Страница 6 из 56
- Увлеклась, Катюша?
- Да. - Катя захлопнула блокнот.
- Посмотри, как лилии расцвели. Вон там у столика - новые сорта. Закупил прошлой осенью на выставке, английские семена.
- Василий Леонтьевич, моя "Клеопатра" что-то пожелтела. Чем бы подкормить?
- Я посмотрю, Катюша, и принесу "витаминки" для твоей красавицы.
- Спасибо. - Катя задумалась. Ей почему-то вспомнилось лицо Дориана Грея с лилиями в руках. Страсть, тоска, безнадежность, пресыщенность. Господи, кто же его играл?
В подъезде Катя налетела на Харитоныча, несшего две сумки, в которых позвякивали бутылки.
- Опять тару не принимают, - сокрушенно сказал он, - и когда только Лужков порядок наведет...
- Будет он твоими бутылками заниматься, как же! - Катя выскочила на улицу и раскрыла большой зонт, спасаясь от солнца.
В Доме актерской гильдии, где Катя прикинулась журналисткой, собирающей материал для статьи об Элле Александровне, ей пришлось выслушать восторженные восклицания директора.
- О, Элла Александровна! - закатывал глаза грузный человек в ядовито-желтом костюме, потягивая пепси-колу из высокого стакана.
- Ну и к кому вы посоветуете мне обратиться, к каким критикам?
- Трудно сказать, сейчас мастерство театральной критики несколько упало. Конечно, и в нашем деле остались зубры, но, скажу честно, их мало. Об объективной, беспристрастной критике любой театральный режиссер или актер может только мечтать. Погоду в основном делает очень узкий круг людей. Мы называем их "особами, приближенными к императору". Каждый главреж, как император, имеет своих болонок. Он их подкармливает. Вы понимаете меня?
- В общем, да, - протянула Катя. - Вы говорите образно, но ярко.
Александр Виленович не почувствовал в ее голосе скрытой иронии и, достав из кармана большой платок с нежными цветочками по краям, стал вытирать им пот, стекавший по лбу крупными каплями.
- Все это очень сложно. Несчастные театры, аренда, нехватка спонсоров. У вас есть на примете хоть один?
Катя отрицательно мотнула головой.
- Вот видите, - грустно заметил ее собеседник, - так что театры...
- Ну так кого вы мне порекомендуете?
- Подождите. Ася! - крикнул он.
Полная женщина в цветастом платье выросла на пороге кабинета.
- Асенька, мне, пожалуйста, список критиков, пишущих об Элле Гурдиной.
- Скажите, а у Эллы Александровны, точнее, у ее театра есть свой круг постоянных критиков?
- Нет, Эллочка считает это безнравственным, вы знаете, она женщина определенных моральных принципов. "Если хорошо - то пусть они пишут, что хорошо, а если дрянь - пусть говорят об этом прямо. Мне не нужна дешевая лесть". Вы представляете, в наше время и такая позиция, - директор восхищенно развел руками. - Вы бы так смогли?
Катя неопределенно наклонила голову:
- Может быть.
Когда список был принесен, Катя сунула его в сумку и, прощаясь с Александром Виленовичем, подняла глаза. Прямо над стулом директора Дома актерской гильдии висел портрет Элеоноры Дузе. "Хорошо, что не президента, - подумала Катя, - или Луначарского, все-таки видно - человек культурный. Хотя бы Дузе от Бернар отличает, такому можно смело доверить защиту актерских интересов". В коридоре было пустынно. "Максим Переверзенцев, - Катя заглянула в список, состоящий всего из двух фамилий, - надо позвонить ему и в самые ближайшие часы нанести визит".
***
Максим Переверзенцев жил в маленькой двух-комнатной квартире с видом на грандиозную стройку. Он встретил Катю в темном коридоре и сокрушенно спросил:
- Второй бульдозер уехал?
- Что? - Катя, подходя к дому, перепрыгивала через кучи щебня, споткнулась и чуть не подвернула ногу. Поэтому она поминутно наклонялась и потирала больное место.
