Страница 33 из 55
Порой Стахурскому казалось, что все это ему снится. Неужели он летит к Марии?
Девушка молча сидела в кресле, слегка прижмурив глаза.
— Нам долго лететь до шахт? — спросил Стахурский.
— Три часа, — ответила девушка. Она раскрыла глаза и улыбнулась. — По этой трассе я уже налетала десятки тысяч километров, по крайней мере раз в неделю мне приходится совершать этот рейс. Это наша единственная связь с обкомом. Вы, должно быть, привыкли, что обком у вас за углом, на соседней улице? А у нас соседняя улица находится за пятьсот километров, а сто километров — это сразу же за углом. К этому скоро привыкаешь, — успокоила она Стахурского. — Вы к нам на шахты?
— Нет, мне нужна экспедиция.
— Ах, вы геолог?
— Нет.
— Географ?
Стахурский отрицательно покачал головой.
— Ну, ирригатор?
— Нет, нет…
— Значит — корреспондент?
— Не угадали.
— Уполномоченный ЦК? Или министерства?
Стахурский смутился и уклончиво сказал:
— Не стоит гадать. Я приехал по личному делу.
Девушка с еще большим любопытством взглянула на Стахурского. По каким же личным делам летают в пустыню, за тридевять земель? Но она не решалась расспрашивать. Она посмотрела в окошко и сказала:
— Река Талас. Скоро кончится зеленая степь и начнется мертвая пустыня. Потом будет Чу и наши места.
Стахурский тоже посмотрел вниз. Тоненький шнурок, словно нитка из голубого гаруса, извивался среди смарагдовых полей.
И сразу зеленый простор прервался. Потянулись серые пространства, лишь кое-где проступали в них зеленые островки: это последние кустики бурьяна еще боролись с песками. Под крылом самолета кустики были похожи на недозревшие зерна мака, разбросанные по небеленому суровому холсту. И здесь прозрачность воздуха была необычайна: с высоты в несколько сот метров отчетливо вырисовывался каждый куст на земле. Но они попадались все реже. Иногда в унылой желтизне песков возникали светлые пятна, блестевшие точно лакированная кожа, круглые, как тарелки с выщербленными краями.
— Это высохшие озера, — сказала девушка на вопросительный взгляд Стахурского. — Они еще не совсем пересохли. Видите, посредине блестит вода.
Вода в центре озер казалась черной, как смола.
— Тут еще встретятся заросли саксаула, а потом только пески до самой Чу, и дальше уже Бет-Пак-Дала. Там нет ни отар, ни табунов, и на протяжении тысячи километров вы не встретите юрты — до Балхаша на восток и Джезказгана на запад.
Непривычно звучали для Стахурского эти названия. Он прошел пешком пол-Европы и слышал немало языков и наречий: и звучную славянскую речь, и гортанный говор немцев, но он еще ни разу не слышал громко произнесенных казахских слов. Он много стран видел за свою военную жизнь, но ему никогда не приходилось бывать в Средней Азии. И особое удовольствие доставляло сознание, что он летит над необъятными просторами нового для него, но тоже родного края. Он испытывал радость в дни войны, когда летал над землей, отвоеванной у противника. Но это была радость победы. А сейчас он переживал спокойную радость встречи с родной страной. И хотя он летел над песками пустыни, они были милее сердцу, чем цветущие долины чужой стороны…
Девушка неожиданно прервала его раздумья:
— Вы уже читали о новых ирригационных системах и росте посевных площадей в Казахстане? Все это находится в непосредственной связи с проблемой Чуйского моря.
— Чуйского? Я что-то не слыхал. Разве есть такое море?
Девушка засмеялась, но тут же прервала смех и неторопливо объяснила:
— Сперва появляется объект, а потом уже слово, как название этого объекта. Так нас учили в школе. Но это было давно. Теперь у нас все по-иному: слова рождаются раньше предметов. Чуйского моря еще нет на земле, но его название уже существует. Море будет немного позднее. Мы летим над его будущими берегами.
Стахурский был смущен — он никогда не слышал об этом море ни в прошлом, ни в будущем.
Девушка заметила его смущение и поспешила прийти на помощь.
— Об этом море ничего не написано в учебниках географии. Оно известно только геологам и географам. Его строит профессор Яковлев.
