Сказители

Хуже было то, что среди молодых людей, которые •приходили спозаранок, был и начальник участка. Он был приятной наружности, но когда начинал смеяться, тут же выявлялись все его босяцкие замашки; к тому же он был большим охотником до женщин. Он приходил, плюхался тут же на стул и, держа во рту зубочистку, впивался взглядом в дверь комнаты. Однажды было так, что один из самых распущенных юнцов встал и без всяких слов вошел в спальню Сюлянь, когда та еще спала. Остальные пошли за ним.

Баоцин, увидев, что все они уставились на Сюлянь, стал складывать руки в почтении, кланяться, сопровождая это потоком самых вежливых слов. Он стал говорить, что Сюлянь очень устала. Вечером она выступает, а днем должна хорошенько выспаться. Они были недовольны, но вышли и стали дожидаться ее в гостиной. В душе у Баоцин, а все кипело от злости, но он улыбался вместе со всеми, с трудом сдерживая гнев. Вот это и есть человеческая жизнь, это и есть заниматься искусством.

Если бы тетушка Фан его поддержала, замолвила словечко, картина была бы совсем иной. Она по крайней мере могла бы сказать этим подонкам, что Сюлянь всего лишь актриса и не больше. Но она не делала этого нарочно. В отношении Сюлянь у нее были свои расчеты.

Сюлянь чувствовала себя ужасно неловко оттого, что мужчины пялили на нее глаза. Она знала, что у этих людей нет ничего хорошего на уме, и потому не удостаивала нх вниманием. Стоило перешагнуть порог, как перед глазами появлялся весь этот сброд. Она всегда просила, чтобы ее сопровождала Дафэн, но та не соглашалась. Зачем ходить вместе с младшей сестрой, которая была красивее ее. Она понимала, что находившиеся в гостиной мужчины пришли посмотреть на сестру, а ее в упор не замечали. Поэтому Дафэн всегда велела Сюлянь выходить из комнаты одной. И это было вполне объяснимо: сестра, которая невесть откуда взялась, была лишь забавой для мужчин, а она, Дафэн, была девушкой с достоинством.

В конечном счете Сюлянь приходилось выходить одной, как на сцену. Не глядя по сторонам, она проходила через гостиную и оказывалась в комнате матери. Она не осмеливалась даже взглянуть в сторону этих мужчин, зная точно, что стоит ей так поступить, как они тут же ее окружат.

Встать рано и пройти через комнату было для Сюлянь сущим мучением. Она отлично понимала свое положение – девочки без отца и матери, обыкновенной исполнительницы сказов. Самое большое, на что она могла рассчитывать со стороны матери, это на чуть более приветливое к себе отношение. О нежности и ласке не могло быть и речи. Становясь взрослой, она нуждалась в чьей-нибудь ласке и лелеяла надежду, что появится человек, который сможет поддержать ее советом,

Сюлянь взрослела, у нее стала расти грудь, халат уже не мог скрыть мягкие линии ее фигуры. Она нуждалась в человеке, который мог бы защитить ее, утешить, повести за собой. По многим вопросам она собиралась поговорить с тетушкой, но не осмеливалась. Но кто же тогда мог с ней поговорить?

Всякий раз когда Сюлянь, проходя через полную народа гостиную, направлялась к матери, она втайне надеялась встретить ее в добром настроении, но тщетно.

– Пойди поприветствуй своих гостей, дрянь, – говорила она громко и грубо. Сюлянь стояла неподвижно и улыбалась. Ей ничего не оставалось, как вернуться в свою комнату и вспоминать то прекрасное время, когда она была десятилетним несмышленышем. Сюлянь хотелось, чтобы все приметы ее физического созревания исчезли.

Она видела, как мужчины пристают к девушкам, которые исполняют сказы, – трогают их за щеки, щиплют за ноги. Она знала, что некоторые девушки без разрешения родителей убегали с мужчинами. Она знала также, что существуют некоторые способы зарабатывать деньги, но не имела ясного представления, в чем же их суть. И немудрено, что защиту Сюлянь искала у отца. Для нее Баоцин был и отцом и матерью, да еще руководителем

труппы

и учителем. Если она слышала, что девушка из такой-то семьи убежала с мужчиной или с таким-то мужчиной переспала, она ощущала во всем этом некую таинственность. Если же такие новости сообщались шепотом, ей еще больше хотелось во всем разобраться.

