Чаша императора

— Всего лишь два слова, мой король, и этого бы хватило.

— Агриппа, ты испытываешь моё терпение! И что же это за слова?

— «Белый Единорог», мой король!

— А ты, похоже, оказался прав, — заметил король, с удовлетворением наблюдая за Изабель, по вспыхнувшему лицу которой в одно мгновение пронеслось множество самых противоречивых чувств — от негодования до всеобъемлющего счастья, ибо именно в этот миг девушка увидела… его. Ноги сами понесли её вперёд. Наблюдая за её стремительным «бегством», Генрих Наваррский покачал головой:

— О, женщины, — пробормотал он негромко, — то тверды, как камень, то тают, как свеча…

— Это ты!.. — прошептала Изабель и, обвив руками шею любимого, прижалась к его груди.

Наконец раздался голос его королевского величества:

— Думаю, пора идти в церковь, если, конечно, будущая герцогиня не собирается вновь изменить своё мнение.

Глава 25

— Ты, это ты!.. Это и вправду ты…

За прошедший вечер Изабель успела сотни раз повторить эти слова — то с радостью, то с удивлением, то с любовью, а порой в них слышались недоверие и сомнения. День прошёл, словно во сне. Даже во время венчания она не сводила глаз со своего возлюбленного. У неё едва хватило сил, чтобы вымолвить одно слово «да», лишь после того, как король попросил епископа повторить этот вопрос несколько раз. Сейчас же, когда они уединились в роскошной спальне замка Шеверни, столь любезно предоставленной им графом, она расхаживала в ночной рубашке по комнате и бросала счастливые взгляды в сторону постели, откуда наблюдал за ней новоиспечённый супруг.

— Может, тебе стоит немного успокоиться, — раздался оттуда осторожный голос, — тогда я смогу тебе всё рассказать.

— Ты и вправду герцог Д'Эгийон? — остановившись, неожиданно спросила у него Изабель.

— Правда. Но ты можешь называть меня так, как тебе нравится, — Шатобриан, будем и далее называть его этим именем, ибо он не собирался открыто заявлять о себе, указал супруге место рядом с собой. В ответ она отрицательно покачала головой:

— Мне будет легче выслушать тебя стоя!

— Ну хорошо, как хочешь. С чего же начать?.. — он лишь на мгновение задумался, а затем уверенно заговорил: — Я уже рассказывал о том, как увидел тебя впервые. Тогда я был откровенен не до конца. Тебя привёз к нам в замок человек по имени Шатобриан. Так он себя называл, во всяком случае. Я никогда не пытался узнать его настоящее имя. В тот же день у меня с отцом состоялся серьёзный разговор. На тот момент мне ещё не исполнилось и четырнадцати, когда я впервые услышал о существовании «Белого Единорога». Мой отец был одним из них. Он рассказал мне о сражениях, в которых принимал участие, но ни словом не упомянул ни о цели Ордена, как стали называть Легион, ибо он давно превратился в нечто большее, чем просто воинское соединение, ни о причинах твоего появления в нашем замке.

Тогда же он сообщил о том, что мне уготована та же участь: я должен был стать частью Легиона.

Я безропотно принял волю своего отца. Меня отправили в Ломбардию — там, близ города Камо, у подножия гор, и располагался наш лагерь. Здесь же отец объявил всем о моём якобы загадочном исчезновении. Не знаю, была ли в том необходимость, ибо все бумаги, доказывающие моё происхождение, находились у преданного человека, но воспользоваться ими я смог бы только в случае крайней необходимости. Признаться, я и не предполагал, подобное развитие событий, — он широко улыбнулся, но встретив сердитый взгляд супруги, продолжил серьёзным тоном: — С того самого дня я стал жить в лагере. Я нёс тяготы наравне со всеми, учился владению оружием и готовился к битвам. Потом пришло время сражений. В одном из походов, очень тяжёлом и кровопролитном, был убит человек, которого все мы знали под именем Шатобриана. Он был нашим командующим. Мне удалось вывести и спасти от полного уничтожения наш отряд, после чего я был избран новым предводителем. За эти годы я всего несколько раз бывал дома и с каждым новым посещением всё сильнее привязывался к тебе. Как-то я признался отцу, что полюбил тебя. Услышав мои слова, он в гневе стал упрекать меня. Вот когда я узнал, что ты ведёшь свой род от императора Константина. «Белые Единороги» оберегали тебя и многие годы лелеяли мечту воссоздать славный род императора, соединив тебя узами брака с одним из могущественных правителей. Я же не желал такой участи для тебя, поскольку не хотел, чтобы ты стала орудием в руках людей честолюбивых и не слишком разборчивых в средствах. На мои возражения отец призвал меня вспомнить клятву, которую я дал, не имея представления, кому именно она давалась и о каком императоре шла речь…

— Но это несправедливо! — гневно вскричала Изабель. — Как они смели упрекать тебя в том, что ты нарушил клятву?!.

