Страница 103 из 105
С трезвым реализмом оценивая ситуацию, одна часть сознания говорила Гедеону, что первый этаж флигеля пуст, а на втором эта квартира единственная. Притом он решил, что марка пистолета, очевидно, «люгер», хотя он и не был уверен в этом, так как ничего не понимал в марках оружия.
А другая часть сознания Гедеона играла в восхитительную игру со смертью.
— Ну нет, я не выйду отсюда ногами вперед, — услышал он свои слова. — Подумайте минутку. Вы ранены. Рана должна быть достаточно серьезной, если судить по выражению вашего лица. Если вы меня убьете, то всюду останутся кровавые следы. Мадемуазель Гляйзман в доме одна. Ей придется одной убирать все следы произошедшей драмы, одной избавляться от моего трупа. А кроме того, куда это вас приведет? Если даже мои клиенты не придут сюда отомстить за меня, то не забывайте, что вас разыскивает полиция за вооруженное нападение и убийство некоего Рене. Таким образом, раз уж так получилось, что я говорю по-немецки, вам стоит меня выслушать — это будет гораздо разумнее.
Леер ничего не ответил. Уже небольшая победа. В комнате воцарилось глубокое молчание. Шабернака не беспокоило то, что он слышал за своей спиной дыхание Веры. Та выглядела подавленной. Ему показалось, что она очень взволнована и расстроена…
Он рискнул медленно опустить руки, и немец не стал возражать.
— Мои клиенты жаждут крови, — начал Гедеон. — Они хотят отомстить за смерть одного из своих людей. Они жаждут вашей головы. Я же им советую сделать совершенно противоположное. Я против насилия. Не в силу излишней добродетельности, уверяю вас, но просто потому, что это самый надежный способ привлечь внимание полиции. А она у нас во Франции работает очень эффективно. Поэтому мы заинтересованы урегулировать наши проблемы между собой и как можно скорее.
Я получил от мадам Пеллер, месье Локара и, благодаря их влиянию, от остальных компаньонов карт-бланш на ведение переговоров с вами. Переговоры — это моя профессия. Вот почему я здесь.
— Как вы узнали, что он здесь? — перебил его из-за спины хриплый голос Веры Гляйзман.
Он воспользовался этим, слегка, повернувшись так, чтобы держать обоих своих собеседников в поле зрения.
— Моя дорогая мадемуазель, — заявил он со всей любезностью, на какую был способен, — есть две вещи, которые обеспечивают адвокату успех при ведении дела: интуиция и информация.
Интуиция? Я знаю на основе своего личного расследования, которое провел в Шевийи-Ларю, что только вы могли организовать покушение, происшедшее в прошлую пятницу. Потому вы попали в центр моих интересов. И знаете, я не сожалею об этом, — добавил он, без излишней скромности разглядывая глубокое декольте красотки.
Она сделала гневный жест, но он успокоил ее, продолжив:
— Информация? С этой стороны у меня тоже был неплохой шанс. Бедняга Деф был настолько потрясен взрывом в Шевийи, жертвой которого он чуть было не стал, что отправил к месье Бонне своего верного Корню, чтобы тот объяснил ему его беспокойство. Так случилось, что один из моих клиентов, который весьма интересовался местопребыванием месье Бонне, видел, как Корню входил и выходил вместе с ним. Да, кстати, дорогая мадемуазель, я надеюсь, что у вас есть новые сведения о состоянии бедняги Макса…
— Хватит! — вскричал Леер.
Но он переоценил свои силы. Его голос сорвался, а лицо исказила гримаса боли. И продолжил он уже на несколько тонов ниже:
— Говорите, что вам нужно, и покончим с этим.
— Вы правы, — сказал Шабернак, посмотрев на часы. — В нашем распоряжении отнюдь не вся ночь. Чего я хочу? Или точнее, чего мы хотим, так как я говорю от имени моих клиентов… Одного — достичь соглашения с вами.
— На какой основе?
— Очень простой. Консорциум, насколько я представляю, подверг компьютерному анализу результаты исследования рынка в Ранжис. Это прекрасно, рационально и… типично по-немецки. Я просто боюсь, что данные, заложенные в машину, недостаточно учитывали человеческий фактор. И ваши первые действия по запугиванию (да и последующие также) в действительности привели к объединению конкурентов, а не к их разъединению. Сегодня вы увязли в войне, из которой вам не выбраться, так как здесь мы не в Гамбурге и не в Чикаго.
