Страница 41 из 50
Теперь Лена улавливала одно бормотание. Клавдия Семеновна поставила судок с мясом в духовку, взяла ведра и ушла на реку. Лена распахнула створки рамы, переставила доску с пельменями на подоконник и села рядом.
Внизу тихо журчала Яма. Над косой кружились чайки. Из поселка долетал смех, звуки гармошки: это гуляли солдаты гарнизона. Но через раскрытые окна уже более четко слышались голоса гостей.
— Так, говоришь, тысяч сто пятьдесят всадил в есаула, а он тебя разул, а завтра, глядишь, и к стенке… — снова ехидничал купец Пигалев.
— Торговля — это та же война. Проиграл, — сокрушался Соловей.
— Мы все проиграли, — степенно заговорил Карев, и сразу стало тихо. — Пока мы тут прикармливали волка, якутский миллионер Кушнарев с одобрения генерала Дитерихса успел побывать в Америке и войти пайщиком в акционерную фирму Свенсона. Теперь вся торговля на побережье попала в руки иноземцев.
— И пушнина, — колко вставил Пигалев. — Только в районе Верхоянска отрядами Бочкарева собрано сто тысяч белки, полторы тысячи белых песцов, и все отбыло на «Мазатлан».
— Да, господа, — продолжал Карев. — Край доведен до обнищания. Богатства истощаются. А нам, господа, тут жить и торговать.
— Вряд ли, — вмешался глухой голос, — Бочкарев ведет переговоры с американцем об эксплуатации золотоносной жилы, открытой в двухстах пятидесяти верстах от Наяхана.
— Старая песня. Все те же Гореловские жилы Розенфельда. Свенсон не дурак, не клюнет, — горячился Соловей.
— И не задумается, господа. Американцам только зацепиться, — перебил его Карев. — Разве вы забыли историю Чукотки? Обстановка требует занять единую позицию. Советы объявили о новой экономической политике! — доказывал Карев. — Мы должны помочь Совдепам и заполучить в свои руки торговлю…
— Леночка, сходи к почтарю, узнай. Письмишко жду, — снова зашел на кухню Митрич.
Лена быстро отнесла доску с пельменями в чулан и пошла к Акиму. Конечно, никакого письма не было, Да и Аким-почтальон только что уехал в Гижигу. Жена Акима предложила Лене стакан чаю. Лена села за стол.
Напротив, в избе, в раскрытое окно был виден кабинет офицера. У стены стоял высокий человек с трубкой в зубах. Он непонимающе пожимал плечами и невозмутимо смотрел на военного. Лена пригляделась и вздрогнула. Это был Федот Амосов.
Почему он там? — Лена замерла. — Неужели попался?
Лена открыла окно. Офицер ударил кулаком по столу. Лена поняла, что он допрашивал Федота.
Федот говорил только по-якутски. И на все вопросы отвечал по-русски одной фразой: «Моя понимай нету!» — и снова переходил на свой язык. Пригласили переводчика. Федот отвечал со снисходительным удивлением, точно и верно не понимал, для чего он тут?
Лена по отдельным словам переводчика поняла, что Федот выдает себя за оймяконского охотника.
Какая выдержка!
Припомнилось, как в ту трагическую ночь, переодевшись в сарае, она сбежала с Анкой под берег и увидела Федота по пояс в воде. Ветер сбивал его с ног, хлестал по лицу, пронизывая до костей.
— Вы с ума сошли? — набросилась она на Федота.
Но он молча подхватил ее на руки, отнес к стоящей у кромки льда лодке. Сам ухватился за борт, легко перевалился через борт, и они отплыли. Он вывел лодку в море и, несмотря на темноту и огромные волны, уверенно выгребал к условленному месту.
Такой выдержит, — успокаивала себя Леночка, наблюдая за Федотом. Вдруг военный вскочил, затопал ногами, заорал:
— К стенке! Шлепнуть подлеца! Я тебе покажу «понимай нету!»
— Пасибо! Да, да, понимай сопсем нету! — улыбнулся Федот.
В комнате появился рослый солдат с винтовкой. Прикладом он подтолкнул Федота к дверям.
Куда же его? Неужели расстреляют? — испугалась Лена, поблагодарила хозяйку и выбежала.
Федот степенно спустился с крыльца, поправил шапку, взглянул на солнце и, лениво щурясь, остановился. Солдат показал на склад в конце поселка, где обыкновенно содержали арестованных. Федот что-то проговорил по-якутски и неторопливо пошел.
