За пеленой надежды

А она была красива. Чудесное круглое лицо, подобное полной медно-красной луне, обрамленное длинными черными волосами. Как ни удивительно, это лицо было и наивным, и экзотическим. На вид он дал ей двадцать пять или двадцать шесть лет. Она была миниатюрна, изящно сложена и застенчива, но Арни подозревал, что девушка эта не робкого десятка. В больших светлых подернутых влагой глазах, обрамленных густыми черными ресницами, что-то пробивалось сквозь застенчивость, что-то такое, что и заставляло думать: она самоуверенна и храбра.

И вот в это бесподобное утро на северо-западе Тихого океана, когда оранжево-розовое солнце выплывало из пелены тумана у края залива и вода окрасилась в темно-синий цвет, а далекая линия горизонта светилась искрящимися огоньками, в это раннее утро, когда дышалось легко и впереди маячили новые возможности, Арни Рот выбрался из своего микроавтобуса и снова поймал себя на том, что наблюдает за индианкой.

Арни взглянул на часы. Время все больше занимало его мысли, и он знал это. Отмечать, сколько лет прожито, — одно дело, но считать прожитые дни и часы, просыпаться, думая, как быстро летят минуты, вставать с мыслью: «Мы проводим во сне одну треть своей жизни» — это уже означает, что беда не за горами. С каких пор он помешался на времени? В последний день рождения, когда ему исполнилось сорок, восемь и когда он, задувая свечи, увидел в тумане грядущего большую пятерку с нулем — возраст, до которого осталось каких-то два года.

«Мне стукнет пятьдесят, а что замечательного произошло в моей жизни? На что растрачена моя юность?»

Арни Рот начинал думать, что он родился уже взрослым человеком. Оглядываясь назад, он вспомнил ничем не примечательное детство в Тарзане. Маленький тихий мальчик рос в совершенно непримечательной среде; спокойно, почти тоскливо прошел этап половой зрелости и отрочества — не было ни угрей, ни эротических снов, — затем был колледж и (хочется зевнуть) школа бухучета, серая жизнь с редкими взлетами и скучной чередой дней. Из него получился самый заурядный парень, проводящий заурядную жизнь за своим калькулятором. Затем в эту жизнь вошла Рут Шапиро и все изменила.

В течение совсем короткого времени Арни познал возбуждение, вкус необычного, пока встречался с Рут, спал с ней. Она была такой откровенной, страшно либеральной, собиралась стать врачом — и какое-то время Арни думал, что его серая жизнь изменится навсегда. Но оказалось, что этому не бывать. После того как он женился, взял ссуду и занялся пеленками, его прежде спокойная жизнь холостяка вошла в весьма предсказуемое русло.

Вот и голубое «вольво». Вернувшись к действительности, Арни захлопнул дверцу, запер ее, и, взяв портфель, направился к причалу парома.

Толпа росла, собирались все, кто переправлялся из Бейнбриджа в Сиэтл, и ждали, когда их поведут по трапу на паром. Пристроившись в первых рядах толпившихся людей, Арни чувствовал ее позади себя: она не рвалась вперед. Арни представлял хорошенькое личико, окруженное, словно нимбом, повязанным на голове платком. Он едва сдерживался — так хотелось обернуться и отыскать ее.

Паром дал гудок. «Паром пукнул», — говаривали все. Один короткий гудок означал, что паром вот-вот отчалит, более долгий — что он уже отчалил и опоздал тот, кто в этот момент бежал вниз по трапу. Перемены ради Арни остался на палубе, в это утро у него не было желания сидеть в обществе «белых воротничков», у которых сползали носки, или с теми, кто держали в руках корзинки «Джо» с обедами и вытянули ноги на сиденьях. В это прекрасное свежее утро паром оставлял серебристую полосу на гладкой, как стекло, воде. Арни очень хотелось взглянуть на горы, резко выделявшиеся на горизонте, Олимпийские горы и Каскады, которые вчерашний шторм припорошил новым слоем снега.

Сегодня паром то дергался, то качался, словно плавание происходило во время штормового прилива, а ведь вода была совсем спокойной. Похоже, снова что-то случилось с двигателями. Арни поежился от холода, но не собирался входить в закрытое помещение. Она была там, и ее большие глаза устремятся к нему, словно два дрожащих мотылька.

