Блеск клинка

— Вы очень проницательны, сэр Джон. Признаюсь, что я как раз думал о первой части присяги. Когда Антуан де ла Саль преподал мне кое-какие знания о подобных вещах, я никак не думал, что мне выпадет счастье применить их на практике; боюсь, что забыл большую часть его наставлений. Я рад, что вы будете моим поручителем.

— Я тоже рад, юноша. Теперь идите и расскажите греческому священнику, какой вы в действительности грешный мошенник.

— Он не говорит по-французски, — улыбаясь, произнес герольд, — но предполагается, что французский купец знает названия одного-двух грехов на латыни. Он отпустит вам грехи на латыни, Пьер. Ваш эскорт будет ожидать на причале.

Герольд отвесил поклон, наклонив тело ровно на сорок пять градусов. Это был компромисс между легким кивком головой, которым приветствовали простолюдина, и поклоном на шестьдесят градусов, которым будут приветствовать сэра Питера из Трапезунда через три часа.

Глава 29

Выбритый, получивший отпущение грехов, слегка голодный, Пьер в окружении эскорта направился от собора к дворцу. Сэр Джон ехал рядом с ним в мундире и ошейнике своего ордена. Несмотря на элегантность мантии, в которой Пьер впервые появился у Балта Оглы, он отказался от этого тяжелого одеяния в пользу более легкого. Герольд уже уехал во дворец. В глазах и ушах Пьера еще жили великолепные сцены восточного религиозного обряда, который признавался всяким добропорядочным европейцем со времени Феррарской унии. Ноздри Пьера все еще ощущали аромат фимиама, столь удивительно отличавшийся от того, к чему он привык дома. Его охватил своего рода восторг, и он искренне стыдился вопросов, которые задавал герольду и которые теперь казались ему легкомысленными. Он был очень рад, что этот серьезный, честный человек так дотошно проинструктировал его, как вести себя. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Клер чудом перенеслась из Монпелье или любого другого места во Франции, где она сейчас находилась, в императорский дворец в Трапезунде и увидела его посвящение в рыцари империи. Сознание того, что сейчас или через час он мог бы решиться просить руки Клер у графа, ее отца, заставило его забыть о всех глупостях пышного этикета, разрешавшего человеку по его выбору повернуться на каблуках или на носках, и придавало церемонии священную торжественность.

Сэр Джон обратил внимание на его бледное, серьезное лицо и сочувственно шепнул:

— Испугались, юноша?

— Почти до смерти, сэр Джон.

— Со мной было то же. Но церемония состоится не в большом зале, и герольд сказал, что людей будет немного. Вам совсем ничего не придется делать. Просто подойдете к трону со мной. Вероятно, это не будет большой трон. Я вам когда-нибудь расскажу о нем, он производит колоссальное впечатление. Я должен буду назвать ваше имя — в этом состоит моя роль. Потом вы встанете на колени, как сказал герольд. Вот и все. Меня только одно удивляет — почему церемония назначена на такой ранний час. — Он понизил голос, чтобы не услышали стражники. — О молодом императоре говорят, что он поздно возвращается домой. Возможно, он еще и не ложился.

Даже в случае немноголюдной неофициальной встречи считалось серьезнейшим нарушением этикета войти в комнату после императора или покинуть ее до его ухода. В большой приемной, куда капитан эскорта сопроводил Пьера и сэра Джона, собралось около тридцати человек. Все были в длинных придворных туниках и при саблях. Среди них находилось около дюжины турецких вельмож. Только они были в головных уборах, зеленые тюрбаны свидетельствовали, что их владельцы совершили паломничество в Мекку. Почти на каждом присутствующем под туникой скрывался костюм для верховой езды. Сэр Джон несправедливо отозвался об императоре. Давид собирался на охоту и мог отсутствовать несколько дней. Все знали, что молодой франк будет посвящен в рыцари. На них произвело значительное впечатление то, что император из-за этого отсрочил охоту. Пьер не знал этого, но у него уже появилось несколько завистливых недоброжелателей среди охотничьей свиты императора. Турок личность Пьера не интересовала, да и те греки, которые ему завидовали, были слишком вежливы и осторожны, чтобы показать это. Когда Пьер и сэр Джон вошли в комнату, по ней пронесся шум возбуждения и все присутствующие дружелюбно улыбнулись, а некоторые поклонились, хотя франки не узнали никого из них.