Видимо, пока просто задержали, несколько успокоилась Лена и прошла рядом с Федотом. Но он даже не повернул головы.
Лена уселась на пологом берегу под ольхой. Она не знала, как помочь Федоту.
— Тетя Лена! Вы чего тут? — вывернулся из кустов знакомый мальчишка.
Она вздрогнула от неожиданности. Солнце уже садилась, Лена и не заметила, как прошло время.
— Задумалась немножко. Ну что там в поселке? — спросила она.
— Провел их Федот-то. Его опять приводили на допрос, к стенке ставили, а он понимай нету, и все.
— Ушел, значит? — вскочила Лена.
— Не-е. У них остался. Переночевал, теперь дрова рубит.
В поселке стало беспокойно. Просочились слухи, что Анадырский ревком обращался по радио к бочкаревцам, предлагал им раскаяться, бросить оружие и арестовать главарей. В Наяхане обращение перепечатали на машинке и разослали по побережью. Листки с обращением появились и в поселке.
В домике Митрича по вечерам уже не зажигали свет. Старик дома бывал мало. Клавдия Семеновна беспокойно выходила на крылечко, прислушивалась. Теперь уже никто не покровительствовал приказчику.
Вечерами Лена ждала Акима и писала записки Федоту.
«Моим страхам нет предела. Когда я увидела тебя рядом с офицером, думала, что оборвется сердце. Будь осторожен. Нельзя так!»
Где-то тявкнула собака. Лена встала и долго смотрела в окно. Темно. Тихо. Только на чердаке мяукал кот, да шелестела ветки кустов.
Уже март. Скорее бы все кончилось, вздохнула она и бросила взгляд на часы: десять. Сейчас подойдет Аким.
Так и есть. Скрипнула калитка. Вспыхнул огонек трубки и быстро погас. Лена сложила записку, набросила шубу и выбежала на крыльцо.
— Я готов, — глухо сказал он. — Еду. Что у тебя?
Она сунула письмо и зашептала:
— Прокламации разослали солдатам. Кому через девушек, кому просто мальчишки рассовали в карманы.
— Федот просил сказать, что в «Полярной звезде» важные сообщения о разгроме Пепеляева под Якутском и о заговоре солдат в Гижиге. Камчатское губбюро РКП (б) обязало ознакомить с номером газеты и население, и солдат, — сообщил Аким.
— Читали все, а после передали солдатам.
— С оружием уточнили?
— Да, ящики с винтовками и патронами перевезли во вторую половину склада Соловья. Там усиленная охрана. В первой содержат арестованных.
— Ну, держитесь тут. Недолго осталось, — подбодрил он Лену и ушел.
Лена дождалась, когда затихли шаги, вернулась на кухню, села у плиты, поджав ноги. Что-то знобило. Эти дни тревожного ожиданий измотали. Волновалась она и за Федота.
Пришел старик Митрич. Он долго обметал в тамбуре валенки.
— Ну, ну, Леночка, — вошел он на кухню и протянул руки над плитой. — Зашевелились, как тараканы…
— О чем вы?
— Не хитри, девка. Не слепой, — покашлял в кулак. — Офицер вызывал рыбака Краюхина, велел подготовить большую лодку. Кажись, ящики с винтовками собирается потопить в море.
— Когда? — Лена вскочила.
— Все. Сказал и позабыл, — замотал он головой. — Да и больше не знаю ничего, — Митрич вышел.
А утром со стороны Наяхана подкатила к дому собачья упряжка. В дверь ввалился офицер в пестрой собачьей шубе, темных очках. За ним Федот внес саквояж. Лена оторопела. Это был фон Кремер. Ротмистр бросил на нее пристальный взгляд, но сразу отвернулся и прошел мимо.
Лена не выходила больше из кухни. Офицер, видимо, выпил, стал говорить громко. Было слышно, как он говорил Клавдии Семеновне.
— Племянница, говорите? Так-с... Значит, Еленой зовут?
Клавдия Семеновна что-то промямлила и, проходя в чулан, шепнула:
— Этот антихрист спрашивал о тебе. Ушла бы.
Лена не знала,что делать, и решила посоветоваться с Федотом.
Когда фон Кремер ушел из дома, Федот зашел на кухню за кипятком.
— Узнал, меня ротмистр,— шепнула Лена.
— Не бойся, веди себя спокойно. Да и куда скроешься? А в случае чего, выручим. Что у вас?