Страница 7 из 56
- Любопытно!
- Знаете, - Максим Алексеевич неожиданно подмигнул Кате, - у нас, критиков, есть свои профессиональные секреты, не пишите лучше об Элле Александровне, честно говоря, она этого не любит. Ко мне она благосклонна, а к другим... Может случиться, вы неприятностей не оберетесь. Вот один как-то написал, так потом беднягу уволили, а через месяц он и вовсе погиб, не то из окна выбросился, не то в автомобильную катастрофу попал. Находился все время во взвинченном состоянии, не пережил увольнения. А театр у Эллы Александровны замеча- тельный, уж поверьте мне! И актеры великолепные, у нее свои секреты подхода к актерам, играют четким слаженным ансамблем, такое единение нечасто встретишь. Актер старается, какой бы он ни был, прежде всего тянуть одеяло на себя, ведь актеры большие индивидуалисты, это у них в природе заложено, поэтому добиться чувства единого ансамбля, единой команды, ох как непросто! Элле это удалось.
- Вы знаете, - Катя на минуту задумалась, - я смотрела "Дориана Грея" и, представляете, забыла, где нахожусь, как провалилась. Я как будто чувствовала запах кожи этого лондонского денди, аромат цветов, стоящих на столе в его спальне...
- Да, сильно действует. "Дориан" - волшебный спектакль. Он идет уже третий год, и всегда полные аншлаги! У Эллочки вообще всегда зал набит! Раньше в этом спектакле блистала Юлия Миронова, но она ушла. Это, кажется, вообще единственный случай. Уйти от Эллы Гурдиной! Но что-то не вышло, не сработались.
- А почему?
Максим Алексеевич вдруг словно спохватился.
- Да, наверное, что-нибудь женское. Юля - очень красивая актриса и яркая, а Элла Александровна сама у нас "царица", так что двум королевам в одном театре не ужиться. Театр... - задумчиво протянул Переверзенцев. Знаете, я когда-то сам мечтал стать актером, буквально бредил сценой, да не повезло, таланта - никакого.
Вихрь, гром и ливень, вы не дочки мне,
Я вас не упрекаю в бессердечье.
Я царств вам не дарил, не звал детьми,
Ничем не обязал. Так да свершится
Вся ваша злая воля надо мной!
- Это из "Короля Лира". Еще чашечку?
- Нет, спасибо. А чай хорош!
- Особый рецепт заварки. Научили в Англии. Если что - звоните. Не застанете в городе, звоните на дачу. Вот телефон.
Во дворе Катя разбежалась и перепрыгнула через яму. "Как трепетная лань, - подумала она, - скоро можно будет выступать на международных соревнованиях по прыжкам в длину".
Второй в списке стояла Ирина Генриховна Мануйлина. По телефону она говорила с Катей сухо и неохотно согласилась на встречу.
Ирина Генриховна готовила абитуриентку к поступлению в театральный институт, и поэтому появление Кати было очень некстати.
-Да, вы звонили, но обстоятельства изменились, впрочем, подождите десять минут.
Она провела Катю в крохотную кухоньку с квадратным столом, накрытым ядовито-салатовой скатертью. Над столом висели сломанные часы с кукушкой. Когда-то птица совершила свой отчаянный последний прыжок из домика, но забраться обратно у нее уже не хватило сил. Сложный механизм сломался, и кукушка навсегда широко раскрыла рот, вытянув тощую шею. На плите вовсю кипел чайник.
- Посмотрите пока журналы с моими статьями, - Ирина Генриховна подсунула Кате аккуратную стопку "Столичного театра".
Листая журналы, Катя то и дело натыкалась на статьи Мануйлиной, обведенные красным маркером.
По Катиным понятиям, прошло уже пятнадцать или двадцать минут, а Ирина Генриховна все не появлялась. Наконец Катя услышала приглушенные голоса и хлопанье входной двери. Она едва успела придать своему лицу выражение серьезной сосредоточенности, как в кухню влетела Мануйлина.
- Пройдемте в комнату. Правда, у меня там не очень прибрано. Готовлюсь к командировке в Италию. Пригласили почитать лекции по истории русского театра. - В ее голосе звучали легкие нотки превосходства.
Маленькая черноволосая Ирина Генриховна напоминала ракету, запущенную с космодрома.