— Ну! — пролаял Людвиг Леер.
— Вот основные условия, которые мы предлагаем: консорциум полностью отказывается от всех притязаний на Ранжис.
И так как его собеседник попытался протестовать против столь полной капитуляции, он остановил его жестом.
— Подождите. В обмен мы приходим на помощь мадемуазель Гляйзман и вам. Мы вас лечим и обеспечиваем вашу эвакуацию. Это, что касается самого ближайшего будущего. В том же, что касается остального: вы привезли идею, которая еще должна материализоваться. Мои клиенты приняли решение… в свою очередь рационализировать свои действия и покончить с кустарными методами.
Дайте им время — и потом мы сможем выработать условия разумного и плодотворного сотрудничества, на первом этапе — франко-германского, а затем — почему бы и нет — и в рамках Европейского Общего рынка.
Глаза Людвига Леера слегка заблестели. Разве не эти слова вошли в новый язык дельцов немецкого подпольного бизнеса? Но ответить он не успел. Вера Гляйзман испустила крик ярости.
— Луи, — закричала она по-французски, — не позволяй этому мерзавцу произносить красивые слова. Разве ты не видишь, что он хочет тебя усыпить. Ах!.. Они хотят отомстить за Рене. А за меня? И за бедного Макса, который вот уже пять дней находится между жизнью и смертью. Кто отомстит за него? Раз вы можете только болтать, как бабы, я сама прикончу его, этого гаденыша, и немедленно!
Раненого она устроила в собственной комнате, поэтому ей не понадобилось много времени, чтобы выхватить из ящика небольшого секретера второй револьвер, американский полицейский револьвер 38-го калибра, и наставить его на адвоката. Ее глаза яростно сверкали, палец дрожал на спусковом крючке.
Гедеон Шабернак должен был немедленно спросить себя, как решить возникшую проблему, причем в наикратчайший срок, и после этого на всю оставшуюся жизнь его уважение к вычислительным машинам существенно ослабло.
Эта сумасшедшая намеревалась всадить в него пулю. Совершенно очевидно. С другой стороны, следовало помнить и о втором действующем лице с его «люгером», который в случае потасовки, вынужденный выбирать, несомненно, станет на сторону хозяйки. Нужно было любой ценой обеспечить его нейтралитет, прежде чем заняться этой пантерой, и сделать это за оставшуюся секунду, не более.
Ему некуда было отступать. Непосредственно позади него находился туалетный столик Веры. Он оперся на него левой рукой и изо всех сил выбросил ноги вперед. Носок его правого ботинка ударил по кулаку Леера, который испустил крик боли. «Люгер» отлетел, разбив при этом одну из ламп в изголовье.
Звон разбитого стекла и фарфора совпал со звуком выстрела. Стреляла Вера. Пуля пролетела точно там, где только что находилась голова Гедеона Шабернака, просвистела мимо головы Леера, заставив того выругаться, и попала в центр рисунка на бумажных обоях.
Потерявший равновесие жених Изабеллы Пеллер опрокинулся на спину и оказался практически беспомощным, как кролик перед разинутой пастью терьера. Он снова подтянул ноги, задрав их над головой, — прекрасное упражнение для мышц живота, — и обеими руками уперся в палас, покрывавший пол комнаты. Так у него появилась возможность достать пяткой плеча девушки в тот момент, когда она выстрелила второй раз. Вера покачнулась, пуля разбила флакон с духами на туалетном столике.
Шабернак, который уже успел вскочить на ноги, бросился к девушке, чтобы выбить оружие. Она выстреляла в третий раз, на этот раз пуля ушла в потолок, но он уже схватил ее за руку. И с огорчением обнаружил, что не может разжать кулак девушки. Та стонала от боли, продолжала сопротивляться, сжав зубы, но через некоторое время револьвер 38-го калибра все же упал на пол.
Она вывернулась как змея, пытаясь освободиться из его крепких объятий и царапая левой рукой. Он почувствовал, как ее ногти ожгли ему щеку, сумел схватить ее за руку, почувствовал ужасный удар ногой по голени, взвыл от боли и рухнул вместе с ней на ковер.