— Это звучит странно — строить море…
Они говорили очень громко, точно спорили, чтобы преодолеть гул мотора. Девушка с увлечением продолжала:
— Река Чу вытекает из ледников Ала-Тау. Но ледниковые воды текут не только по руслу Чу, а по всей низменности, по земле и под землей, просачиваясь сквозь песчаные слои. На западе они выходят на поверхность после весеннего паводка, и их накапливается столько, что они затопляют на десятки километров западную окраину Бет-Пак-Далы. Эти воды надо задержать, не позволить им теряться в песках, — вот вам и море.
— Озеро?
— Ну, озеро! Мы привыкли романтически именовать это морем.
— Да… Но ведь придется построить гигантскую дамбу, чтобы задержать такую массу воды.
— Ничего подобного! — горячо возразила девушка. — В низовьях Чу, разделяя ее на три части, поднимаются гребни подземного каменного хребта. Он преграждает водам подземные пути, оттого они и выходят на поверхность, а на поверхности этот каменный пояс окружает огромную котловину площадью в тысячу квадратных километров. Надо будет возвести только две небольшие дамбы в полтораста и двести метров, чтобы закрыть два узких прохода в горной цепи, — и дно моря готово.
Стахурский глядел на вспыхнувшее от возбуждения лицо девушки, и в груди его нарастало волнение. Рассказ о будущем море действительно был волнующим, но его волнение увеличивалось еще от того, что девушка чем-то напоминала ему Марию. Ведь через несколько часов и Мария с такой же горячностью будет ему рассказывать о своих странствиях в пустыне и открытиях экспедиции, с такой же страстью нарисует лучезарные перспективы расцвета ныне мертвой пустыни Бет-Пак-Дала. И в словах не умолкавшей спутницы он слышал голос Марии:
— Воды этого моря оросят пятьдесят тысяч гектаров пустыни, на которых зацветут нивы, плантаций, сады и виноградники. Вокруг на сотни километров зазеленеют пастбища, такие, как под Джамбулом. Геологи наступают целыми отрядами на будущий водоем со всех сторон и уже зашли ему в тыл — под землей. Река Чу взята в кольцо, и ей уже не вырваться из окружения! — Девушка снова засмеялась. Взгляд ее скользнул по орденским ленточкам на груди Стахурского, — она говорила словами, понятными ветерану войны. Она говорила словами Марии.
— А вы геолог? — спросил Стахурский.
— Нет.
— Но работаете в георазведке?
Девушка сказала смеясь:
— Теперь вы будете гадать. Нет, я комсорг на шахтах.
— Но вы так хорошо информированы во всех геологических проблемах!
— Мне приходится делать доклады о пятилетке на собраниях молодежи и в пионерских отрядах. Только не подумайте, что я репетировала свой будущий доклад. Я просто увлеклась, и если утомила вас своей болтовней, простите…
— Я вам очень благодарен, — сказал Стахурский. — Было так интересно слушать вас. А ваше увлечение мне вполне понятно. Так бывает и с нами, бывшими фронтовиками: не заметишь, как увлечешься и при первом же знакомстве начнешь рассказывать о какой-нибудь военной операции, в которой приходилось участвовать.
Девушка погрустнела:
— А я так и не побывала на войне. В годы войны была еще слишком мала, и теперь вот неловко: все окружающие воевали, а я — нет.
— Ну, вы еще свое отвоюете, — утешил ее Стахурский.
— Вы думаете, скоро опять будет война?
— Не знаю… Мы делаем все, чтобы ее не было. Но я имел в виду другое…
— А вся эта атомная дипломатия в Америке? — перебила его девушка. — Я выбиваю двадцать из двадцати пяти возможных.
Стахурский усмехнулся.
— Почему вы смеетесь? — обиделась девушка.
Но она сразу же заговорила с прежним дружелюбием:
— Ну скажите мне… Вот вы воевали и, видимо очень хорошо… — Она кивнула на орденские ленточки Стахурского. — Скажите же мне: какие качества нужны, чтобы стать хорошим солдатом? Я понимаю: когда все идут в наступление, идешь и ты, рядом с боевыми товарищами ты смел и отважен. А вот если останешься один лицом к лицу с врагом? Что тогда нужно, чтобы с честью выполнить воинский долг?