Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18



—Идёт!

—По рукам, значит?

—По рукам.

—Ну, а сейчас иди домой. Тебя, верно, мать ищет. До свиданья, Аман.

—До свиданья.

В дверях Аман задерживается. Он оборачивается к директору и говорит не очень уверенно, но с горячей мольбой:

—А если я длинное-предлинное стихотворение выучу? Если я его без запинки прочту? Если я всегда чистый буду — и руки, и уши... вы мне расскажете про трактор? Как он работает и почему?

БАТЫР

I

Батыр не спускал глаз с морщинистого, безобразного лица старухи. Когда она говорила, то смешно выпячивала губы, и нос у неё при этом шевелился.

Трудно было угадать, какие мысли таились за её масляными чёрными глазками. Они бегали по сторонам, будто всё время что-то отыскивали. Подростка насторожило уже одно то, что знахарка Боссан вошла к ним, как к себе домой. Она сразу же уселась на самое почётное место и открыто, без стеснения, обшарила взглядом всё небогатое убранство старой, закопчённой кибитки.

Батыр насупился и мысленно поклялся, что ни за что не подпустит знахарку к себе; он уже ненавидел коричневые, как у мумии, крючковатые пальцы старухи, даже, казалось, чувствовал их холодное прикосновение на своём теле. Но боль в боку и пояснице всё сильнее давала о себе знать и заставляла его примириться.

А его мать, Дурсун, расспрашивала между тем знахарку:

—Как же вам удалось вылечить язык у ребёнка Гиджено-вых? Ведь он был у него весь обварен!

— О, я многих вылечила за свой век, — ответила старуха. — Обваренный язык для меня пустяк: я даю напиться тех помоев, которые выливают в посудину белого мордастого пса, и всё проходит.

Мать Батыра всплеснула руками:

—И как только такое простое лекарство могло прийти вам в голову, Боссан-эдже? 1

—Не удивляйся, моя дорогая: всевышний создатель напускает болезнь, и он же указывает лекарство. — Знахарка при этих словах закатила глаза к небу, будто она и в самом деле могла увидеть там бога, который якобы помогает исцелять больных, и добавила: —Вчера я целый день провела у Гарнаковых: у их дочки развязался пупок. Я так намучилась с ней, так намучилась...

Похоже было, что этому разговору не будет конца. Батыр давно перестал слушать. Женщины тараторили без умолку. Наконец Дурсун сказала:

—Боссан-эдже, мой мальчик жалуется на боль в животе. Стоит ему поднять что-нибудь тяжелое или просто пробежаться, и боль усиливается. Я вам скажу больше того: покушает он

дыню или арбуз, выпьет кружку воды — сразу же начинаются схватки.

—И давно это у него?

—Около двух лег.

—И ты ничем его не лечила?

—Как можно было не лечить...

—И ничего не помогло?

Дурсун взглянула на знахарку полными слёз глазами и перевела их на Батыра.

—Боссан-эдже, чего не скрываю от бога, тою не скрою и от вас, — вздохнув, сказала она. — Конечно, какие-нибудь талисманы и помогли бы ему, да он о них и слышать не хочет! Стоит мне украдкой зашить в его одежду талисман, как он туч же находит его и выбрасывает с такой яростью, точно кому-то хочет этим отомстить...

Знахарка скосила на Батыра глаза. За редкими ресницами блеснули выпученные белки. Лицо старухи стало ещё более свирепым, по нему пробежала судорога, отчего рот её перекосился. Батыру вспомнилась ведьма из старинных сказок.

—Чтобы вылечить мальчика, — продолжала мать, — я заставила его выпить воду, которой мыл руки старик Аман-ишан. Люди говорят, что он шесть раз переходил вброд Аму-Дарью и способен исцелять. Я клала на больной живот Батыра блин, поджаренный на сливочном масле, давала выпить со сладкой водой сорок плевков, пойло собаки — и ничто ему не помогло. Не стало ему легче и от припарок из помёта ишака и коровьего кизяка! Теперь одна надежда на вас, Боссан-эдже. Я верю, что наконец-то мой сын станет здоровым...

Знахарка шмыгнула мясистым носом и, прикрыв рот ладонью, сделала вид, будто глубоко задумалась. Спустя минуту она медленно подняла красные веки, и на её лбу собрались морщины.

