Смерть под занавес

Катя прошла за ним в соседнюю комнату.

- Вот, смотрите, нет, не то... Сейчас найду, подождите... Где-то здесь... - Художник рылся в углу. - Вот.

В темном лесу царил мрак. Плотные ветви деревьев не пропускали солнечного света, деревья смыкались над поляной, где росли колокольчики, робко синевшие в густой траве. И откуда-то издалека бежала тропинка, по ней шла девочка, смотревшая прямо на Катю. Ей показалось, что сейчас девочка заговорит и ее звонкий хрустальный голосок серебристым эхом разнесется по притихшему лесу. Большие карие глаза смотрели серьезно и спокойно. Не помня себя, Катя протянула руку и коснулась полотна.

- Такой она и была. Маленькая, серьезная Дюймовочка.

- Красивый лес.

- Это парк в Алупке, где она любила гулять. Она рассказывала мне о нем, о гималайских кедрах, правда, там нет колокольчиков, но это уже моя творческая фантазия. Она любила эти цветы, и я дарил их... разыскивал сам в подмосковных лесах и... привозил... - Голова мужчины странно дернулась.

- Она давно... дружит с Эллой Александровной? - Катя по-прежнему смотрела на картину: доверчивая Дюймовочка, шагающая неизвестно куда...

- Да, она каждый год с родителями отдыхала на... юге, в Алупке, там и познакомилась с ней и они стали закадычными подругами. Она любила ее... очень. Играли в какие-то смешные игры. Придумали себе братство Розы и Креста. С ними был еще один друг, мальчик, он был рыцарем для юных принцесс. Они убегали в парк, потом отдыхали среди роз, около которых стояла - она мне описывала - старая темная скамья. "Паломнический путь рыцаря" - так назвали они эту скамью. Смешные дети! Но она так любила все это вспоминать. По-моему, это было одним из самых ярких впечатлений ее жизни. Она была так не похожа на... других! - мужчина говорил отрывисто, словно слова причиняли ему физическую боль.

- Она была неразлучна с подругой... - задумчиво сказала Катя.

- Потом там случилась какая-то трагедия, смерть. Я плохо все это помню, мысли путаются, я помню только то, что касалось ее, что... о ней... Потом она как-то встретилась с подругой. У нее уже был маленький херувим, белокурый ангелочек, которому угрожала опасность.

"Рудик - херувим? Нудный, монотонный голос, бесстрастное лицо. Убийца, спасший мать". Катя ощутила какую-то странную тяжесть, ей стало трудно дышать.

- Мы были счастливы... эти годы. Пока в нашу жизнь не вошла она.

- Элла? Она была против вас? Вы... ей не нравились?

- Ах, это все не то, нравился - не нравился... Дело было в другом. Она требовала абсолютного служения себе, не терпела никаких полутонов, черное для нее было черным, а белое - белым. Она была настоящим Молохом, который требовал все новых и новых жертв. Жрица языческого культа.

- Но вы могли бороться за свою любовь.

- Это было бесполезно. Они встретились спустя столько лет, но она никогда не забывала ее, никогда! Часто она говорила мне: "Если бы я могла ее найти, помоги мне!" Но я почему-то боялся этого, страшился неизвестно чего. Но все оказалось бесполезно! - Мужчина прислонился к стене. - Как я мог бороться со страшной темной силой, сидевшей в ней самой, в моей любви, как? - В голосе звенело отчаяние. - Она была ранена ею раз и навсегда. Но это была не любовь, а что-то другое... Ей хотелось раствориться в ней.

Дюймовочка. Сломанная жизнь. Шипы и розы.

- Вы что, уже уходите? - Художник стоял перед Катей.

- Да, мне пора!

- Вы только ничего не говорите обо мне, ни к чему это, не надо.

- Хорошо. Спасибо вам. Вы мне очень помогли.

- Это я вам благодарен. Приходите еще.

Как это страшно, непоправимо трагично - быть привязанной к другому человеку так, что не можешь без него жить! Катя знала, кому она нанесет следующий визит, и знала, что разговор может не получиться.

***

- Значит, я права, и все было именно так?

- Да, - сидящая напротив женщина была удивительно спокойна, почти равнодушна. Только руки, вцепившиеся в подлокотники кресла, выдавали напряжение. - Я, правда, удивлена, как вам удалось это установить.

