За пеленой надежды

С террасы доносился пульсирующий ритм музыки. Любители хулы исполняли замысловатые фигуры танца Kaimana Hila. Накрытые кружевными скатертями столы украшали ледяные статуи, горы алых манго, бананов, охлажденная папайя, пурпурные страстоцветы и, конечно же, ананасы, собранные в этот день на плантациях Оаху. Вентиляторы из меди и дерева быстро вращались, чтобы разогнать знойный воздух. Это был сезон hoo-ilo, пора дождей и ветров, и в атмосфере сегодняшнего вечера чувствовалось приближение бури.

Со многими надо было поговорить, многим кивнуть в знак приветствия, многим быть представленными. Гаррисон и Мики плыли по морю гостей, словно им в спину дул нежный пассат. Время от времени Гаррисон касался ее руки, брал ее под локоть. Как всегда, он был обходителен и внимателен, не забывал подать ей фужер, тарелку, стеганый плед. И если Мики казалось, что Гаррисон сегодня ведет себя немножко иначе, не как всегда, она понимала — это плод ее воображения.

От счастья у нее кружилась голова. Этот вечер напоминал волшебную сказку. Могла ли она поверить, что подобное случится с ней, с той Мики, лицо которой много лет назад уродовало пятно, которое тщетно приходилось скрывать под волосами и толстым слоем тонального крема? Она весь вечер много смеялась. Шампанское было словно эликсир радости, а Гаррисон просто околдовал ее. Мики хотелось, чтобы так продолжалось вечно.

Оба танцевали под ночным небом под звуки плавных гавайских мелодий. Оба смотрелись красивой парой, и, казалось, весь мир принадлежит им. Так близко от Гаррисона, в его сильных руках Мики чувствовала, как ее переполняет любовь к нему, и думала, что не сможет сдержать себя. Она находилась во власти желания. Томной боли, которую она не испытывала многие годы. С тех пор как… Но сейчас она не станет вспоминать Джонатана, по крайней мере, не в этом контексте. «Люблю ли я его до сих пор? — дивилась она, кружась в объятиях Гаррисона. — Нет, с Джонатаном все покончено, больше у нас ничего не будет. Или, по крайней мере, не должно быть. Я забуду об этом, как и обо всем прошлом. Как бы то ни было, она станет дорожить памятью о Джонатане, ведь он у нее был первым.

«А если я по воле случая когда-нибудь встречу его?» Мики тут же отогнала подобную мысль. Сегодня она вместе с Гаррисоном, и уже в этот-то вечер она принадлежит только ему.

Посреди вальса Гаррисон вдруг остановился и загадочно посмотрел на Мики. Затем взял ее за руку, повел вниз с террасы и дальше по тропинке, извивавшейся среди деревьев и цветов. Когда они оказались одни и звуки бала, казалось, остались далеко позади, он долго и задумчиво смотрел ей в глаза.

Мики напряглась. Весь вечер ей казалось, что Гаррисон ведет себя отстраненно, немного чопорно, чего она раньше за ним не замечала. Однако теперь, глядя в его серые глаза, которые смотрели так серьезно, она поняла, что ей не почудилось: Гаррисон сегодня был другим.

— Мики, — наконец заговорил он, нежно кладя ладони на ее обнаженные руки, — я должен кое-что сказать.

Подул ветер, жаркий и влажный. Надвигался шторм.

— Я уже некоторое время думаю, как это сказать, как найти подходящее время и слова. Мики, мне это сделать нелегко. Я хочу, чтобы ты поняла меня.

Ветер трепал ветви и листья деревьев. Тяжелые цветы начали падать на землю. Мики смотрела на него и ждала.

— Когда жена покинула меня, почти восемнадцать лет назад, — тихо сказал он, — для меня это стало самой большой утратой. Она была намного моложе меня. Когда мы поженились, ей было двадцать, мне — сорок. И я подумал, что она счастлива в Пукула-Хау. Я думал, что ей нравится наша совместная жизнь на этом острове. Я не догадывался, что она считала это место тюрьмой, а меня — своим тюремщиком.

Вдруг налетел порыв ветра, листья пальметто захлопали.

— После рождения Джейсона у нее начались перепады настроения, она стала беспокойной. Мне приходилось работать на плантации, и я думал, что она нашла себя в заботе о нашем первенце. Но я ошибался. Однажды, вернувшись домой, я нашел записку. Ей от меня ничего не надо, кроме собственной свободы. Она сбежала вместе с парнем с этого острова. Только спустя два года я подал на развод. Я все время надеялся, что она вернется.

