Сказители

Мэн Лян заговорил без предисловий:

– Послушайте, вам нужно подумать о Сюлянь. Она уже выросла, сейчас у нее самый опасный возраст. Она еще не все понимает, а у нее ни родной матери, ни друзей. Дафэн вышла замуж, и теперь у нее нет даже подруги- сверстницы. Сюлянь может стать жертвой какой-нибудь интриги, завести дурное знакомство, научиться плохому. Такое происходит быстро.

Баоцин смотрел на Мэн Ляна и готов был пасть ниц перед ним. Как мог он угадать то, что и его тревожило дни и ночи?

– Господин Мэн, я как раз хотел поговорить с вами об этом. С тех пор как Дафэн вышла замуж, я очень переживаю и не знаю, как поступить. Как бы там ни было, но я должен следить за Сюлянь. Но как за ней уследишь?

Я

всегда говорил себе, что тут только вы можете что-то посоветовать. Вы не будете смеяться надо мной?

Глядя Баоцину прямо в глаза, Мэн Лян медленно, четко н твёрдо спросил:

– Вы уже приняли решение не продавать ее ни в коем случае?

– Конечно. Я думаю, что еще несколько лет она может мне помогать, а потом выйдет замуж за приличного молодого человека.

Мэн Ляну стало смешно.

– Вы в самом деле не намерены отдать ее за деньги? Вы думаете подыскать для нее молодого человека, который пришелся бы вам по душе, и выдать ее за него? А вы ничего не упустили?

– Упустил? – Баоцин был заинтригован.

– Любовь. У молодых Людей должно возникнуть чувство любви

– Любовь? А что такое любовь? Вся эта ерунда, которую показывают в кино? С этой любовью молодые люди сегодня женятся, а назавтра расплевываются. По мне, так можно и без нее.

– Значит, вы не одобряете любовь?

Баоцин помедлил в нерешительности. Он не хотел обижать Мэн Ляна. Мэн Лян – ‘Человек из театра. Его образ мыслей не такой, как у богатых людей высшего сословия. Он решил послушать Мэн Ляна, а потом уж высказать собственные соображения.

– Я знаю, что вы не одобряете самостоятельный выбор жениха или невесты потому, что не понимаете, что мужчина и женщина должны любить друг друга. – Мэн Лян вошел во вкус. – Однако вы все же постарайтесь понять. Не Забывайте, времена меняются, нужно идти в ногу со временем. К вам или ко мне любовь уже не имеет никакого отношения, но для молодого поколения она, возможно, важнее, чем пища. Любовь – это жизнь. Теперь молодые люди понимают, что человеку необходима любовь. Никто не может им запретить говорить про любовь. Их не остановишь, и не нужно останавливать; Вы – отец и имеете право выдать ее замуж. Но что в этом хорошего? – Мэн Лян подождал, внимательно глядя на Баоцина. – Приняв решение не продавать ее, вы поступили очень верно. Но этого недостаточно. Почему бы не довести дело до конца? Сделать ее независимой, пусть получает образование и сполна пользуется свободой. Надо, чтобы она, как и современная молодежь, имела возможность развиваться.

Баоцин молчал. Он уловил в тоне Мэя Ляна оттенок порицания, и ему было обидно. То, что Сюлянь не продали в наложницы, в актерской среде уже само по себе считалось событием революционным. Он собирался выдать ее замуж за приличного молодого человека, и это он тоже считал делом весьма незаурядным. И этого мало? Мэн Лян еще хочет, чтобы она свободно любила н сама выбирала себе жениха! В глазах Баоцина свободная любовь была не чем иным, как теми же шашнями Циньчжу. Просто на этом не зарабатывают, как проститутки, денег. При этой мысли Баоцин покраснел.

– Ваши затруднения мне понятны. – Мэн Лян снова стал его успокаивать. – Человеку очень нелегко менять свои взгляды. Сила привычки, сложившейся в течение многих поколений, не может быть уничтожена сразу.

– Я не консерватор, – сказал Баоцин уверенно и смело. – Но, конечно, и не новатор, мое место где-то посередке.

Мэн Лян кивнул.

– Я хочу спросить вас. Ваша жена не любит Сюлянь и не занимается ею. Вы заняты работой н не можете с утра до вечера быть рядом с ней. А если в один прекрасный день она сбежит, что вы будете тогда делать?

