Чаша императора

— Ты недоволен? — Гета указал рукой на место против себя. Голос у него был мягкий, а взгляд выражал доброжелательность.

Аквавива приподнял подол сутаны и, тоже опустившись на подушки, указал взглядом на служанку.

— Она глуха от рождения. Когда её привели, я отрезал ей язык. Так что опасаться нечего. Говори свободно.

— Ты обманул меня, — Аквавива прямо встретил чуть насмешливый взгляд Геты. — Я едва не поплатился своей жизнью. Что это за люди в белых плащах? Это по твоему приказу они встряли туда, вмешиваться куда не должны были ни при каких обстоятельствах?

Гета резко помрачнел и оттолкнул служанку ногой. Испуганно заморгав, та отпрянула и торопливо отползла к стене. В голосе Геты прозвучало бешенство:

— Опять они. Что произошло?

— Я догадался, что за мной следят и сам устроил западню. Отправил сорок человек. В живых остались только трое. Они рассказали, что им удалось перебить всех преследователей, когда появился отряд в белых плащах и напал на них. Один видел на груди предводителя этих людей герб в виде…

— Белого Единорога?

— Значит тебе известно, кто они, — Аквавива нахмурился.

— Мы не ожидали, что они появятся в Париже, будь они прокляты. Когда же Геката заберёт их мерзкие души?.. — с бессильной злобой процедил Гета.

— У вас есть враги, и вы не в силах справиться с ними? — Аквавива не смог скрыть удивления.

— Не всё так просто, — Гета поманил пальцем служанку. Она подползла и, не поднимая глаз, снова стала массировать ему ноги. Справившись со вспышкой гнева, Гета вновь заговорил: — Это не просто враги. Это те немногие, которых стоит серьёзно опасаться всем нам. Они уже не раз нарушали наши планы. Следовало вам сообщить о них раньше, однако мы предполагали, что они пребывают в Италии.

— Кому они служат?

— Самое скверное, что никому. Только своей чести. Как мы сохранили свой Орден, пронеся его сквозь века, так и они сохраняли свои порядки. «Белый Единорог» появился задолго до Рождества Христова. Это был символ одного из римских легионов. Волею Константина Великого он превратился в тайный меч. Делая империю христианской, Император опасался, что вера может быть использована кое-кем ради утверждения собственного могущества. Легиону надлежало тайно следить за порядком в империи. В случае необходимости они должны были вмешаться и восстановить порядок. Это касалось и власти, и веры. Для осуществления этой цели, им были передано золото и личная печать императора. В один день пять с половиной тысяч человек приняли Христианство и дали клятву выполнить волю императора. После этого легион перестал существовать — остался только «Белый Единорог». Они хотят утвердить веру, но без церкви. Наши братья и сёстры ищут их повсюду — мы не жалеем золота, но окончательно покончить с ними пока не в силах. Они появляются ниоткуда, наносят удар и снова исчезают.

— Как велики их ряды?

— На сегодняшний день их осталось не более пятисот. Несколько лет назад они скрывались в Неаполе, затем их след обнаружили в Клевах. После они объявились во Франции. Именно там мы вновь встретились с ними лицом к лицу. Мы приготовили несколько ловушек, и нам удалось их основательно потрепать. Но они утащили эту дьяволицу перед самым нашим носом. Мы больше месяца шли за ними по пятам, но потом след оборвался. Мы полагали, что они снова ушли. И сейчас я узнаю, что они вновь объявились в Париже. Мы отправим туда наших людей. Попросим помочь наших друзей. Возможно, на этот раз удастся с ними покончить.

Аквавива внимательно выслушал Гету и, немного помолчав, произнёс:

— Следовало рассказать мне об этих людях раньше. Возможно, я бы сумел помочь. Хотя и сейчас не поздно. Думаю, общими усилиями и с Божьей помощью мы справимся с ними.

— Мне безразлично с чьей помощью, лишь бы отправить их всех в ад.

— Меня интересует ещё один вопрос. Что насчёт обещанного золота? Я получу его?

— Женщина мертва?

— Нет, — вынужден был признаться Аквавива, — но герцог де Гиз обещал захватить её и передать мне. Только в этом случае я поддержу его. А без моей поддержки ему не видать трона, и он это знает.