- А вы откуда?
- Институт Гете, собираю материалы о наиболее интересных театральных коллективах столицы, заказали подборку мнений о "Саломее" и Элле Александровне.
- Ну и что немцев конкретно интересует?
- Вы знаете, Ирина Генриховна, честно говоря, меня не ставили в жесткие рамки, я могу и отказаться писать о "Саломее". Я вначале просто соберу материал как бы конфиденциально, а там посмотрю.
- Элла - интересный человек, очень интересный. Вы знаете, она, по-моему, единственный режиссер, который возник как бы ниоткуда, она ведь не коренная москвичка. Обычно в Москве процветают все-таки столичные режиссеры или те, которые руководили областными театрами. У Эллы нет ни того, ни другого. Она возглавляла какую-то самодеятельность в Твери, а потом поставила в Москве "Саломею" Уайльда, этот спектакль и стал ее визитной карточкой. Прекрасный спектакль. В нем и блистала впоследствии Юлия Миронова. Правда, она недолго поработала с Эллой, что-то разладилось у них. Элла - сильный режиссер диктаторского типа, работать с ней могут далеко не все... Возьмите мою статью за прошлый год, я там достаточно подробно писала о Гурдиной.
- Ирина Генриховна, а что за критик, который что-то не так написал о "Саломее" и его выгнали с работы?
- А это Касьянников Михаил. Между нами говоря, противный мальчишка. Закончил журфак, пролез в популярнейшую газету "Российский калейдоскоп". Стал работать, как мы называем, в жанре "разгребателей грязи": болтаться по презентациям да тусовкам, выискивать сплетни, а потом делать из них хлесткие статейки. Мы его не любили.
"Мы", очевидно, - подумала Катя, - неприкасаемые и старейшие".
- Вы не дадите мне телефон Юлии Мироновой? Может быть, мне удастся поговорить с ней?
- Сейчас посмотрю. Юля, по-моему, переехала на другую квартиру. Да, вот, возьмите, только не ссылайтесь на меня, актеры не любят, когда дают их домашние телефоны. Если будете что-нибудь публиковать и цитировать меня, то покажите предварительно материал. Желаю успеха.
Когда Катя бежала вниз по лестнице (лифт не работал), ей показалось, что Ирина Генриховна несется за ней с журналами под мышкой с пожеланием цитировать ее на каждой странице. "Ну и господа театральные критики, размышляла Катя, стоя посреди миниатюрного дворика в окружении деловито копошащихся в песочнице детишек, - честолюбивы и самовлюбленны, как актеры, а может быть, и больше. Критик - это актер в квадрате", - философски заключила она.
После визита к Мануйлиной Катя решила пройтись по Арбату, благо он был в десяти минутах ходьбы. Она вышла к ресторану "Прага" и медленно двинулась вперед, увлекаемая пестрым людским потоком. "Странно, что такая яркая и честолюбивая женщина, как Элла Гурдина, не особенно жаловала прессу. Ей следовало бы поступить наоборот: окружить себя штатными перьями, прославляющими каждый ее шаг, и спокойно почивать на лаврах. Но она как бы отошла в тень и довольствовалась нечастыми публикациями. Что это удивительная скромность или?.. И все-таки один критик написал о ней нечто не совсем лестное, за что и поплатился своим местом. Немудрено, что у бедняги расшатались нервы и с ним произошел несчастный случай".
Вдоль Арбата нескончаемыми рядами тянулся импровизированный вернисаж. Тут же молодые художники рисовали прохожих. Рядом красовались изображения вечно сексуальной Мерилин Монро и разбитного парня Бельмондо. Светлые дома резко контрастировали с синими и зелеными козырьками магазинов и кафе. Казалось, неведомый строитель нахлобучил кепку на воспитанницу балетного училища и она растерянно замерла, не зная, как реагировать на столь грубый жест. Несмотря на приближение вечера, жара не отступала. Около Вахтанговского театра Катя набрела на золотой фонтан, который раньше не видела. Это была скульптура Турандот. Катя присела на прохладный парапет и опустила руку в воду, внезапно покрывшуюся ярко-красными бликами. Она подняла голову. Рядом с ней встала оживленно беседующая с подругой девушка в коротком алом платье. Катя резко выдернула руку из воды. Ей стало не по себе.