Батыр пристально следил за каждым движением лица старой знахарки и не мог понять, на самом ли деле она думает о его болезни или разыгрывает комедию. Боссан в это время провела растопыренной пятернёй по волосам, и они нависли над её хищным лицом длинными космами. Батыру на самом деле стало страшно; он прижался спиной к деревянной решётке кибитки и затаил дыхание.



—Не было ещё дома, откуда Боссан не прогнала бы хворь! — глухим, замогильным голосом пробормотала знахарка, направляясь к Батыру. — Если бог смилостивится над нами, если услышит мольбу нашу, то и наступит исцеление больного от недуга его...

Она поднялась на возвышение, где лежал мальчик, и стала закатывать рукава халата. Потом опустилась на колени, подняла на животе Батыра рубаху.

—Не мои руки касаются твоего живота, а самого Лукмана , — прошептали её губы, и мальчик вздрогнул от прикосновения потных рук знахарки.

Старуха молча и долго ощупывала больного. Когда она неосторожно причиняла ему резкую боль, Батыр не вскрикивал, а лишь крепче стискивал зубы. Он не хотел показать знахарке малодушие — ведь он, как говорила ему мать, уже настоящий мужчина! Пальцы старухи не отличались нежностью, и мальчик вскоре искусал себе все губы.

Мать Батыра, не дыша, следила за Боссан. Она ждала от старухи чуда. «С помощью Боссан-эдже болезнь уберётся из тела мальчика,—думала она.—Назад она уже не найдёт дороги».

И когда Батыр особенно резко вздрогнул под руками знахарки и простонал, мать решила, что эта видавшая виды старуха вытащила у её сына закоренелую болезнь. I

—У твоего мальчика нет никакой опухоли, — сказала, поднимаясь, знахарка.

Лицо матери просияло. Она протянула старухе руки:

—Поздравь же меня, Боссан-эдже! Скажи, что у моего Батыра теперь нет болезни!

—Бог даст, выздоровеет. Но...

Глаза матери вновь наполнились тревогой. Она спросила:

—Что-нибудь опасное?

—Нет, но... в правом боку есть подозрительная вещь. Становится ясным, что его мучит.

Последние слова знахарки вселили в Батыра уверенность, что она, эта старуха, избавит его от болезни. Сумела же она нащупать её у него!

—Боссан-эдже, вы узнали, от чего страдает мой мальчик, и я верю, что исцеление придёт также от ваших рук, — сказала Дурсун, умоляюще глядя на знахарку.

Польщённая похвалой, старуха расплылась в улыбке; в глазах её загорелся огонёк какой-то ей одной известной надежды. Она нагнулась и сердито постучала кулаками по полу кибитки.

—Уходи, болезнь, в горы! Уходи в камни! Уходи навсегда!

—Дай бог, чтобы было так... — вздохнула мать.

Знахарка вновь задумалась, теперь уже приложив ладонь

ко лбу. Батыр одёрнул рубаху и сел. Он намеревался спросить у старухи, чем можно излечить болезнь, но мать опередила его.

—Какое же лекарство ты нам составишь, Боссан-эдже?— спросила она.

Старуха с минуту молчала, шевеля бровями.

—Лекарство твоему сыну не нужно, — наконец сказала она и загнула на руке один палец. — У него нет язвы, чтобы понадобилось моё снадобье. — Она загнула второй палец. — У него в боку ветер, — закончила знахарка и сразу же разогнула оба пальца с таким видом, словно именно от них зависело выздоровление Батыра.

—Что же это за болезнь — ветер? — спросила мать.

—Да, душа моя, ветер...

—Как понимать эту болезнь, Боссан-эдже?

—От ёрзанья в животе у него затаился ветер, он-то и причиняет боль.

—Есть ли средство против такой болезни?

—Единственное средство — прижечь.

У Дурсун дрогнули губы, на глазах показались слёзы.

—Прbже-е-ечь?.. — переспросила она.

—Прижечь!

Несколько раз произнесённое слово «прижечь» заставило Батыра сжаться в комок. Как-то вдруг, сама собой, пришла на память карикатура из журнала «Токмак». На странице была изображена огромная, толстая женщина и маленький мальчик перед нею. Женщина-знахарка прижигала мальчику лоб. Батыр так всё это ярко себе представил, словно сам был на месте бедного мальчика. Он, как попавший в капкан заяц, забился в угол, дрожа от охватившего его ужаса.