Страница 40 из 56
Но думал он не об этом. Думал он о том, что никогда не увидит Зинаиду, свою жену, с которой дружно прожили почти четверть века, не увидит свою сумасбродную дочь, так некстати прискакавшую сюда и попавшую в эту чертову историю… Он сердился на нее, сердился и радовался, что она все же останется жить… И кто знает, быть может, еще будет счастлива в той непонятной жизни, которая пришла в Россию… Вспоминал Волжина. Вспоминал с благодарностью. Ведь именно он, Волжин, дал ему возможность доказать правоту своего предсказания, убедиться, что расчеты были верны и золото на Ардыбаше не миф. Золото, в которое никто, кроме него, не верил.
Он ощупал спрятанный на груди под рубашкой дневник экспедиции. С горечью подумал, что попадет он в случайные, может быть, преступные руки. Надо было бы его уничтожить, но как? Ах, если бы еще хоть один день жизни. Хотя бы один!
— Сказать по чести, — произнес он тихо, — умирать нет никакого желания. Не закончил я своих дел на этом свете.
— Не сомневаюсь, — согласился Зимин, — что касается меня, то моя смерть ничего не изменит на нашей грешной земле. Нет у меня ни высшей цели, как у вас, ни великой веры в прекрасное будущее, как у Арсена. И если бы это случилось месяц назад, я бы ничуть не жалел… Но… — он взглянул мельком на Смелкова и тут же отвернулся, — Аркадий Николаевич, я люблю вашу дочь.
— Я заметил, — сухо произнес Смелков.
— Я прошу у вас ее руки!
Смелков вскинул голову и с недоумением взглянул на Зимина.
— Вы сошли с ума! В такую минуту… О чем вы говорите?!
— Я фаталист, — усмехнулся Зимин. — Один татарин предсказал мне, что я умру не от пули. Пока его предсказания сбывались. Вы дадите свое отцовское благословение?
— Ну, если она вас любит… — нерешительно произнес Смелков и тут же вспылил: — Чушь! Чушь какая-то! Вы сумасшедший!
К Казанкову подъехал Калганов.
— Может, здеся, ваше благородие? Чего их дальше-то вести? Потом догоняй своих. Здесь и стрелим. Место подходящее.
— Нет, дальше… — обронил Казанков, думая о чем-то своем.
Калганов пожал плечами и отъехал.
А думал Казанков о том, что не может он не выполнить приказа, но, выполнив его, жить дальше будет невозможно. Думал о том, что можно оттянуть на несколько минут мгновение, когда он станет палачом и, взмахнув платком, отдаст команду убить этих людей, убить отца Таси… О том, что он выполнит этот приказ и это будет последнее, что он совершит в этой жизни.
Он остановил коня над высоким обрывом у заброшенной камнеломни.
— Здеся? — спросил Калганов.
Казанков кивнул.
Приговоренных поставили у края обрыва. Внизу кое-где валялись ржавые кайла, поломанные тачки, огромные бесформенные куски мрамора.
Легкий ветерок шевелил волосы Смелкова. Все стояли спиной к спешившимся солдатам. Солдаты проверяли винтовки, слышно было, как они взводят курки.
— Ирония судьбы, — усмехнувшись, заметил Зимин, — Пять лет я ворочал здесь эти камни и выжил. Хм…
К Смелкову подъехал Казанков.
— Я невольно стал виновником вашей гибели, — сказал он едва слышно. — Простите меня…
Смелков не обернулся. Казанков развернул коня и подъехал к Калганову.
— Не могу… Командуйте вы, ефрейтор.
В этот момент Арсен слегка толкнул плечом Куманина и подмигнул ему.
— Товсь! — скомандовал Калганов.
Солдаты вскинули винтовки. И тут неожиданно послышался свист артиллерийского снаряда. Солдаты невольно пригнулись.
— В Питере найди Волжина! Прощай, Коля! — И Арсен с силой толкнул Куманина.
Куманин скатился с обрыва и скрылся в негустом кустарнике, росшем на склоне. Воспользовавшись замешательством, вслед за ним прыгнул и Зимин.
Солдаты бросились к краю обрыва, беспорядочно стреляя вслед беглецам.
И вдруг Калганов выронил винтовку и вскинув руки, упал навзничь. Солдаты испуганно оглянулись. В тишине прозвучало еще несколько выстрелов. Солдаты бросились бежать, но, застигнутые пулями, падали один за другим.
