Страница 34 из 55
— Чтобы быть хорошим солдатом?
— Ну да.
Стахурский задумался. Был ли он хорошим солдатом? Кто из его боевых друзей был хорошим солдатом? Стояли насмерть. Умирали в боях. Стремительно наступали и совершили победоносный марш по Европе. Как это произошло? Что необходимо для этого?
Он глядел на спутницу и снова видел Марию. Была ли Мария хорошим солдатом, когда ей приходилось оставаться одной в бою, в разведке, на диверсии? Под Малышевом, когда отряд отходил, она осталась с группой прикрытия — все бойцы группы пали в бою, и она одна, не отходя от пулемета, прикрывала отступление, пока последний партизан не перешел на противоположный берег реки. Десятки раз она ходила в разведку одна в тыл врага. В Мукачеве сожгла четырнадцать цистерн… Как она стала хорошим солдатом?
Стахурский раздумчиво сказал:
— Я думаю, для того, чтобы выиграть бой одному, надо готовиться к бою вместе со всеми. Один побеждает, если воюет не один.
Девушка внимательно выслушала и ничего не сказала. Она задумчиво глядела в окно. Бесконечные пески тянулись под крылом самолета до самого горизонта. Пустыня теперь была так однообразна, что казалось, самолет повис в воздухе и стоит на одном месте. На ослепительно синем, точно твердом небосводе ни единого облачка. Вокруг раскинулся простор, но ощущения простора не было. Неужели они на самом деле летят над дном будущего озера, которое сотворят люди? Знойное солнце согреет эти благодатные воды, и в глубине их зародится жизнь — появятся водоросли, к ним прилепятся черепашки, поплывут рыбы, птичьи стаи зашумят в прибрежных камышах, а вокруг в зеленых степях поднимутся буйные травы и кудрявые сады, на пастбищах круглый год будут пастись отары тонкорунных овец, табуны сильных степных коней, стада тучных коров. И будут сюда прилетать на зимовку птицы из северных стран… Так сотворение нового мира произойдет не в течение тысячелетий, а в считанные дни, волей и руками большевиков.
— Вы из Сталинграда? — спросил Стахурский.
— Да, — ответила девушка. — Отца эвакуировали сюда в сорок втором году. Он инженер. И во время эвакуации работал тут, на строительстве. Я тогда училась в седьмом классе. Мы приехали в такую же пустыню, как эта, строительство только начиналось, рабочие жили в палатках и юртах. Но через полгода первая шахта была готова. Теперь у нас там обогатительная фабрика, электростанция, рабочий поселок, пруд, парк культуры и отдыха и даже оранжерея. Все это возникло у меня на глазах, и я теперь чувствую себя там совсем как дома.
— И не тянет вас в Сталинград, домой?
— Ах! Я уж привыкла, что домой — это на наши копи. Знаете, может, это и хорошо, что я девочкой еще попала сюда, в эти просторы. Здесь появляется какое-то особенное ощущение родной страны. Будто весь мир принадлежит именно тебе. Волга, Сталинград, Москва — это же совсем не так далеко отсюда. Сел и полетел! Зато они отсюда кажутся еще значительнее. И потом: разве не всюду наша родина? Разве не те же чувства волнуют советских людей на берегах Тихого океана или в Карпатах?
— Верно… На океане я, правда, не был, зато в Карпатах я это ясно чувствовал.
Девушка помолчала.
— Сначала я очень тосковала о доме, особенно о Волге. Не могу без воды… Я хорошо плаваю, — похвалилась она, — и уже заранее влюблена в наше будущее море и думаю организовать яхтклуб. Правда, море будет километрах в пятнадцати от нас, но это пустяки. У меня есть велосипед, и у нас, конечно, будут мотоциклы и автомобили.
— И самолеты, — улыбнувшись, прибавил Стахурский.
— И самолеты, — серьезно повторила девушка. — Здесь так чудесно летать, над этими просторами… завтракать на одном конце пустыни и ужинать на другом. — Она засмеялась. — И нет ничего приятнее, чем строить на пустом месте, — там, где ничего не было, воздвигать города. Чувствуешь себя всемогущим хозяином земли. Вы представляете себе?
— Я инженер-строитель.
— Что вы говорите! — обрадовалась девушка. — А я решила стать биологом, селекционером. Правда, неожиданная профессия в песках Голодной степи?
