Назови меня своей

— Расслабься, крошка, тебе понравится, — обволакивающий, лишающий воли шёпот Мартина, гипнотизирующий взгляд Валентина напротив, и… снова непривычное проникновение, одновременно мягкое и неотвратимое, заставляющее крепче вцепиться в изголовье, чтобы не дёрнуться в сторону.

Я не удержалась, едва слышно всхлипнула, ощутив, как по моей щеке сползла слезинка, проложив мокрую, горячую дорожку. Это… неправильно… У меня не осталось ничего, что принадлежало бы только мне одной. Моё тело полностью было в распоряжении носфайи, они могли делать с ним всё, что захочется. Они и делали. И настойчиво, властно доказывали, что мои желания отныне не принадлежат мне, они слушаются их пальцев, их губ, их рук. Валентин приподнял мою голову за подбородок, слизнул солёную каплю, отвлекая от того, что делал его брат, и снова приказал:

— Закрой глаза.

Мои ресницы послушно опустились, я прикусила дрожащую губу и осталась наедине со своими чувствами и эмоциями. Странными, горчащими, но — не неприятными, отчего в душе зашевелилось слабое удивление. А между тем, пальцы Валентина оказались в гораздо более желанном местечке, разгладили складочки, нежно обвели вокруг влажного бугорка, и мои мышцы невольно расслабились, я выдохнула, сглотнув вязкий ком. Тут же Мартин тоже сделал движение, проникая глубже, и с моих губ сорвался вздох — это не было неприятно. Непривычно, странно, немного стыдно, но — Господи, прости, тело отозвалось.

— Вот та-ак, девочка, молоде-ец, — жаркий шёпот Мартина обжёг шею, и там же оказались через мгновение его губы, прихватив нежную кожу, и мне подарили жёсткий, немного болезненный поцелуй, словно ставя клеймо.

Я снова судорожно вздохнула, потерявшись в ворохе ощущений, таких ошеломляюще новых, ярких, до дрожи необычных и оттого немного пугающих. Слишком откровенных для меня, слишком… Медленно нараставшее удовольствие мешалось с огнём, вспыхивающим от прикосновений Валентина, в груди росло странное напряжение, а слёзы не желали высыхать, то и дело срываясь с ресниц. Я чувствовала, как бесконечно падаю в пропасть без дна, из которой нет возврата, позволяя тёмному, неправильному, безумно чувственному удовольствию заполнить меня без остатка. И когда во мне оказался второй палец Мартина, там, где я бы несколько дней назад ни за что не могла представить, и тоже начал размеренно двигаться, мягко раздвигая тугие мышцы, готовя их… для другого, я лишь сдавленно всхлипнула, сильнее прикусив губу. Тело само изогнулось больше, бесстыдно поставляясь, подстраиваясь, подхватывая ритм, и искрящая волна хмельного удовольствия постепенно нарастала, грозя захлестнуть, затопить с головой. Мартин отпустил мои волосы и крепко обнял за талию, прижавшись всем телом, а Валентин… его пальцы, мягко нажав на горевший огнём бугорок, скользнули вперёд, входя в меня с другой стороны, и я громко ахнула, тело охватила крупная дрожь. Меня закрутили остро-сладкие ощущения, и последние остатки гордости и стыда утонули в них без следа.

Наверное, утром я буду думать иначе о том, что сейчас случится, и возможно даже ужаснусь глубине собственного падения. Но не сейчас. Сейчас меня ждало совсем другое…

— Разожми пальчики, Лёля.

Указание лорда Мартина прозвучало где-то на границе сознания, хриплый шёпот отозвался сладкой истомой в самой глубине распалённого тела, и я, уже мало соображая, что происходит, послушно отпустила изголовье. Старший вампир убрал руку снизу, и у меня вырвалось сдавленное хныканье, к собственному замешательству захотелось… вернуть его пальцы туда, где они были чуть ранее. Пусть это неправильно, но тело требовало…

— Иди сюда, крош-шка.

И снова повелительный тон, изрядно приправленный неприкрытым вожделением, от которого тело плавилось, превращаясь в пластилин в умелых руках. В следующее мгновение я оказалась сидящей между ног Мартина, прижатая к его груди, а его руки легко подхватили мои ноги под коленки и подняли, широко разведя их. Горло перехватило от острого приступа беспомощности и открытости, мышцы сжались, послав импульс болезненного, на грани, удовольствия, и я опомниться не успела, как последовал новый приказ:

— Подними руки и держись.

