Чаша императора

— Я собираюсь пойти до конца. А вы, сударь, вольны поступать по своему усмотрению.

— Легко вам говорить, вот только меня король знает в лицо. И, если увидит, может задать очень неприятный вопрос, на который у меня не найдётся ответа. Чем это может закончиться, понятно и полному болвану. Но я всё же рискну и пойду с вами.

Граф взглянул на Агриппу с симпатией и признательностью.

— Дождёмся, пока суматоха, вызванная приездом короля, уляжется. И попытаемся проникнуть в замок.

— Ну уж здесь, мой храбрый друг, я с вами расхожусь во мнении, — возразил Агриппа, — по мне, так нам самое место в конце королевского кортежа. Там столько всяких придворных, что сам дьявол не разберётся. Куда уж замковой страже понять, что нас с вами обделили приглашением на королевский праздник…

— Отличная мысль, — граф Шеверни поднялся.

Вскочив в сёдла привязанных неподалёку лошадей, они сделали по лесу небольшой крюк и, стараясь не привлекать к себе внимания, не спеша объехали повозки и смешались с небольшой группой придворных. Спустя четверть часа они въехали вместе с королевской свитой во двор замка Шенонсо, став свидетелями трогательной сцены встречи сына с матерью. Пока спешившиеся придворные кавалеры помогали извлечь из карет уморившихся в дороге дам, вкупе с их пышными юбками, подрастрепавшимися в пути причёсками, увенчанными модными высокими токами, и поблёскивающими из-под меховых накидок драгоценностями и наперебой выказывали почтение хозяйке замка, Агриппа и Шеверни приступили к торжествам, о поводах коих могли только догадываться — но, впрочем, к чему знать причину празднества, коли можно спокойно налить в кубок вина и отведать жареной оленины прямо с вертела?.. И поразмыслить попутно о планах предстоящего опасного предприятия.

Глава 15

Галерея, красиво дополняющая ансамбль замка и придающая ему особое очарование, была выстроена на мосту, соединяющему два берега реки Шер, по приказу Екатерины Медичи. Замок Шенонсо некогда был подарен Генрихом II её сопернице — Диане де Пуатье. После трагической гибели короля, Екатерина поспешила вернуть одно из «Сокровищ короны», изгнав из замка ненавистную любовницу мужа, страстно обожаемого королевой до самой его кончины. Именно здесь Екатериной устраивались пышные торжества в честь своих сыновей — рано умершего Франциска II и ныне царствующего Генриха III. Приуроченное к возвращению Генриха из Польши в 1577 году, торжество это запомнилось надолго и ввело в моду балы с переодеваниями, ставшие затем любимым развлечением двора.

К вечеру того же дня второй этаж галереи, где размещался богато декорированный бальный зал, был переполнен дамами в изысканных туалетах, блистающих драгоценностями, кавалерами, разодетыми не менее роскошно, и снующими с подносами слугами в камзолах цветов королевы-матери. Длинные столы ломились от яств и вин. Более всех усердствовал его величество король Франции, восседающий во главе стола и подающий гостям пример отменным аппетитом и отличным настроением. Он часто и громко смеялся, шутил, любезничал с матерью и даже собственноручно наливал ей вина. Герцог Гиз, сидящий по левую руку короля, тоже удостоился благоволения его величества и сам улыбался ему с такой приветливостью и дружелюбием, словно между ними никогда не возникало не только вражды, но и простых недоразумений.

Свиты короля и герцога, подражая своим хозяевам, вежливо меж собою раскланивались, улыбались и демонстрировали полное согласие, хотя сверкавшие порой во взглядах искры ярости и ненависти лучше всяких слов говорили о сдерживаемых с трудом чувствах и предпочтении вести иные беседы, не столь благостные и фальшивые, где вместо почтительных фраз и куртуазных поклонов в разговор вступили бы шпаги и кинжалы.