— Почему? — возразил Стахурский. — Если учесть ближайшие перспективы преобразования пустыни в поля и пастбища, эта профессия очень нужна.
И вдруг Стахурский спросил:
— Скажите, вы не знаете случайно картографа геологической экспедиции Марию Шевчук?
— Марию? Ну, конечно. Парторга геологической группы! — глаза ее сверкнули. — Это вы к ней и летите по личному делу?
— К ней, — подтвердил Стахурский.
Он: глядел прямо в глаза девушке, стараясь задержать ее взгляд, чтобы она не посмотрела пристальнее на его лицо: он чувствовал, что румянец заливает ему щеки. Он сердился за это на себя. Эта девушка знает Марию, быть может, только вчера видела ее, — от этого он чувствовал и Марию уже совсем близко. Она уже стояла между ними — вот тут, между их глазами, связанными одним взглядом, стояла живая, ощутимая Мария!
— Меня зовут Валя, — сказала девушка.
— И вы давно ее видели?
Он ждал ответа с внутренним волнением, будто от того, когда Валя видела Марию, зависело решение всей его судьбы.
Но Валя не ответила на его вопрос.
— Вы — Стахурский! — вскричала она. — Комиссар партизанского отряда. Мария столько мне рассказывала о вас! — В глазах Вали светилось радостное волнение.
Стахурский хотел повторить свой вопрос, но Валя не дала ему сказать ни слова.
— Вы — Стахурский, Стахурский! — крикнула она и даже захлопала в ладоши. — Теперь я узнала вас! Пусть же вам, бывшему командиру Марии, будет известно, что вашу Марию все здесь страшно любят. Она такая хорошая, такая веселая, и у нее такая героическая жизнь. У нас тут она единственная партизанка, как бы живая история партизанского движения во время Великой Отечественной войны! Вы думаете, что ее, новичка, только-только приехавшую сюда, так сразу и сделали бы парторгом, если бы не ее героическое партизанское прошлое?
Стахурский краснел все больше и больше. Если любишь, что может быть лучше, чем говорить о человеке, которого ты любишь? Лучше только одно — слушать, как о твоем любимом говорят хорошее.
Валя внезапно прервала себя и грустно вздохнула:
— Ах, вы никогда не поймете, как досадно тому, кто не участвовал в войне!
Стахурский взял Валину руку.
— Не огорчайтесь, Валя. Мы и сейчас бойцы. Надо сделать так, чтобы никто не мог напасть на нас или, напав, свернул себе шею. Мы с вами настоящие солдаты.
Валя пожала ему руку.
— Вы так хорошо сказали, что теперь я… больше себя уважаю.
Они смотрели друг на друга, ощущая и неловкость за проявление своих чувств, и радуясь простоте, которая установилась между ними.
Валя сказала задушевно:
— Вот сразу видно, что вы были на войне. Вы так хорошо понимаете все на свете.
— Ну, — сказал Стахурский, — это потому, что вы так здорово рассказали мне про открытие новых земель.
Валя засмеялась.
— А теперь мы уже говорим друг другу комплименты.
Потом он уже просто, не краснея, как близкого человека, снова спросил:
— Вы давно видели Марию?
— Недели две назад. Она приходила на шахты, на могилу матери. — Валя нахмурилась. — Так страшно погибла ее мать. Ее похоронили возле шахты. Наши девушки украшают цветами могилу — летом степными, а зимой — оранжерейными.
— Мария не писала мне подробностей, — сказал Стахурский. — Ей это было бы больно. Вы не знаете, при каких обстоятельствах погибла ее мать?
И Валя рассказала Стахурскому про гибель матери Марии. Валя училась у нее в школе. Когда постройка шахты была закончена и начался набор персонала, учительница Шевчук пошла со всеми работать на шахту. В последние дни войны на шахте вдруг произошел взрыв и возник пожар. Мариина мать и еще несколько рабочих бросились к месту взрыва, чтобы воспрепятствовать распространению пожара. Но тут произошел второй взрыв, и они все погибли.
— Два взрыва? — переспросил Стахурский.
— Да, — ответила Валя, — эта была диверсия. Фашистские диверсанты пробрались даже сюда, на строительные объекты в далеких степях Казахстана.