Страница 102 из 105
Продвигаясь к улице Деланд, которую он отметил на своем плане, молодой адвокат продолжал прокручивать в голове различные аспекты проблемы. Он намеревался броситься в волчье логово, как сказал недоверчивый Фернан Локар. Волк был тем более опасен, что ранен. И сравнительно недавно. Он размышлял относительно тяжести ранения Людвига Леера, той медицинской помощи, которую смогла оказать ему Вера.
В глубине души его самого поразило его решение. Конечно, он всегда был спортивной и смелой натурой, но и для него самого оказалось известной неожиданностью собственное предложение о переговорах, на которые он сейчас направлялся. Эти несколько дней, проведенные в странном и неизвестном ему до сих пор мире его будущей семьи, решительным образом изменили его. Он, скромный юрист, почувствовал вкус к действию, который его правовые упражнения и начальные шаги карьеры только маскировали.
Существовал и другой аспект вопроса, который он пока еще запрещал себе рассматривать: он попробовал, хотя еще и не отдавал до конца себе отчета, дивный наркотик, пьянящее действие которого было несравнимо ни с чем другим. Он почувствовал свое влияние на людей, людей твердых, жестких и жестоких, но необразованных. Находясь в среде Фернана Локара и его друзей, он неожиданно проявил свой естественный авторитет, который был спокойно принят и который сделал его руководителем этих людей.
Руководителем, которому впервые предстояло столкнуться лицом к лицу с реальной опасностью. Придя на улицу Деланд, он спустился в воровской мир, где счета подписывались кровью, а за ошибки следовало платить жизнью. Но он был убежден, что его досье составлено верно. Его картезианская логика только подтверждала рассуждения. Столкнувшись с делом, которое предложил ее старый любовник Селестин Деф, Вера Гляйзман, если она действительно играла основную роль, могла довериться только минимальному количеству людей. Этим минимумом и был Макс де Руйе. Участие других французских уголовных элементов стало бы опасным.
Макс выбыл из игры, он не смог взять дело в свои руки. Совершенно ясно, что элегантный уголовник провел взрывника из Орли в Ранжис, чтобы тот взорвал контору Пеллера, но команду убийц в кафе «Фламбе» вел кто-то другой. Кто? Логика подсказывала: Вера Гляйзман. Несомненно, именно она сидела за рулем машины марки «пежо 404» в роковую ночь. А немного погодя осталась с раненым Леером на руках.
Досье было здесь. У него в голове, и в кармане тоже. Только следовало не упустить случая использовать его. Для этого было нужно без насилия проникнуть в дом к Вере Гляйзман.
Он остановился перед домом номер восемь. Старый арочный проход под вторым этажом открывал доступ в мощеный дворик, в котором торчали два голых ствола. Второй флигель был одноэтажным, окруженный палисадником, стены его были увиты плющом. Этот укромный уголок старого Парижа днем должен был таить старинное очарование провинции.
Двор был освещен луной. В ее свете можно было прочитать вывеску переплетчика, мастерская которого занимала первый этаж. Действительно, коридор, в который вошел Шабернак, пах клеем и кожей. Единственный огонек горел на втором этаже, скромно спрятавшись за занавесками.
Молодой человек стал осторожно подниматься по лестнице. Ничто не позволяло предположить, что он направляется в жилище девицы по вызову. Кроме того, он слышал разговоры о том, что раньше, до того как прийти на подкрепление в Шевийи-Ларю, Вера работала в седьмом районе. Всему этому можно было найти только единственное объяснение: девушка тщательно соблюдала дистанцию между своей профессиональной жизнью и своим собственным миром.
Он нашел автоматический выключатель, осмотрел лестничную площадку, облицованную старинной плиткой, поддерживаемой в прекрасном состоянии, и двустворчатую дверь, украшенную маленькой медной дощечкой:
«Вера Гляйзман Декоратор»
Он улыбнулся, глубоко вздохнул, чтобы побороть подымающееся смутное опасение, и осторожно нажал кнопку звонка.