— Вы получите золото. В обмен вы просто скажете мне, где её можно найти. Мы не станем ждать действий герцога де Гиза, а сами решим проблему.

— Вряд ли вам это удастся. Она находится у королевы-матери, в замке Шенонсо.

— Неважно, где она находится, — с мрачной решимостью ответил Гета, — эта женщина должна быть умерщвлена, ибо для нас она одна гораздо опаснее, нежели все остальные враги вместе взятые.

Аквавива поднялся с места, давая понять, что ему пора.

— И вы не останетесь? — с непонятной усмешкой спросил у него Гета.

— Я слуга Божий, — коротко ответил Аквавива, отлично понимая, что именно стоит за этим приглашением.

— Что ж, золото в замке — я распоряжусь, чтобы помогли его погрузить. Вы получите нашу признательность и вдвое больше золота, если поможете уничтожить «Единорога». А о женщине больше не беспокойтесь. Мы сами всё сделаем.

Аквавива лишь кивнул в ответ и вышел.

Глава 12

В зал, в котором за время столь содержательной беседы Аквавивы с Гетой возобновились негромкие разговоры и движение, вошли музыканты. Нежная мелодия поплыла под сводами, часть факелов и светильников погасли, погрузив помещение в полумрак. В сопровождении двух вооружённых мечами стражей появился Гета, прошёл к трону и опустился на обитое алым бархатом сиденье. Из боковых арочных проёмов, ступая неслышно, словно призраки, вошли несколько десятков монахов — каждый с зажжённой свечой в одной руке и кинжалом в другой — и окружили крестообразное сооружение из плит.

— Пришёл час вашего величия, дети мои! — раздался мягкий голос Геты.

С подносами, уставленными бокалами венецианского стекла с рубиновой жидкостью, пятеро полуобнажённых мавров стали обходить гостей в белых туниках. Каждый из них брал дрожащей рукой бокал и безропотно выпивал до дна. У всех в глазах плескался ужас, но бокалы, один за другим, уже пустые возвращались на подносы. Мавры, почтительно склонив головы, ожидали, когда гость осушит бокал, о чём возвещали лёгким звоном висящих у них на мизинцах маленьких колокольчиков. Когда все бокалы опустели, мавры покинули зал. Музыка смолкла.

Напряжённое молчание, полное тревожного ожидания, внезапно прервалось судорожным вздохом и глухим ударом упавшего тела. Подавшиеся в испуге в стороны гости открыли всеобщему взору одну из девушек, лежавшую на мраморном полу в беспамятстве — глаза её были открыты, но прежний ужас ушёл, и одно лишь безучастие заполняло их. Стражи Геты подняли девушку и бережно уложили на одну из плит мраморного креста.

Ещё трое юношей, тоже рухнувшие в бесчувствии, повторили судьбу девушки — их тела заняли три оставшиеся плиты. Головы всех четверых легли точно в чашеобразные выемки в изголовьях.

По знаку Геты восемь монахов приблизились к фонтану в сердцевине жертвенника и, преклонив колени, укрепили свечи по углам восьмиугольника. Заметавшиеся язычки пламени вычернили тени, и стоявшая в центре фонтана прекрасная статуя стала казаться зловещей.

Повинуясь лёгкому кивку Геты, монахи обнажили тела юношей и девушки, распоров их полупрозрачные одеяния кинжалами. Обступившие жертвенник братья начали медленное движение вокруг плит, образующих крест, шепча то ли молитву, то ли заклинание на неизвестном языке. Голоса их то становились едва слышны, то наполнялись силой и взлетали высоко под каменные своды, придавая всему происходящему мрачную таинственность.

Четверо из восьми монахов склонились над телами. Кинжалы их, едва касаясь остриями, начали вырезать знаки на обнажённой груди каждой из жертв — струйки крови сопровождали всякий надрез. Кровавые слова на латыни: «Валуа», «Наварра», «Гиз» — появились на груди юношей, «Чаша» — у девушки. Монахи с окровавленными кинжалами в руках отступили. Другие четверо, стоявшие у изголовий страшного крестообразного ложа, быстрым, почти незаметным движением рассекли горла жертв — кровь из ран хлынула в выемки-чаши под их головами.