— Теперь они стараются казаться дружелюбными, — прошептал Джастин. — Воображаю, как бы они хмурились, если бы вы были не в милости.

В углу комнаты на небольшом возвышении стоял трон под балдахином, а рядом с ним за портьерой находилась дверь. Красная ковровая дорожка на полированном полу вела прямо к подножию трона. Одна сторона комнаты завершалась аркадой, сквозь которую открывался вид на сад с цветами, фонтанами и бюстами древних императоров, и на город и море за садом. В этот солнечный день картина была прекрасной, и Пьер был счастлив.

Служитель дернул сэра Джона за рукав и что-то прошептал ему на ухо. Джастин кивнул и тихо сказал Пьеру:

— Мне передали, что Алексий сразу после церемонии приглашает нас на завтрак. Ваше посвящение в рыцари является единственной причиной этого собрания. Это необычный и знаменательный факт.

Все двери бесшумно и одновременно закрылись. Прозвучали серебряные фанфары, портьера рядом с троном раздвинулась и юный рыцарь с парадным серебряным луком торжественно вошел в комнату и занял место за троном императора. Затем вошел герольд с пурпурным свитком с золотым тиснением в руках и, наконец, быстро вошел сам император. Все присутствующие низко склонились, коснувшись лбами пола.

На Давиде поверх скрытого от любопытных глаз костюма для верховой езды была надета туника из красного узорчатого шелка с золотым шитьем. Издалека казалось, что шитье образует чисто геометрический узор, в основном представляющий собой переплетение колец. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что узор складывается из фигурок слонов и птиц и древесных ветвей, причем все фигурки были разными, и каждая представляла собой произведение искусства. На нем были пурпурные туфли, покрытые жемчугом. Церемония не носила достаточно официального характера, поэтому на нем не было короны, а лишь розовая императорская мантия необычного покроя. Она напоминала широкую ленту, которая впереди кончалась в нескольких дюймах от туфель, а сзади длинным шлейфом волочилась бы по полу, если бы он не перекинул ее конец через левую руку. С боков были разрезы, и в целом костюм очень напоминал церковное облачение, для которого и послужил прототипом. Мантию так густо покрывали золотое шитье и драгоценные камни, что розовый шелк, составлявший ее основу, почти не был виден. Великий Комнин, император Трапезунда, даже в неофициальном одеянии сильно отличался от Абу Аюба из «Звезды Востока». Он сел и все сразу выпрямились.

Затем сквозь раздвинутую портьеру вошел юный паж с золотым предметом на розовой бархатной подушечке; за ним следовал второй паж с саблей, прикрепленной к поясу, который сиял как серебряный. Сабля была покрыта красной, легкой и прозрачной вуалью. Портьера сомкнулась, и герольд громким и четким голосом произнес:

— Сэр Джон из Франции, подойдите к трону!

— Вперед по курсу, юноша! — шепнул Джастин. Пьер сохранял серьезное выражение, но позже признался благородному капитану, что его морская команда (которая предписывает рулевому сохранять курс) больше, чем что-либо другое, помогла ему унять дрожь в коленках и подойти к подножию далекого трона — ему вдруг показалось, что трон находится на расстоянии нескольких лье.

Оба мужчины преклонили колени и коснулись лбами кромки мантии. Пьер остался на коленях, а сэр Джон поднялся.

— Кого вы привели к ногам Давида, императора правоверных римлян, самодержца всего Востока, Иберии и Заморских провинций? — спросил герольд.

— Пьера, — ответил сэр Джон.

Определенно это был самый короткий титул, когда-либо произносившийся во дворце. Вельможи, находившиеся в комнате, вытянули шеи, чтобы лучше разглядеть молодого франка с односложным именем, который был столь велик или столь ничтожен, что ему, как святому отцу или слуге, было достаточно простого имени. Большинство присутствующих решило, что это какая-то новая мода, выдуманная непостижимыми европейцами.