Его мысли вернулись к Рут. По правде говоря, он в последнее время много думал о ней, возможно, потому что девушка на пароме все время вторгалась в его мысли. Всякий раз, когда Арни думал об этой загадочной молодой женщине (сейчас он импульсивно повернулся и увидел, что та смотрит на него сквозь затуманенное морем стекло, и отвернулся), он старался вытеснить ее мыслями о своей жене.

«Рути, Рути, куда мы идем? Разве мы этого хотели? Таково ли было наше намерение тринадцать лет назад? Разве мы женились ради того, чтобы вести однообразную и скучную жизнь?» Она в этом не виновата, Арни ни в чем не винил Рут. В том, что семейная жизнь стала монотонной, виноваты они оба. Он не мог решительно утверждать, что их жизнь стала монотонной. Скорее, слишком непредсказуемой — вызовы во время просмотра кинофильма, во время ужина в ресторане или на вечеринке. Возвращаясь домой, он не знал, найдет ли там жену и не придется ли ему нянчить девочек. Было время, когда они часто ссорились из-за этого. Арни негодовал из-за рубашек без пуговиц, подгоревших ужинов и прерванных вечеров. Но он скоро понял, что ссоры не помогут, ничто не изменится, и в какой-то момент сдался, найдя приятное успокоение в смирении.

Даже интимная жизнь его не тревожила. С рождения Лии семь лет назад, когда оба согласились, что детей больше не будет (это было осторожное, неопределенное согласие), интимная жизнь Арни и Рут постепенно угасала и сейчас почти прекратилась. Арни никогда не настаивал на сексуальной близости. Она иногда пробуждалась то случайно, то когда изредка у кого-то появлялось желание. Это была удобная сексуальная жизнь давно женатой пары, и Арни подозревал, что так оно бывает с большинством семейных пар после стольких лет совместной жизни.

Арни осторожно повернул голову и оглянулся через плечо. Она читала свою газету и курила. Все индейцы курили. Когда она подняла голову, он тут же отвел взгляд. Она замужем? Может, у нее есть дружок, много дружков?

Арни Рот, такой кризис наступает, когда прожита половина жизни. Все ясно как день. Так бывает, когда мужчина начинает считать волосы на голове, застегивает ремень под округлившимся брюшком и высматривает молоденьких женщин на пароме…

«Куда она ходит каждый вечер? Она все время ездит на “вольво” и раньше всех уезжает со стоянки…»

Девочки взрослеют так быстро, что это тревожит. Не успеешь оглянуться, как дети навсегда покинут дом, и тогда они с Рут впервые за свою совместную жизнь останутся одни.

«О боже, неужели я страшусь этого?»

Порыв ветра коснулся холодного лица Арни, и он подумал, что пора войти в каюту. Когда он открыл двери, его обдал спертый, пропитанный табачным дымом воздух. Арни силой воли заставил себя не смотреть в ее сторону.

Он устроился на сиденье и сосредоточился на приятном. В конце недели дома будут отмечать день рождения Рут, а он все еще не купил подарок. Сегодня во время обеденного перерыва самая пора присмотреть его. Для этого подойдет рынок на Пайк-стрит. Надо купить нечто особенное. Как-никак Рут стукнет сорок. Неужели женщины также испытывают кризис, когда позади остается половина жизни? Или же им вместо этого приходится справляться с проблемами климакса? Женщина ничего не может поделать с ними, но мужчина, в сорок восемь лет заглядывающийся на индейских девушек, ставит себя в глупое положение.

Потолок из панелей грохотал, когда паром обогнул последний мыс и вошел в Игл-Харбор. Раздался долгий гудок, за ним последовали два коротких, означавших, что паром прибыл. Все тут же встали с мест и начали потягиваться. Арни посмотрел на нее. Их взгляды встретились.

Оба тут же отвели глаза.

— Миссис Ливингстоун, вся проблема заключается в вашем муже. Его сперма обладает слишком низким потенциалом.

Женщина, сидевшая на плетеном диване в кабинете Рут, начала заламывать руки.