Сюлянь обратила внимание на то, что каждый раз после представления некоторые исполнительницы сказов бывают очень милы с мужчинами и получают от них дорогие подарки. Она спросила Дафэн, почему мужчины хотят их пощупать и дарят им подарки. Сюлянь рассчитывала, что Дафэн – девушка с достоинством, должна знать. Но Дафэн только краснела и молчала. Тогда она спрашивала Циньчжу. Та зарабатывала деньги, путаясь с мужчинами. Но Циньчжу лишь похихикивала и говорила:

– Ты еще маленькая, а дети не должны обо всем расспрашивать.

Оставалось спросить у Баоцина. Задавать такие вопросы отцу было не так-то легко. Когда же она, набравшись храбрости, все же спрашивала, Баоцин начинал краснеть. Ей никогда не приходилось видеть отца в таком неловком положении. Она никогда не забудет, как однажды отец мучительно нахмурил брови, озабоченно почесал руке свою бритую голову и, немного помолчав, сказал:

– Дочка, не спрашивай об этом. Все это очень низко, ты не должна об этом думать.

Сюлянь была недовольна. Она услышала в голосе отца нотки осуждения и тоже покраснела. Но не сдавалась.

– Папа, – выпалила она. – Если все это так низко, то, значит, и то, чем мы занимаемся, тоже низко? Я знаю многих девушек, которые этим занимаются.

– Так было раньше, – сказал Баоцин. – Раньше люди с презрением относились к исполнителям музыкальных драм и сказителям, но еще хуже было оставаться рабом или просить милостыню. Теперь же все изменилось. Если бы мы сами поступали правильно и жили достойно, то и люди не посмели бы относиться к нам с презрением. – Сюлянь на мгновение задумалась. Отец никогда не говорил ей, что общественное положение сказителей когда-то было иным. Он лишь часто повторял, что исполняемые ими сказы дошли до сегодняшнего дня через тысячелетия, передаваясь из поколения в поколение.

– Папа, отчего бы нам не заняться чем-нибудь другим? – спросила она.

Баоцин не ответил.

Сюлянь в глубине души считала, что занимается делом недостойным и никогда не сможет выйти в люди. Как-то, войдя в гостиную, где было полно мужчин, она твердо решила вести себя более раскованно и посмотреть, что из этого получится. Однако, подняв голову и увидев стоящего в дверях отца, она испугалась и, как мышка, скользнула обратно в спальню. Там она просидела до самого вькода на сцену, играя сама с собой в кости. Спускаясь вниз по лестнице, Сюлянь заметила, что в гостиной ее все еще ожидали два поклонника.

Тетушка Тан приходила, как и прежде. Она прекрасно понимала, чего ждут эти мужчины, и однажды, решив позабавиться, стала ухаживать за ними. У нее возникла идея отомстить семейству Фан. Они хоть и друзья, но в некоторых вопросах были непримиримы. Все Фаны разбойники, им лишь бы обмануть. Она посоветовала этой своре мужчин не скупиться, если они хотят заполучить в руки Сюлянь. Во-первых, терпение, во-вторых, деньги.

Она просчиталась. Баоцин на это не клюнул. Когда дело касалось Сюлянь, он не мог молчать. Однажды он так рассвирепел, что от злости лицо его побагровело и голос задрожал.

– Прошу, – сказал он. – Если вы пришли к нам, то прошу посидеть в комнате моей жены. Я не нуждаюсь в том, чтобы вы принимали гостей вместо меня.

Тетушка Тан засмеялась. Она щелкнула пальцами и закудахтала, как старая курица, снесшая яйцо с двумя желтками.

– Хе, хе, я помогаю вам принимать дорогих гостей, а меня еще и обвиняют, – сказала она громко. – Пусть я виновата, но зато им неплохо.

Баоцин с ненавистью

впил

ся в нее глазами.

–

А мне не нравится, что вы так поступаете, – сказал он. – Я попрошу вас запомнить, здесь не публичный дом. Здесь театр – место, где продается искусство.