- Ударились? Я сам недавно просто провалился в какую-то яму. Столько было писем протеста, подписались все мы и жильцы близлежащих домов бесполезно. Банк строит дом для своих сотрудников. Против лома нет приема. Вот вы журналистка, может, как-нибудь поднимете общественное мнение? Правда, сейчас никто ни к кому не прислушивается, время такое - каждый за себя. Лозунг бросили: "Выживайте, думайте о себе, не надейтесь на государство". Кстати, очень опасный лозунг. Такое разобщение грозит в будущем катаклизмами. Надежда только на русскую духовность и культуру, да и то весьма слабая. Вот Бунин писал о похожей ситуации в своих "Окаянных днях"...
- Да, Бунин тонко все чувствовал...
- А вы читаете Бунина? Сейчас молодежь ничем, кроме компьютерных игр, не интересуется. Вот внук одного моего знакомого - купил какого-то "Тамагочи", компьютерную игрушку на брелоке, и целыми днями возится только с ним, даже свою любимую собаку забросил... Вы проходите в комнату, вот сюда, обувь не снимайте.
Максим Переверзенцев был одет в светлую рубашку свободного покроя и короткие, чуть ниже колен, домашние брюки. Буйная шевелюра и длинный балахон придавали ему сходство с Максимилианом Волошиным в Коктебеле.
Посреди комнаты стоял темно-коричневый рояль, а стены были снизу доверху увешаны книжными полками, книги лежали даже под столом, за которым восседал Переверзенцев.
- Так зачем же я вам понадобился? - Маленькие глазки Максима Алексеевича внимательно смотрели на Катю.
- Ну, в общем, я хотела поговорить с вами о театре "Саломея", об Элле Александровне. Ведь вы часто пишете о ней.
- Что значит - часто? - Максим Алексеевич вздохнул. - Ну кто интересуется театрами? Пресса в основном старается писать о политике и экономике, а жизнь простого человека с его повседневными интересами проходит мимо наших газет и журналов. Нет, конечно, есть и рубрики, и обзоры, но всего этого, поверьте мне, очень мало. Хорошие солидные газеты прогорают, на смену им приходят какие-то однодневки. А о чем пишут? Больше крови, насилия. На первой странице заголовок "Мать утопила собственного сына" или "Шестиклассник изнасиловал пятилетнюю девочку". Я даже покупать такие газеты не могу, в руки тошно брать, не то что читать!
- Свобода слова!
- А кому она нужна?
- Как по-вашему, театр "Саломея" действительно один из лучших в Москве? В чем суть новаторского метода Эллы Александровны? - Катя решительно достала блокнот и раскрыла его где-то посередине.
- Да... Элла... - Переверзенцев почесал в затылке. - Давайте с вами чайку сообразим, правда, жара дикая, хорошо коктейль пить на пляже, но, увы!
Максим Алексеевич вскоре явился со столиком на колесиках и, протягивая Кате чашку, спросил:
- Вы о театре пишете?
- Да нет, так, разовый репортаж, неизвестно еще - выйдет или нет, часто материалы по культуре летят чуть ли не накануне выпуска.
- Вот видите, что я вам говорил?! Несчастные мы люди!
Бублики напомнили Кате уже забытый вкус бабушкиных бубликов, которые та часто покупала в Елисеевском.
- Простите, я как-то забыл спросить, откуда вы, из какого издания?
- "Столичный курьер", - осенило Катю, - новое еженедельное иллюстрированное издание московской мэрии. Только-только выходить начали.
- А кто вам посоветовал написать об Элле Александровне?
- Никто, сама решила, ведь ей вручили премию "Божественная Мельпомена"!
- Да, все правильно! Но есть и другие интересные театральные коллективы.
- Но мне хочется написать о Гурдиной! Интересная женщина, интересный театр. Я была на спектакле по Уайльду, о Дориане Грее.
- И как? - Максим Алексеевич с интересом взглянул на Катю.
- Потрясающе! Я думала, что будет строго книжный спектакль, как иллюстрированный пересказ.
- Это у вас хорошее выражение - "иллюстрированный пересказ", надо запомнить. - Максим Алексе-евич откинулся в своем кресле.
- Да... а оказалось...
- А оказалось, это личный взгляд Гурдиной на красоту порока. Причем Уайльд был всего лишь отправной точкой. С таким же успехом она могла поставить маркиза де Сада. Кстати, ходят слухи, что она собирается репетировать "Жюстину".