Гаррисон крепче сжал плечи Мики.

— Когда Джейсону исполнилось шесть лет, я нанял частного детектива, чтобы тот разыскал ее. Она снова вышла замуж и скиталась по Соединенным Штатам. Тогда я потерял ее след и больше ни на что не надеялся. Мы с Джейсоном постепенно наладили свою жизнь.

Голос Гаррисона оборвался. Его красивое лицо исказила гримаса боли. Мики сжала его руку.

— Когда Джейсон умер, — продолжил он, — я пережил еще большую потерю. Мне это удалось с большим трудом. Я думал, что на этот раз не выдержу. И, когда я понял, что творю с собой, убивая себя горем, я вспомнил тебя, твою заботу о моем сыне и те две недели, которые мы оба провели рядом с Джейсоном.

Теперь ветер стал неистовым. Сквозь деревья донесся смех. Гостям и музыкантам пришлось покинуть террасу. Вдалеке мерцал свет. Гаррисон еще крепче сжал плечи Мики, словно боясь, как бы ветер не отнял ее у него.

— Я не могу допустить новой потери, Мики, — решительно сказал он. — Я должен знать сегодня, сейчас, какие чувства ты испытываешь ко мне, есть ли надежда, что у нас что-то получится вместе. Останешься ли ты со мной и не уйдешь ли? Если нет никакой надежды, нам лучше расстаться сейчас, пока у меня еще хватит сил на это.

Не успела она ответить, как ветер оторвал ветвь пальмы и швырнул ее на землю в нескольких дюймах от того места, где они стояли. Оберегая Мики, Гаррисон обнял ее. Огромные, похожие на уши слона листья извивались в порывах жестокого ветра. Вихрь поднимал цветы и гравий. Рядом посреди деревьев раздался треск. Мики спрятала лицо на груди Гаррисона и в его крепких объятиях чувствовала себя в безопасности. Ветер пытался сбить их с ног, но Гаррисон твердо стоял на ногах. Мики прижалась к нему. На этот раз было приятно чувствовать себя уязвимой, позволить кому-то другому проявить силу и смелость. Мики десять лет надеялась только на себя, ей приходилось быть смелой, бороться, каждый день собираться с новыми силами. Но теперь Гаррисон будет ее опорой. Он станет ей поддержкой и безопасной гаванью.

Они долго стояли так в саду, Гаррисон заслонил ее от ветра, прикрыл ее своим крепким телом, а Мики прижалась к нему, обретя в нем любовь и заботу.

Упали первые капли дождя, теплого тропического дождя, и тут же туманом поднялись с глинистой земли. Наконец Мики подняла голову, прижалась к его щеке и произнесла ему на ухо:

— Гаррисон, поедем домой.

Вечеринка все еще не затихала в стенах особняка, оркестр теперь устроился в большом танцевальном зале, а окна и двери закрыли под натиском все усиливающегося ветра. Мики и Гаррисон протискивались сквозь веселую толпу, держась друг за друга, словно боялись, как бы не порвалась связующая их нить. Пробравшись к вестибюлю, оба оказались в небольшом заторе: некоторые из гостей пытались выйти со взятыми в долг зонтами, в то время как из дождя навстречу им двигался поток вновь прибывавших гостей.

Потребовалось несколько минут на вызов лимузина Гаррисона, и эти минуты тянулись бесконечно. Влюбленным не терпелось добраться до Коко-Хед, где они могли остаться наедине. Щеки Мики пылали румянцем, зеленые глаза сверкали, словно изумруды. Рука Гаррисона властно обвила ее талию с такой силой, что было понятно: больше он ее не отпустит.

Мики не могла поверить тому, что происходит: слишком невероятным, почти фантастичным все казалось! Однако все это случилось наяву: ее мечты сбывались, жизнь теперь обрела смысл.

Неужели она наконец-то обретет долгожданное семейное счастье!

Гаррисон старался ничем не выдать волнения, взял Мики под руку и повел к машине.

Влюбленные торопливо спускались по ступенькам к лимузину, дверцу которого придерживал шофер. Мики спрятала лицо от ветра и дождя, уткнувшись в плечо Гаррисона, и поэтому, грациозно скользнув в лимузин, не заметила, как из машины позади них вышел Джонатан Арчер собственной персоной, только что прибывший на бал.