Прошло несколько секунд, прежде чем он услышал легкие шаги по паркету. Снова наступила тишина. Видимо, через дверной глазок, помещенный над медной табличкой, хозяйка осматривала лестничную клетку. Он предупредительно отодвинулся, чтобы она могла его рассмотреть и убедиться, что его никто не сопровождает.
В конце концов одна створка двери приоткрылась.
— Фроляйн Гляйзман?
— Ja, — ответила она по-немецки. — Kommen Sie herein — входите.
И тщательно закрыла за ним дверь.
Он оказался в довольно просторном квадратном холле, из которого вели три двери. Здание относилось к началу прошлого века, но вестибюль был отделан со сдержанным великолепием: над комодом в стиле Людовика XVI красовалось зеркало в позолоченной раме. Кресло в том же стиле, несколько картин на стене, закрытой ковром ручной работы, — все это служило прелюдией к весьма комфортабельной и тщательно отделанной квартире.
Но главное, на что стоило посмотреть, — это ее хозяйка.
Вера Гляйзман была прелестным созданием лет 27–28 и сложена как богиня. Дорогой пеньюар позволял заметить совершенство ее форм, длинные точеные икры, плоский живот, а дерзко торчавшие груди в вырезе тонкой, как паутинка, одежды не позволяли игнорировать тот факт, что больше на ней ничего не было.
На каштановых волосах играли отблески темной меди. Большие зеленые глаза разглядывали посетителя без особой симпатии, но и без неприязни. Чувствовалось, что разглядывая Гедеона Шабернака, Вера Гляйзман старается составить о нем свое мнение.
— Можно видеть герра Леера? — спросил он по-прежнему по-немецки.
Казалось, она вдруг приняла решение и направилась к правой двери.
— Входите, — сказала она просто. — Он вас ждет.
Адвокат сделал два шага в темную комнату, пока молодая женщина нащупывала выключатель. И тут же замер, чувствуя, как по спине прошел озноб. За спиной у него мягко закрылась дверь, совсем рядом он чувствовал дыхание Веры. А прямо перед ним находился человек, который направлял на него револьвер с отливающим синевой стволом.
Тот сидел в кресле, причем вся нижняя часть его тела была закрыта пледом. На нем была куртка от пижамы, слишком узкая для такой могучей груди. Ему было приблизительно 35 лет, серо-стальные глаза на круглом лице были столь же холодными, как и металл его оружия.
— Руки вверх, — сказал он по-немецки. — Вера, обыщи его.
Пока молодая женщина тщательно ощупывала его и извлекала бумажник, он изучал своего противника. На лице человека в кресле, внимательно его рассматривавшего, было странное выражение. Мертвенно-бледный, почти восковой цвет лица, заострившийся нос, искаженные страданием черты. Позади кресла виднелась раскрытая постель. Леер должен был подняться с нее, чтобы встретить его. Это, несомненно, стоило ему немалых усилий, но рука, державшая револьвер, не дрожала.
Голос его тоже не дрожал. Уставившись в глаза Гедеону, немец без обиняков сказал:
— Ты пришел не от Дженаузо. Я это знал с самого начала. Перед тем как расстаться прошлой ночью, они с Верой договорились о пароле, чтобы она могла определить, если кто-то позвонит, прислан тот от Дженаузо или нет.
— Вы кого-то ждете? — спокойно спросил Шабернак.
— Врача, если это тебе может как-то пригодиться, — холодно ответил он. — А теперь, кто ты такой? Отвечай! Быстро!
— Гедеон Шабернак, адвокат из юридической фирмы на улице Варикур, — ответила за него Вера, просмотрев содержимое бумажника. — Ну, месье адвокат…
— Если быть точным, — сказал Шабернак, — то я адвокат мадам Пеллер и ее… компаньонов. Я использовал данный повод только для того, чтобы встретиться с вами без инцидентов. Если бы я согласился с моими клиентами, они прибыли бы сюда сами… что могло причинить известный ущерб.
— А мне все равно, — усмехнулся гамбургский бандит. — Я не могу позволить, чтобы кто-нибудь узнал, где мое убежище. Ты был слишком глуп, заявившись сюда. И теперь ты выйдешь только, ногами вперед.
И ствол пистолета уставился в лоб Шабернаку.