– Она и так уже потихоньку бегает смотреть фильмы.

– Правильно. Это и есть ваша ошибка, брат. Вы боитесь, что она научится дурному, не хотите, чтобы она путалась с другими девушками-певичками. У нее нет друзей, она не бывает в обществе, ей не хватает опыта. Она стала узницей ваших старых взглядов. Как быть? Очень возможно, что ей ужасно скучно и она убегает из дома, чтобы развлечься. Ваша обязанность сделать из нее честного человека, чтобы она на собственном опыте познала жизнь. Когда у нее появится порядочный друг, жизнь ей покажется интересной и осмысленной, и тогда ежа не убежит.

– Что же я для этого должен сделать? – спросил Баоцин.

– Отправить ее в школу. Не столь важно, что она будет там изучать. Главное, чтобы она имела возможность завести порядочных друзей, научилась бы правильно относиться к людям, набралась бы житейской мудрости. Только тогда она станет взрослой.

– А то, что вы ее учите, этого недостаточно?

– Конечно, нет. К тому же я и не смогу продолжать с ней занятия, я могу в любой момент уехать.

Баоцин совсем был сбит с толку.

– Что вы говорите? Зачем уехать?

– Мне грозит опасность, здесь не так уж спокойно.

– Я не понимаю. Кто может причинить вам вред? Кто может с вами чего-нибудь не поделить? – Баоцин тут же совершенно позабыл о Сюлянь. Такой задушевный друг собирается уехать, расстаться с ним просто невозможно.

Мэн Лян засмеялся.

– Я ничего дурного не совершил, и на сей момент никто не может причинить мне вреда. Но я человек новых взглядов и всегда выступал против того, что твердит правительство, выступаю против феодального господства Чан Кашли.

– Я не понимаю, какое отношение имеет феодальное господство к вашему отъезду?

Драматург покачал головой, глаза его блестели, вопрос Баоцина его забавлял.

– Вот видите, вы совершенно не в курсе того, что происходит кругом. Вы уже отстали от эпохи. Брат, война, которую ведет Китай против Японии, не такая простая штука. Тут все очень сложно. Война ведется и на внешнем, и на внутреннем фронте. Столкновения между новой и старой идеологией не стали слабее оттого, что идет война. И хотя в стране давно уже республика, феодальные силы по-прежнему еще существуют. Мы сейчас ведем две войны. Одна началась сорок лег назад, другая – совсем недавно, это война против агрессора. Какая война окажется важнее, никто точно сказать не может. Я писатель, драматург. Моя обязанность состоит именно в том, чтобы выдвигать новые идеалы, новые взгляды, новые пути, новые доводы. Новая и старая идеология всегда находятся в противоречии. Я тут задел старую систему, которая готова вот-вот развалиться, но эта система еще не утратила способности пожирать людей. Правительство обратило внимание на театры. Многие уже арестованы за свои прогрессивные убеждения. Властям не нравятся думающие люди, поэтому все то, что я написал, взято на заметку. Рано или поздно меня сцапают. Я ни в коем случае не должен позволить им заткнуть мне рот. А не схватят меня, так прикончат.

Баоцин положил руку на плечо Мэн Ляна.

– Не печальтесь, господин Мэн. Если они и в самом деле вас схватят, я обязательно найду способ вызволить вас.

Мэн Лян громко рассмеялся.

– Дорогой друг, все это не так просто. Спасибо вам за добрые чувства. Вы не можете мне помочь. Я выбрал этот путь по своей воле и буду идти им до конца. Я при желании вполне мог стать чиновником, имел бы деньги и впасть. Но я не хочу, мне не нужны их вонючие деньги. Мне нужна свобода слова. В некотором отношении передо мной и Сюлянь стоят одни и те же проблемы. Мы оба боремся за то, что вы не можете себе уяснить. Скажу вам, брат, еще вот что. Отныне лучше не исполнять сказы, которые я написал для вас. Чтобы вам было меньше хлопот, я старался как мог не употреблять в них резких фраз, однако, что ни говори, эти сказы все же прогрессивны, могут воодушевлять людей, призывать молодежь к действиям. Гнилые силы уже озабочены своим будущим. Мы должны мобилизовать народ на войну сопротивления, отомстить за пролитую кровь и слезы. А чанкайшисты ждут лишь восхвалений их заслуг и слепого повиновения.