— Думаю, это был всего лишь повод. Они устали сражаться. Да и за что сражаться? Даже слепец увидит бесполезность нашей борьбы. Церковь окрепла. Нам не под силу вернуть её к истокам праведности или сделать такой, какой завещал нам император. Но мы можем и должны уничтожать тех, кто представляет большую опасность для всех нас. Мы должны помогать тем, кто действительно нуждается в нашем содействии. И я надеюсь на твою помощь, — он открыто улыбнулся Изабель, но она встретила эту улыбку хмурым взглядом.

— Ты не всё мне сказал. Ты не назвал причину, по которой меня хотят убить. Зачем им моя смерть?

— Всего лишь глупое предсказание. Люди, которые с таким упорством охотятся за тобой, считают, что только кровь императора может уничтожить их тайное общество. Если же тебя не станет, не будет и угрозы. Самое страшное состоит в том, что они верят в это предсказание. И потому в течение многих лет выслеживают и убивают всех, кто имел несчастье оказаться потомком императора.

— А ты не веришь в предсказания? Значит, в Легионе тебя все знают как…

— Шатобриана. Полагаю, людям, угрожающим тебе, следовало бы обратить взор в мою сторону — вот кого им стоит опасаться. Потому что я не могу позволить, чтобы их планы осуществились. Ты будешь укрыта на время в надёжном месте. И пробудешь там до той поры, пока угроза твоей жизни не исчезнет.

— Следовательно, ты женился на мне только для того, чтобы оберегать и прятать? И пока я буду наслаждаться жизнью, ты станешь рисковать своей ради моих никчёмных удовольствий?!

— Изабель, — забавляясь её разгневанным видом и раскрасневшимся личиком, нежно произнёс Шатобриан, — ты не забыла? Сегодня мы с тобой стали супругами, и это первая наша брачная ночь. И вместо того, чтобы одарить мужа лаской и любовью, ты стоишь посреди комнаты в воинственной позе и угрожающе сверкаешь глазами. Иди же ко мне, любовь моя…

Изабель, сразу растеряв свой задор, опустила упёртые в бока руки и нерешительным шёпотом призналась:

— Мне всё ещё не верится, что мы обвенчались…

Тихо рассмеявшись, Шатобриан подхватил её на руки и опустил на постель.

— Может быть, это поможет тебе поверить?.. — шепнул он едва слышно. Губы их встретились, и всё ушло — и беспокойство, и сомнения, и неуверенность. Остались лишь блаженство и всеобъемлющая нежность…

…Утро принесло с собой чудесное ощущения спокойствия и счастья. Окинув взглядом, полным любви, спящего супруга, Изабель осторожно выбралась из постели и подошла к окну. Она провела самую чудесную ночь в своей жизни!.. Счастливо улыбаясь, она отодвинула занавесь, прикрывающую окно — ей хотелось увидеть начало дня своей новой жизни. Раздался звон разбитого стекла, а вслед за ним испуганный вскрик Изабель разрушил очарование ясного утра.

Мгновенно проснувшийся Шатобриан вскочил с кровати и метнулся к жене. По балкону промелькнула фигура человека, а Изабель, обернувшись к мужу, сделала к нему шаг и начала медленно оседать. Крик, полный боли и ярости вырвался из груди Шатобриана, когда он увидел, что сквозь пальцы рук, сжимающих рукоять кинжала, просачиваются тонкие струйки крови, окрашивая белоснежную рубашку в алый цвет…

Глава 26

Двенадцать пар крепких рук…раз за разом заставляли опускаться в воду длинные вёсла. Каждый раз когда происходило это действие поднималась лёгкая волна и маленькое судно ускоряло ход.