- Но почему, - вырвалось у Кати, - почему? Я понимаю, что вы можете не отвечать на этот вопрос...

- Мне трудно объяснить. Знаете, говорят иногда: "это выше меня". Люди часто смеются над этой фразой, она кажется им почти кощунственной, но как можно не слушаться внутреннего голоса? Я полюбила ее с первой нашей встречи. Понимаете, в душе человека всегда живет художник, ему хочется встретить свой идеал, того, кому он может поклоняться. Она потрясала и восхищала. Огненные волосы и ярко-синие глаза.

Я выросла с неродной матерью, нет-нет, она была ко мне очень добра, внимательна, но мне хотелось чего-то иного. Я была серьезной, задумчивой девушкой, а Элла вся звенела, она опьяняла. Правда, я тогда не понимала этого, но рядом с ней мне было так хорошо, как ни с кем и никогда!

- А ваш муж, который вас до сих пор так сильно любит?

- Нет, даже с ним я не испытывала такой свободы и томления. Мне как будто бы открывалась блистательная гирлянда других миров, которые уводили в бесконечность. Я не знаю, что это, но это так. Я готова была отдать ей всю свою жизнь.

- А ваш... рыцарь?

- Он завидовал ей, мучился и страдал. Элле свыше дан редкий и величайший дар свободы. Она никогда не знала никаких преград, условностей, для нее не существовало слов "не могу", "нельзя". Когда-то, давным-давно, мы шутя пронзили себе запястья шипами роз и приложили их друг к другу. Мы как бы кровью скрепили наш союз и поклялись никогда не разлучаться. И поэтому когда я ее потеряла, то невыносимо страдала, у меня словно вырвали часть собственного сердца. Я никогда не теряла надежды найти ее снова. И когда спустя столько лет мы встретились... Я будто снова окунулась в эти миры и в эти неповторимые мгновения.

- Вы оставили мужа и пошли за ней...

- Я не колебалась ни секунды, я попросила его попытаться меня понять. Не знаю, удалось ли ему это...

Катя покачала головой.

- Мне жаль, но я ничего не могу поделать!

...Бой еще не начинался. Корабли притаились в кромешной темноте. Неприятельское судно лавировало между опасными каменистыми бухтами. Надо было выманить его оттуда...

- Алексей, ты спишь?

- Нет.

- Слушай, справка уже готова? Материалы о смерти актрисы, да-да, той самой, о которой нам рассказывала Гурдина. Чей сын преследует ее. Хорошо, я подъеду. В двенадцать, в аналитический отдел. Запомнила.

"Я тебя найду, слышишь? - Катя села на пол. Игрушечные корабли поблескивали в свете настольной лампы. - Ты ведь так и остался ребенком, настойчиво требующим своего. Тебе нужна только Элла, только она. Ты был не рыцарем, а скрюченным карликом, ждущим своего часа. Тебе кажется, что он пробьет очень скоро. Этого не будет, я помешаю тебе, я найду тебя. А сейчас продолжу играть с тобой в "морской бой". Ты где-то прячешься от моих кораблей, ну, выходи же, выходи..."

***

"Почему я пыталась прожить чужую жизнь как свою, почему я так поспешно отреклась от себя?"

Женщина вспомнила свое детство, смерть матери, которую от нее долго скрывали. "Твоя мама в больнице, она скоро поправится и приедет домой. Будь хорошей девочкой, и мама вернется". Мама не возвращалась... Узнав правду, она была ошеломлена: мама больше НИКОГДА не вернется. Это слово "никогда" имело странный привкус - черный, тягучий. Хотелось выплюнуть это слово изо рта. Не получалось.

- Я буду тебе вместо мамы, я думаю, мы с тобой подружимся. - Молодая женщина гладила ее по голове и улыбалась. - Ты будешь хорошей девочкой, правда?

Она что-то пробормотала и убежала. Ее душили слезы. Больше всего на свете она хотела быть ПЛОХОЙ девочкой, но ее все время преследовало только одно: "Ты помыла руки? сделала уроки? выучила стихотворение? убрала свои книжки?" Она делала все, что от нее требовалось, она была маленьким послушным роботом, машинально улыбавшимся отцу и мачехе, по-своему заботившимся о ней. "Мы едем на море, собирай свои вещи, пойдем в магазин и посмотрим тебе кое-что: панаму, сарафанчик".