Казанков пошатнулся в седле и, уронив голову, схватился за шею лошади. Лошадь пронзительно заржала, рванулась и понесла. Казанков упал, но нога запуталась в стремени, и лошадь потащила его по земле.
Из-за валуна выехало несколько всадников. Впереди ехал Суббота.
— Успели все-таки, — сказал он, подъезжая к Смелкову. — Подумал, зачем инженеру помирать? Еще успеет…
Он засмеялся и кивнул своим спутникам. Огромный детина с пятном волчанки на лице соскочил с лошади и, вытащив нож, перерезал веревки, связывавшие руки Смелкова и Арсена.
Федякин со своим отрядом ворвался во двор Субботы, когда дом был объят пламенем. Увидев мечущуюся по двору Марфу, он подъехал к ней вместе с Митькой.
— Где белые? — крикнул Федякин.
Марфа смотрела на него смятенными заплаканными глазами.
— Ушли… Дом подпалили и ушли…
— За мной! — скомандовал Федякин. Далеко уйти не могли! — и, развернув коня, увлек за собой отряд.
Марфа окликнула Митьку, когда тот хотел последовать за отрядом.
— Митя! Митенька… Там наверху Настасья… одна… Сгорит она, слышишь?
Митька соскочил с коня и попытался подняться по уже охваченной пламенем лестнице, но тут же выскочил обратно: лестница у него на глазах обрушилась.
— Вон она, Митя! Вон там! На крыше! — крикнула Марфа.
Слезящимися от дыма глазами Митька увидел Тасю. То появляясь в дыму, то скрываясь за густой его пеленой, Тася пробиралась к краю крыши, к лестнице, прислоненной к стене дома. Но огромный язык пламени из окна второго этажа охватил лестницу, и она вспыхнула. Тася отшатнулась.
Схватив веревку, висевшую на коновязи, Митька, разбежавшись, закинул ее на крышу.
— Вяжи к трубе! — крикнул он.
Тася подхватила веревку и, закрывая лицо от дыма, стала карабкаться к трубе. Подвязав веревку, она, теряя сознание, упала и покатилась по скату крыши.
Пронзительно вскрикнула Марфа.
Однако, скатившись к самому краю, Тася чудом удержалась у самого карниза. Конец веревки упал вниз. Митька вскарабкался по веревке на крышу. Обвязав бесчувственное тело девушки веревкой, он стал медленно опускать ее. Марфа подхватила Тасю и бережно положила на землю.
А крыша уже занялась, языки пламени охватывали Митьку со всех сторон. Он метался по крыше, пока не увидел рядом со стеной дома высокое дерево. Он прыгнул а уцепился за ветку. Ветка обломилась, и Митька рухнул вниз. Поднявшись, он подбежал к Тасе и опустился рядом с ней.
— Где Аркадий Николаевич? Где все? — спросил он.
Тася не отвечала. Она только открыла глаза и тут же закрыла.
— Увели их… — сказала Марфа, — расстреливать… — Она перекрестилась.
Митька, потрясенный, смотрел на нее, не веря ее словам.
В это мгновение во двор вбежал Куманин.
Увидев Куманина, Митька вскочил и кинулся к нему.
— Живой?! А где Аркадий Николаевич? Арсен?
Куманин молча стащил с головы фуражку.
Куманин и Митька подъехали к каменоломне. Спешившись, они бродили по краю обрыва, рассматривая убитых солдат и прапорщика, пытаясь понять, что же здесь произошло. Внезапно из-за нагромождения камней появился конь Казанкова, приблизился к телу прапорщика и, опустив голову, остановился.
Митька внимательно оглядывал площадку над обрывом, вглядывался в следы, поднял гильзу, другую.
— Живые они, — сказал он наконец. — Увели их.
— Кто? — спросил Куманин.
— Не пойму… На конях какие-то прикончили солдат и увели…
На лесной опушке среди могил с покосившимися крестами стояла потемневшая от времени деревянная часовня. Лошади, привязанные к крестам, мирно щипали траву.
На крылечке, держа на коленях обрезы, покуривали двое мужиков, сопровождавших Субботу во время нападения на солдат.
В часовню свет проникал через узкие окошечки, вырезанные в толстых бревнах. Смелков и Арсен стояли у алтаря, увешанного от пола до потолка иконами.
— Ну что ж, инженер, пришла пора и посчитаться, — сказал Суббота, усаживаясь на скамейку у стены.