрушкой, да? Хочется сломать? — я не сводила с него взгляда, с каким-то болезненным упорством выискивая на холёном, красивом лице хоть каплю раскаяния или сочувствия. — Вам интересны лишь свои желания, но не мои, милорд, так? Вам наплевать, что происходит у меня в душе, и как мне жить с тем, что происходит со мной, хочу ли я принимать вашу жизнь, — слова лились гладко, без запинки, словно я давно репетировала этот диалог, и снова — никакого страха, что меня накажут за дерзость или за то, что болтаю больше, чем следует. Мартин молча слушал, давая высказаться, не перебивая и не выказывая признаков раздражения или злости. — Я для вас лишь игрушка, удобный домашний зверёк. Собственность.

В какой-то степени, я и для себя проговаривала эти жёсткие слова, выжигая надежду, не давая себе и шанса придумать красивую сказку, выдать желаемое за действительное. Так легче будет смириться, наверное, и всё-таки принять до конца. Я замолчала, выдохшись, и чувствуя, как в груди начинает болезненно покалывать, и осознала, что затаила дыхание в ожидании ответа Мартина. Эмоции просыпались, накатывали стремительно, прогоняя спасительную апатию, и я чувствовала, как напряглись мои мышцы, и тело мелко дрожит. Старший вампир ответил не сразу.

— Ты — полуночная, Леллиаль, и больше, чем удобная домашняя игрушка, — наконец заговорил Мартин, и от его низкого голоса у меня по спине рассыпались мурашки, заставив поёжиться. — Ты — та, о ком мечтает любой носфайи, достигший совершеннолетия и половой зрелости. Не только потому что у тебя вкусная кровь, и не из-за того, что ты можешь обеспечить наследниками, если родовой артефакт примет тебя. В таких, как ты, крошка, заложено идеальное сочетание покорности и искренности, страстности и непосредственности, в тебе полно мелочей, которые притягивают, заставляют думать чаще, чем принято об игрушках, — тут в его голосе проскользнула ирония, и я отчего-то покраснела и всё же отвела взгляд, ощущая, как по венам сладким ядом потекло проснувшееся волнение.

Слова Мартина, мягко говоря, удивляли, если не сказать больше. Я совершенно не ожидала услышать всего этого, и честно, напряглась ещё сильнее, подозревая, что после всех красивых признаний последует какой-то жёсткий вывод. Ведь вампиры не умеют любить…

— Ты нужна нам такой, какая есть, Лёля, — продолжил старший носфайи и оттолкнулся от дерева, засунув руки в карманы. — И если тебе доставляет удовольствие тосковать и жалеть себя, отрицая то, что тебе нравятся совсем другие вещи, это лишь твой выбор. Прости, но уговаривать и увещевать ни я, ни Вэл не собираемся. Мы и так ждали двадцать лет, знаешь ли, пока ты повзрослеешь, — он хмыкнул, в его золотистых глазах мелькнул огонёк. — И никто тебя ломать не собирается, Лёля, мы с братом всего лишь… убираем лишнее, то, что мешает тебе раскрыться в полной мере, — он ухмыльнулся самым непристойным образом и подмигнул, а я ощутила, как вспыхнуло лицо от его красноречивых намёков. — Ты не сломаешься, крошка, я знаю, — уверенно продолжил Мартин. — Потому что ты на самом деле хочешь того же, что и мы. Перестань сопротивляться себе же, и всё будет хорошо, — и без всякого перехода добавил. — Пошли, Лёля? Пора ехать, Сабрина уже подпрыгивает от нетерпения.