Праздничный ужин сменился танцами. Взгляды дам радостно засверкали, подобно украшавшим их наряды драгоценным камням, и, подхваченные кавалерами, они с наслаждением погрузились в очарование пышного бала, с блаженством отдаваясь пленительному волшебству музыки, обворожительному чародейству танца и волнующему обаянию флирта. Король и здесь был в центре внимания — и не только благодаря богато расшитому золотом и сверкающими камнями камзолу и большой жемчужине, покачивающейся в мочке правого уха. Блистающий весельем и остроумием, он танцевал танец за танцем, приглашая всякий раз разных дам, явно не желающий отдавать предпочтение какой-то одной из них. Екатерина Медичи пристально наблюдала за сыном.

Незаметно для разгорячённых весёлым балом придворных в зал вошли Агриппа и граф Шеверни, укрывшись в малоосвещённой нише и с напряжённым вниманием разглядывая пёструю толпу гостей.

— Вы видите герцогиню? — услышал Агриппа тихий вопрос графа.

— Может, и вижу, но наверняка не скажу. До сего дня я ни разу не видел этой достойной дамы и понятия не имею, как она выглядит.

— Час от часу не легче, — пробормотал граф Шеверни. — Тогда расходимся в разные стороны. Надо отыскать герцогиню. Встретимся у выхода из галереи.

Агриппа едва заметно кивнул и растворился в шумной, возбуждённой толпе дам и кавалеров, только что закончивших танец. Граф остался на месте и продолжал прислушиваться к разговорам гостей в надежде услышать имя герцогини Д’Эгийон, поскольку, как оказалось, ни он, ни его спутник не знали герцогини в лицо.

Он настолько погрузился в мысли, наблюдая за танцующими, что не сразу расслышал женский голос рядом с собой. И лишь когда маленькая ручка тронула его за плечо, граф обернулся. Перед ним стояла молодая женщина — обладательница смуглой кожи, быстрых чёрных глаз и пухлых губок, на которых играла обещающая многое улыбка. Граф поклонился.

— Граф Шеверни к вашим услугам, сударыня!

— Лючия Д’Амалиани, графиня де Метсо. Я спросила, отчего вы так грустны, сударь.

— Что, простите?.. — растерялся граф Шеверни.

— У вас очень грустное лицо. А глаза полны печали. Это странно на таком великолепном балу.

— Вам показалось, сударыня. Я попросту задумался.

— А если б я сейчас призналась в том, что вы мне понравились? — на щёчках девушки заиграли очаровательные ямочки, а в глазах блеснули лукавые искорки.

— Я бы восхитился подобной смелостью, но посоветовал бы вам обратить ваше внимание на более галантного кавалера, — учтиво склонив голову, ответил граф Шеверни.

Графиня Метсо вздохнула и, бросив на него чуть разочарованный взгляд, негромко произнесла:

— О! Я так и думала. Причина вашей грусти — женщина. Вас отвергли? Предали?

— Прошу прощения, сударыня, мне не хотелось бы огорчать вас своими бедами в столь обворожительный вечер. И очень сожалею, что не могу составить вам достойную компанию, — поклонился молодой человек.

— Ах, как жаль!.. Я пробуду в Париже ещё несколько месяцев, а потом уеду домой, в Италию.

Если вы пожелаете меня увидеть, я буду очень рада встрече. Прощайте, сударь, — и, одарив графа пленительной улыбкой, девушка упорхнула, смешавшись с толпой придворных.

Проводив её взглядом, Шеверни обратил внимание на новых персонажей: пятеро мужчин в дорогих одеждах остановились у входа в галерею и, обменявшись жестом некими знаками, разошлись по залу, двигаясь вдоль стен галереи и внимательно всматриваясь в лица танцующих дам. Один из них держал в руке алую розу. Было ощущение, что по странному совпадению они занимались примерно тем же, что и граф с Агриппой — искали какую-то даму.

Музыка смолкла и распорядитель бала громко возвестил:

— Герцогиня Д’Эгийон!

— Слава Папе, — пробормотал Агриппа и, как и все заинтригованные таким торжественным представлением неизвестной особы гости, устремил взгляд на вход в зал, откуда появилась юная девушка в платье розового рытого бархата, богато украшенном фландрийскими кружевами и матово сияющим жемчугом, с высоким стоячим воротником, каковые совсем недавно вошли в моду и вызывали бурный восторг всех парижских модниц. Она шла через длинный зал-галерею, скромно опустив глаза и явно чувствуя себя неловко под множеством оценивающих взглядов.