Я послушно сделала, как велели, и вцепилась теперь уже в изножье, не сводя с Валентина напряжённого, слегка испуганного взгляда. Хотя внутри всё горело, ждало вторжения — Мартин хорошо подготовил… Младший вампир с порочной, предвкушающей улыбкой подался вперёд, глядя на меня озёрами расплавленного огня, и его пальцы мучительно медленно провели по моему лону, вырвав невнятный всхлип, и дальше, по второй дырочке, невольно сжавшейся, едва я осознала, что же меня сейчас ждёт.

— М-м, ты готова, девочка, да-а-а, — мечтательно протянул Валентин и в следующий момент я почувствовала настойчивое вторжение чего-то большого, горячего и очень твёрдого…

Я ничего не могла с собой поделать, крепко зажмурившись и не сумев справиться с рефлексами: тело дёрнулось, стремясь избежать неизбежного, но его держали крепко. Хватая ртом воздух, я выгнулась, захваченная одновременно болью — но не такой, как вчера, а странной, тягучей, скорее даже просто неудобным ощущением, — замешательством и бродившим в крови удовольствием. Потерялась среди фейерверка эмоций, растерзавших в клочья сознание, чувствуя себя на грани обморока, только от чего больше — тоже не могла сказать. А Валентин неумолимо продвигался дальше, и его палец погладил ту заветную точку, прикосновение к которой затмевало всё остальное, в том числе и осознание, где именно сейчас находится самая напряжённая часть тела младшего вампира… Я не выдержала, сдавленно, протяжно застонала, невольно заёрзав, пытаясь хоть как-то изменить те ощущения, которые острыми иглами жалили тело, не давая ему прийти в себя.

— Ш-ш-ш, — выдохнули мне прямо в губы, и их обжёг властный, жадный поцелуй, забиравший дыхание, и одновременно Валентин плавным, сильным движением проник на всю длину…

О, боже, помоги мне. Я прогнулась, глухо вскрикнув, перед глазами замельтешили разноцветные искры, внизу живота всё стянуло в тугой узел, а… вампир начал двигаться. Сначала медленно, почти полностью выходя, заставляя меня невольно подаваться за ним в попытке догнать запретное, тёмное удовольствие, пересилившее боль, и это стало началом моего конца, падения в бездну, из которой не было возврата. Моё тело повторяло движения Валентина, крики становились громче, и чего в них было больше, наслаждения или всё же боли, я не могла сказать. Я просто отдалась на волю происходящего, чувствуя, как заполняет изнутри, проникает, казалось, до самых глубин горячая, твёрдая плоть. Позволила эмоциям накрыть с головой, уходя всё дальше во тьму наслаждения, и с каждым толчком напряжение внутри росло. Я дрожала сильнее, чувствуя, как стремительно и неудержимо накатывает освобождение, такое странное, непривычное, в разы острее и ярче, и когда мир сошёл наконец с ума, закрутив в огненной воронке бесконечного наслаждения, я забилась в руках Мартина, захлёбываясь криком, ощущая, как всё во мне пульсирует в такт накатывавшим волнам удовольствия. Кажется, я всё-таки на несколько мгновений потеряла сознание, словно кто-то выключил, а потом снова включил свет, и по щекам ползло что-то подозрительно мокрое… Я потеряла ещё одну частичку себя, но что приобрела взамен?

Окружающее медленно становилось на свои места, сознание робко ощупывало реальность, пытаясь понять, как себя вести и в каком состоянии тело. Тело мелко подрагивало, обессиленно обмякнув, ноги мои уже никто не держал, но вокруг талии ощущалась рука Мартина. Прислушалась к себе: в деликатных местах чувствовалось определённое неуютство, место вторжения слегка пульсировало, отдаваясь внизу живота, и… тело не насытилось, к моему слабому удивлению. Ему хотелось продолжения, так, как положено, мышцы не хотели до конца расслабляться.

— Лёля? — раздался около уха бархатистый, с хриплыми нотками голос Мартина, его ладони скользнули вверх и накрыли холмики грудей с торчащими вершинками. — Тебе понравилось, девочка? — пальцы старшего носфайи чуть сжали, помассировали полушария.